Генри Каттнер - Перекресток столетий Страница 2

Никогда раньше он не говорил такое. Она с нежностью прикоснулась к его руке, и он словно вернулся к ней издалека.

— С этим покончено. Прошлое мертво. Настоящее принадлежит нам.

Было слышно, как монахи исполняли гимн радости и благодарности.

На следующий день после полудня она заметила Тирелла в глубине коридора. Подбежала. Тирелл стоял на коленях над телом монаха, и когда Нерина окликнула его, вздрогнул и встал с выражением ужаса на побледневшем лице.

Нерина опустила взгляд и тоже побледнела. Монах был мертв. На горле у него виднелись синие отметины, голова была неестественно повернута очевидно, ему свернули шею.

— По… позови Монса, — Тирелл это сказал неуверенно, так, как если бы находился в самом конце векового цикла.

Появился Монс, взглянул на покойника и оцепенел.

— Сколько веков, Мессия?.. — спросил он дрожащим голосом.

— Со времени последнего убийства? Веков восемь, если не больше. Монс, ведь никто, никто теперь не способен на такое…

— Да, — ответил Монс. — Насилие… оно исчезло. — Внезапно он рухнул на колени. — Мессия, верни нам мир! Дракон злобы возродился из прошлого!

Тирелл выпрямился, воплощение бесконечного смирения в белоснежной тунике. Он поднял глаза к небу и стал молиться.

Испуганный шепот пронесся по монастырю. Кто сомкнул руки на шее монаха? Ни одно человеческое существо не было способно на убийство. Как сказал Монс, насилие исчезло.

Слухам не позволили выйти за стены монастыря. Битву со злом следовало вести в тайне, чтобы не нарушать покой на планете. Но слух все-таки возник: на Земле возродился Антихрист.

И чтобы найти опору, все обратились к Тиреллу, к Мессии.

— Восстаньте против зла, — говорил он, — вспомните о любви, спасшей человека, когда ад царил на Земле две тысячи лет назад.

Ночью, лежа рядом с Нериной, он стонал во сне и пытался ударить невидимого противника.

— Сатана! — закричал он и, содрогнувшись, проснулся.

Нерина привлекла его к себе, обняла и держала в объятиях, пока он снова не заснул.

Однажды она пришла вместе с Монсом к Тиреллу, чтобы сообщить ему о новом ужасном событии. Нашли еще один труп — свирепо исполосованного острым ножом монаха. Открыв дверь, они увидели Тирелла, сидящего за низким столиком. Он молился, глядя, как зачарованный, на окровавленный нож, лежавший перед ним на столе.

Монс шумно, с трудом, вдохнул воздух, резко обернулся и вытолкал ее за дверь.

— Подождите здесь, ради Бога. Подождите меня здесь. — И раньше, чем она успела что-нибудь сказать, захлопнул дверь: было слышно, как в замке повернулся ключ.

Она осталась перед дверью и стояла так, без единой мысли, очень долго.

Наконец Монс вышел.

— Все в порядке, — сказал он. — Но я хочу, чтобы вы выслушали меня. — Он застыл в молчании, потом попытался продолжить. — Благословенная Господом… — и снова это затрудненное дыхание. — Нерина… Я… — он странно засмеялся. — Удивительно, но я не могу говорить с вами, если не называю вас Нериной…

— Что случилось? Пустите меня к Тиреллу!

— Нет, нет… Теперь ему лучше. Нерина… он болен.

Она зажмурилась, пытаясь понять. Она продолжала слушать Монса, чувствовавшего себя неловко, но говорившего все более и более решительно.

— Эти убийства… Их совершил Тирелл.

— Это неправда! Вы лжете.

Монс ответил почти грубо:

— Откройте глаза. Выслушайте меня. Тирелл — человек. Удивительный, великий, бессмертный, но все же не Бог.

— Я знаю это!

— Вы должны помочь нам. И вы должны понять все. Бессмертие — результат генетического нарушения. Мутация. Раз в тысячу лет, может быть, в десять тысяч лет, рождается бессмертный. Его тело постоянно обновляется, и он не стареет. А вот сознание дряхлеет.

— Тирелл всего три дня назад пересек бассейн молодости!

— Бассейн молодости — это всего лишь символ, Нерина, и вы знаете это.

— Да, конечно. Подлинное возрождение наступает только после того, как вы помещаете нас в эту машину. Я помню.

— Эта машина… — сказал Монс. — Если бы ее не применяли каждое столетие, вы и Тирелл уже давно стали бы слабоумными. Машина очищает сознание таким же образом, как это происходит с электронным мозгом, когда его освобождают от лишних записей в памяти. При этом мы меняем некоторые воспоминания — не все, разумеется. Сохраняем только то, что необходимо свежему и ясному уму.

— Зачем вы мне это говорите?

— Новые воспоминания, которые мы даем сознанию, создают новую личность, Нерина.

— Новую? Но Тирелл ведь остается все тем же.

— Не совсем. Каждое столетие он немного меняется — по мере того, как жизнь становится лучше, а мир — счастливее. И ваше сознание, Нерина, возрождалось три раза, и вы уже не та, что были… Я говорил с Тиреллом, и, думаю, произошло следующее. Мы полагали, что «стирая» из памяти Тирелла воспоминания, уничтожаем первоначальную личность. Теперь же мне кажется, что этого не происходило. Основа его личности оказалась скрытой под более поздними наслоениями. Ее подчиняли, загоняли каждый раз так глубоко в в сознание, что она просто не могла выйти на поверхность. Она, фактически, оказывалась в подсознании. И это происходило каждое столетие. Двадцать раз. В результате — более двадцати личностей Тирелла оказались погребенными в его сознании. Естественно, что сосуществование такого количества личностей не позволяет ему сохранить свое психическое равновесие. А теперь что-то страшное выползло из тайников его души.

— Белый Христос никогда не был убийцей!

— Да, конечно. Даже самая первая его личность двадцать веков назад должна была быть очень благородной, сильной и доброй, чтобы принести мир Земле. Но иногда в подземельях сознания может что-то измениться. Какая-то из многих погребенных личностей могла быть… с изъяном.

Нерина оглянулась на дверь.

— Мы должны полностью убедиться в этом, — сказал Монс. — Мы можем изменить Мессию и таким образом спасти. Начать нужно немедленно. Молитесь за него, Нерина…

Он остановил на ней смятенный взор, затем повернулся и быстро удалился. Через несколько минут она услышала легкий шум: два монаха застыли у обоих входов в коридор.

Она открыла дверь и вошла в комнату Тирелла.

Окровавленный нож на столе… Темный силуэт перед окном… Пылающее синее небо…

— Тирелл! — неуверенно позвала.

Он обернулся.

— Нерина, о, Нерина!

Его голос остался прежним: нежность, спокойная сила.

Она бросилась в его объятья.

— Я молился, — сказал он, склонив голову на плечо Нерины. — Монс сказал мне… Что я сделал?