Крис Бекетт - Во тьме Эдема Страница 21

— Гарри спал со своими сестрами, — добавил Ступ, — и…

— Но Томми говорил, что мы должны помнить: нельзя спать с сестрами, — перебила его Джела, — а также с дочерями и даже двоюродными сестрами, по крайней мере, если есть другие женщины.

— У Сьюзи родились две дочери, Кейт и Марта, обе выжили. Клэр родила трех дочерей: Тину, Кэнди и Джейд, — продолжил Митч.

— Люси родила трех дочерей: Люси-младшую, Джейн и Анджелу. Гарри был отцом их всех, так что он наш Второй Отец. Как и Томми, он наш общий предок.

Я зевнула, Джон тоже зевнул, а за ним и Джерри.

— Гарри пришлось спать и с этими девицами, — вещал Митч, — хотя они были его дочерями, и у них родились Дженни, Мэри и… и…

Его старое сморщенное рыло летучей мыши исказил страх. Митч забыл! Порвалась нить, связывавшая заветные воспоминания прошлых лет! Он не мог вспомнить следующее имя в списке.

Но тут Митч просиял. Ну конечно же, конечно!

— У них родились Дженни, Мэри и Митч…

Старый дурак. Забыть самого себя! Старики добродушно посмеялись над Митчем. Большинство молодых даже не улыбнулись.

Меня же почему-то разобрал смех. Он прозвучал громко и резко. Джон удивленно воззрился на меня и тоже расхохотался, за ним, разумеется, Джерри, а там и все остальные новошерстки, собравшиеся вокруг поляны.

Старый Митч услышал наш смех и повернулся к нам. В его слезящихся, широко раскрытых, слепых глазах читалось страдание.

— Вам, новошерсткам, смешно. Вы смеетесь над нашей памятью. Однако не забывайте, что я ваш прадед, и хотя я старый-престарый, мне сто двадцать лет, но я стою сейчас перед вами. И вот что я вам скажу…

Он закашлялся, захлебнулся слюной, и одной из помощниц пришлось похлопать его по спине, чтобы Митч смог продолжать.

— И вот что я вам скажу, — выдавил он, — когда я был молодой, вот как вы, я тоже знал одного старика. Отца моего отца, деда моей матери. Он стоял передо мной, как я сейчас перед вами. И — послушайте меня! — этот старик, мой дед, был тот самый Томми, прилетевший с Земли. Я видел его, трогал его, пришельца из другого мира, с других звезд!

Слезы досады текли по щекам Митча. Он понимал: что бы он ни сказал, как бы ни угрожал нам, но скоро он умрет, а за ним и наши деды, и родители. И вот тогда уже мы будем решать, помнить нам Истинную Историю или забыть навсегда.

— Я видел и трогал Томми, — едва не рыдал старый Митч. — Подумайте об этом, прежде чем смеяться надо мной! Подумайте об этом!

На него было до того больно смотреть, что я отвернулась. Кое-кто из молодежи вокруг меня плакал от стыда за то, что они смеялись над Митчем. Мне тоже стало стыдно, но одновременно я злилась на себя за то, что позволила старому хрычу себя разжалобить. Клянусь сиськами Джелы, уж он-то и остальные двое никогда не щадили ничьих чувств! Они грубо разговаривали с детьми. Называли нас невеждами. Пихали и толкали, как будто мы вещи.

— У них родились Дженни, Мэри, Митч и… — напомнила Джела. Она тоже соскучилась и устала, и когда Митч не ответил, продолжила за него: —…Ступ, Лу и Джела, и… — Она перечислила остальных из двадцати четырех братьев и сестер своего поколения. — …и Питер, — задыхаясь, договорила она. — Мы стали родоначальниками первых семи групп в Семье и построили большую изгородь. И мы — последние, кто знал Томми, который прилетел с Земли, поэтому вы должны запомнить нас.

Наконец-то Старейшины закончили. Помощницы усадили их на землю, подложив под спину старикам покрытые шкурами бревна, и начались отчеты разных групп. Вожаки один за другим рассказывали обо всем, что случилось у них в группе за год, прошедший со дня сто шестьдесят второй Гадафщины: сколько детей появилось на свет, сколько человек умерло, сколько девушек забеременело, сколько было больших охот. Тоска зеленая. Одни только чертовы Мышекрылы минут двадцать распинались, как срубили красносвет и напихали в жилы семян белосвета в надежде, что он вырастет на месте красного.

— Ну и ну! — прошептала я Джону. — Ничего себе! Кто бы мог подумать!

Джон улыбнулся. Заметив это, Джерри тоже расплылся в улыбке.

Из леса вышли двое охотников из группы Лондонцев, а значит, теперь не хватало только четырнадцати человек. Четырнадцать Бруклинцев еще не вернулись с охоты в Альпах.

— А теперь поговорим про Грамму для Совета, — объявила Каролина, выслушав последний отчет.

Вожаки принялись предлагать вопросы, которые хотели бы обсудить: в Большом озере становится все меньше рыбы, в полумиле от Мышекрылов видели леопарда, Синегорцы и Звездоцветы поспорили из-за деревьев, Лондонцы просят Синегорцев подвинуться дальше в сторону Синих гор, а то Лондонцам совсем тесно…

— Мы поможем вам перенести изгородь, — пообещала Джули, вожак Лондонцев. — Вам не придется все делать самим. Но наша группа растет.

— Это ты постарался, да, Джон? — прошептала я. — Благодаря тебе Лондонцев станет больше. Благодаря тебе и этой Марте.

Джон скорчил гримасу и показал мне язык. Я рассмеялась.

— Мы поможем разобрать изгородь и передвинуть ее подальше, — повторила Джули.

— Нет уж, — возразила Сьюзен, вожак Синегорцев, круглая, плотная и непробиваемая, как Ком Лавы, — мы в поте лица обживали поляну, строили шалаши, чтобы группе было удобно. С чего это мы должны отдавать ее вам?

— Я все понимаю, но мы тоже не виноваты, что оказались в середине Семьи. И другого леса у нас нет, перебраться нам некуда.

— Так разделите группу на две части, и пусть новая поселится за Синегорцами. Мы, между прочим, тоже на сто сороковой Гадафщине создали группу Звездоцветов.

Тут Каролина остановила спор.

— Это обсудим на Совете. А сейчас мы просто говорим про Грамму. Что еще в нее нужно включить?

Неподалеку от нас с Джоном какие-то малыши подняли возню, принялись гоняться друг за другом, шныряя среди ног взрослых.

— Мяса стало мало, — пожаловался старый слепой Том Бруклин, единственный вожак-мужчина. — Не хватает мяса, фруктов, семян, пеньковицы.

— И как нам быть? — спросила Каролина. — Что ты предлагаешь обсудить?

— Помнится, на сто сорок пятой Гадафщине мы нашли хорошее решение, — ответил Том, — закрыли Школу.

Том имел в виду, что до сто сорок пятой Гадафщины детишки от шести до двенадцати лет учились в Школе. Каждый день они собирались на Поляне Круга, а кто-то из взрослых, так называемый Учитель, рассказывал им про письмо, счет, всякие земные штуки, которых у нас нет, и так далее. Но на сто сорок пятой Гадафщине было решено, что мы не можем себе позволить освободить детей от охоты и собирательства. Так что теперь большинство молодежи не умеет писать, а что до нашей истории, то Семья полагается на память и пересказы на Гадафщинах. Когда решили закрыть Школу, на Совете вроде бы вспыхнул жестокий спор, какого еще не бывало.