Святослав Логинов - Филолог Страница 21

Верис тоже повернулся к морю, стараясь понять, что разглядывает сосед, но там не обнаружилось ничего, достойного внимания. Сидящий ничего не разглядывал, никуда не смотрел, он взирал. Взор, ни на чём не задерживаясь, бездумно скользил по воде. И такое же бездумное довольство царило в мозгу аристократа. На Верисово приветствие он не ответил, кажется, вообще не заметив, что рядом кто-то стоит.

Форсировать общение Верис не стал, памятуя, что обещал главному не устраивать облома. Оставалось ждать. Ведь не может же сосед сидеть в кресле круглосуточно!

Ждать пришлось около получаса, так что Верис успел вконец измаяться (шатался по веранде как маятник — и измаялся) и осознать простую истину: даже в новейшую эпоху время не течёт равномерно, а ускоряется и замедляется в зависимости от восприятия. Во всяком случае, в жизни Вериса ещё не бывало столь долгого получаса.

Наконец (когда полчаса доползли до конца), на веранде появились два человека, занятые чем-то осмысленным. Перед аристократом поставили стол, принесли тарелки, бокал и графин с прозрачной жидкостью, кажется, фруктовым соком. Сидящий оживился, придвинул графин, понюхал и довольно заурчал.

Ещё через пару минут служители вернулись с большим блюдом, над которым курился ароматный пар. Это была настоящая еда, не чета той полусъедобной массе, что запихивал в себя раб!

Вынырнув из нирваны (нырваны?) сидящий приступил к трапезе. Он чавкал, чмокал и довольно всхрюкивал, уминая незнакомое Верису кушанье. Со стороны вид жующего представлялся отвратительным (хотелось отвернуться), но при этом едок излучал мощнейшую волну счастья и довольства.

«Ням-ням! Ух, ты! Вкуснотища!.. Чаф-чаф Во, кайф!»

Сидящий за столом оказался могучим телепатическим индуктором. Верис разом ощутил, как по всей округе тысячи людей жуют сейчас вонючие дрожжи, захлёбывая тухлой водой, но каждому чудится, что он вкушает изысканные яства: «Ням-ням, чаф-чаф Вкуснотища!»

Перед Верисом сидел вовсе не перекормленный бездельник, а жрец, жрущий от имени всех людей, человек, благодаря которому народ счастлив. «Чаф-чаф, во, кайф!» — а без жреца случится общий облом. Счастье, это когда можно чавкать совместно, — счавстье

Верис подошёл к служителю, ожидавшему возле дверей, и спросил:

— Где могу поесть я?

— Вы желаете кушать отдельно или вместе с остальными чистыми? — неожиданно разумно отозвался служитель.

— Вместе со всеми.

Вместе — там же, где и остальные, но вовсе необязательно то же самое или, например, из одной миски.

Завтрак у чистых уже заканчивался. Никто из собравшихся мужчин и женщин не обратил внимания на Вериса, да и друг на друга они не смотрели. Каждый был поглощён едой и поглощал еду, прислушиваясь лишь к ощущениям гурмана, чавкавшего на веранде. Очевидно, так было вкуснее.

Верис не стал подключаться к общему экстазу, ел, как придётся, и исподтишка разглядывал семь пар чистых, к которым он отныне причтён. Властители рабских дум, каждый из них, несомненно, обладал талантом, умел гениально наслаждаться жизнью и во всей полноте передавать свои ощущения тем, кто был лишён возможности вкусно есть, мягко спать, радостно трудиться и удобно отдыхать в реальной жизни. Но сейчас за всех старался жрец, и в общей столовой сидели ничем не примечательные люди.

После завтрака приступили к работе и другие чистые. Упитанный здоровяк с редкостно простодушным выражением широкой физиономии, засучил рукава, подошёл к куче камней, наваленной перед жилищем, с удовольствие оглядел её и начал перетаскивать камни под соседнее дерево. Судя по вытоптанному следу, завтра камни будет возвращены обратно. Казалось бы, тупая, бессмысленная деятельность. Хочешь, чтобы человек сошёл с ума, заставь его впустую перетаскивать камни: сегодня — туда, завтра — обратно. Но здесь воплощённый Сизифов труд обретал глубокий смысл. Возня с камнями доставляла здоровяку наслаждение, он любовался своей силой и радовался ей.

«Ого! Ого-го! Во, как! Ух, ты!» — в такт немудрящему ликованию могучего дурачка приступили к труду сонмы рабов и работников. Сгребали водоросли, копали землю, укладывали кирпичи, добывали в древних развалинах металл, перековывая обломки таинственных машин на простые инструменты. Каждый делал то, чему обучен, но всех подгонял и вдохновлял дурачок, бесцельно таскавший камни. «Ого! Ого-го! Ух, ты!» — ритм радостного труда не позволял снизить темп, остановиться, устроить перекур. «Ого! Ого-го!» — лучше предОхнуть, чем передохнУть! А перекур — потом, когда будет перетаскана строго отмеренная доза камней.

Перекур — слово не такое простое, как может показаться. Слитный предлог «пере» имеет немало значений. «Образование предложных слов с предлогом пере, так обширно, — сообщает Владимир Даль, — что полноты их нельзя требовать даже от словаря, но они большей частию понятны по себе». Значит, изволь понимать по себе. Вот слово «перекус» — небольшая еда, закуска, перехватка. Аналогично и перекур — краткий отдых для восстановления сил, но отдых не простой, а в особом помещении, где в курильницах тлеют благовония, позволяющие усталому человеку быстрее прийти в норму. Своеобразная форма аромотерапии. Обычай этот ушёл в прошлое, но прежде он существовал, и язык об этом помнит.

«Ого! Ого-го!»

Двое качков отправились на специальную площадку и приступили к тренировке.

— Оп-оп! Ха! — доносилось оттуда.

Без этих условных бойцов солдаты-попрыгунчики утратили бы половину своей бодрости, а на одной свирепости, как известно, далеко не упрыгаешь.

Как известно — не просто извлечение из вести, но знание несомненное, твёрдое, произвесткованное. Каламбуры тоже не говорятся просто так, но содержат скрытый смысл.

Ещё один мОлодец — Оп-оп! — бодро рысил по берегу, и в такт ему — Оп-оп! — поспешали хромые и усталые, но бегущие по разным надобностям. Какое может быть плоскостопие, откуда мозоли, если чистый побегун получает истинное удовольствие от беготни? И люди мчались, не замечая одышки и колотья в боку.

— Оп-оп! Во, кайф!

Общество жило, трудилось и наслаждалось счастьем.

Насытившийся жрец совершал променад вдоль бережка, безо всяких оп-оп, чтобы не растрясти животик и не нарушить пищеварения. Скоро обед, и к этому времени надо нагулять аппетит. К тому же, на нём не только функция поглощения, но и противоположная тоже. Если не он, то кто будет громко, на всю страну петь по утрам в клозете?

О, кайф!

Лишь четыре человека, двое мужчин и две женщины не занимались ничем осознанным. Дамы перещебетывались на птичьем языке, состоящим из хихиканья, междометий и нескольких английских изражений: гламур, шик (или шит? — Верис не разобрал), чао бамбино и, почему-то, козёл.