Роберт Рэнкин - Мир в табакерке, или чтиво с убийством Страница 21

Что меня смущало относительно вечеринки – это как все, кто собирался прийти, уместятся в доме Т.С. Давстона. В конце концов, это было самое стандартное строение, две комнаты наверху, две внизу, сортир во дворе и дворик два на два метра. Т.С. Давстон жил через шесть домов от нашего, на солнечной стороне улицы.

И все же я был уверен, что он знает, что делает.

И он, конечно, знал.

Сейчас, оглядываясь назад через все прожитые годы, я не могу поверить тому, что тогда не понял, к чему это приведет. Были причины задуматься, и все достаточно очевидные. Неожиданно доставленный с нарочным пакет, адресованный моим родителям, в котором были два бесплатных билета на представление «Черно-белых менестрелей» вечером в пятницу, и еще чеки на ужин на двоих в ресторане на Пикадилли. Тот факт, что Т.С. Давстон попросил ключи от нашего сарая – у него, дескать, «не хватило места для нескольких ящиков пива». «Типографская опечатка» на приглашениях, которые он раздавал, где в адресе вечеринки был указан номер моегодома.

Все самым очевидным образом указывало на то, что случится, но я каким-то образом ухитрился этого не заметить.

В шесть часов вечера в пятницу мои родители уехали на представление. Они сказали, чтобы я их не ждал, потому что вернутся они не раньше полуночи. Мы распрощались, и я поднялся в свою комнату, чтобы заняться подготовкой. Через пять минут позвонили в дверь.

Я, шаркая, спустился вниз и открыл дверь. За дверью стоял Т.С. Давстон.

Он выглядел настоящим франтом: волосы расчесаны на прямой пробор, чистая рубашка от Бена Шермана с пуговичками на воротнике и узкий кожаный галстук. Его пиджак был узок в плечах, но с широченными лацканами. Костюм дополняли начищенные на носках ботинки солидного размера.

Я радостно ухмыльнулся, увидев его, и он ответил мне взглядом, полным непередаваемой скорби.

– В чем проблема? – спросил я.

– Случилось страшное. Можно войти?

– Конечно.

Я провел его в гостиную, и он рухнул на наш потрепанный диван.

– Кошмар, – сказал он и закрыл лицо руками.

– Что такое?

– Мама и папа. Только что приходил доктор. Они слегли. У них чесотка Люгвилера.

– Боже мой! – сказал я, насколько я помню, первый раз за день. – Только не чесотка Люгвилера.

– Чесотка Люгвилера, – повторил Т.С. Давстон.

Я состроил гримасу, которая должна была означать «погоди-ка!». И услышал, как мой язык произносит:

– Так ведь чесотка Люгвилера – это воображаемая напасть из книжки Джека Венса.

– Точно, – сказал Т.С. Давстон.

– А… – сказал я.

– Так что вечеринка отменяется.

– Отменяется? Ее нельзя отменять. Я уже костюм сделал. Он стильный и все такое.

– Я собирался одеться Парнеллом. Но какая разница, раз все отменяется.

– Какой облом, – сказал я. – Какой облом.

Т.С. Давстон печально кивнул.

– Печальнее всего потеря престижа. Я имею в виду, что вечеринка повышает твой авторитет. Если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду.

– Понимаю, – сказал я. – Авторитет – это все.

– Ну и вот: я облажался. Я стану мишенью злых шуток. Все почести, которые могли бы быть моими: их нет и не будет. Лучше бы мне сквозь землю провалиться.

– Должен же быть какой-нибудь выход, – сказал я. – А больше негде устроить вечеринку?

– Если бы, – Т.С. Давстон почесал нос. – Если бы у меня был верный друг, у которого бы никого не оказалось дома сегодня вечером. Я бы не возражал, чтобы ему досталась вся слава, и чтобы у него повысился авторитет. По крайней мере, я бы не обманул ничьих ожиданий. Ожиданий всех этих красивых девушек. Которые сами упадут в руки хозяина вечеринки.

Наступила так называемая многозначительная тишина.

8

Виски, табак и буйные девки —

Вот что сведет тебя, парень, с ума.

Ну ясно, теперь-тоя все понимаю.

А что я мог сказать тогда? Тогда это казалось самым разумным решением. То есть это просто было самым разумным решением.

– Школьный зал, – сказал я Т.С. Давстону. – Можно снять школьный зал.

Если быя только так сказал. Но нет.

– Вечеринка здесь? – сказал Т.С. Давстон. – В твоемдоме?

– Самое разумное решение, – сказал я.

– Сначала надо бы спросить родителей.

– Они уехали, и их не будет до полуночи.

– Тогда решено. – Т.С. Давстон поднялся с дивана, пожал мне руку, подошел к входной двери и свистнул. И сразу же в дом хлынул поток парней, которых я никогда не встречал, нагруженных ящиками с пивом, коробками с едой и настоящим проигрывателем с пластинками.

В дом, из дома, снова в дом – они двигались, как хорошо тренированные рабочие. Т.С. Давстон знакомил меня с ними, когда они пролетали мимо.

– Джим Пули, – говорил он. – А это Джон Омолли, а это Архикороль, а там – Малыш Дейв.

– Где? – спросил я.

– Здесь, внизу, – ответил Малыш Дейв.

– А, привет. Они без костюмов! – шепнул я Т.С. Давстону.

– Ты тоже.

Это была правда. И в этом была вся проблема. Если вечеринка будет в моем доме, каким образом я смогу сделать так, чтобы мой театральный выход произведет наибольшее впечатление?

– Может, тебе лучше переодеться? – спросил Т.С. Давстон.

– Да, но… ведь…

– Слушай, – сказал Т.С. Давстон. – Ты – хозяин вечеринки, и я думаю, у тебя должен быть шанс произвести впечатление своим появлением.

– Я как раз об этом и думал.

– Тогда иди наверх, к себе, и приготовься. А я здесь займусь подготовкой, и когда все придут, я поднимусь к тебе, и тогда ты произведешь действительносильное впечатление. Как тебе такой план?

– Отлично, – сказал я. – Ты настоящий друг.

– Я знаю. – Т.С. Давстон отодвинул меня в сторону.

– Сигареты на кухню, – сказал он одному из своих подсобных рабочих. – Там я устрою свою лавочку.

И я поднялся к себе.

Мне не понадобилось много времени, чтобы приготовиться. Я опробовал несколько живописных поз перед большим зеркалом и уселся на кровать, прислушиваясь к тому, что происходило внизу.

Снизу всплывали звуки, срывающиеся с пластов новейших подростковых вокально-инструментальных ансамблей, которые вертелись на проигрывателе со скоростью сорок пять оборотов в минуту.

И хотя тогда я этого не понимал, в этот момент я творил историю. Видите ли, в пятидесятые годы такого понятия, как «подростковая вечеринка», просто не существовало. Парней призывали в армию в тринадцать лет и не выпускали в народ, пока им не исполнялось двадцать. А в это время их уже считали ответственными гражданами.

Мое поколение, появившееся в результате демографического взрыва после войны, на год опоздало к призыву, и теперь, когда у нас еще никогда не было настолько хороших продуктов и всего прочего, мы буквально изобрели подростковую вечеринку.