Олег Дивов - Молодые и сильные выживут (сборник) Страница 22

– Кого это – всех?

– Ну… Кроме людей. Странно, а чего это она одна? Их две таких было. Вторая с ней ходила такая же, правда, больше раза в полтора.

– Такой же расцветки? – уточнил Гош, присаживаясь рядом с Беллой и запуская руку ей под брюхо. Белла сумрачно разглядывала Родионова.

– Один в один. А ты чего там нашарить пытаешься? Вымя?

– Идиот… – прорычал Гош. – Ну вот, сбил меня…

– Да в чем дело-то?

– Да не знаю я!

– А-а… – протянул Родионов понимающе. – Извини, пожалуйста. Со мной тоже бывает. Делаешь что-то на автомате из прошлой жизни, и тут как ляпнут под руку – все, ушло. Зачем делал, чего хотел – совершенно непонятно. Правда, извини. Я не нарочно. А ты, значит, в собаках понимаешь что-то. Оч-чень ты, старик, профессионально ее трогал. Да и вообще, она ведь людей-то к себе не того… Мы ее прикормить сколько раз пробовали – ни в какую. Самостоятельная псина. И этот, здоровый, он вроде как при ней был. Слушался.

– Когда ты его видел в последний раз?

– Неделю где-то. Или две, не помню.

– Бедная ты моя девочка… – пробормотал Гош.

– Себе возьмешь? – спросил Родионов с нескрываемой завистью. – А что тут вообще было-то?

– Дралась она. Против десятерых в одиночку. Я едва-едва успел. Конечно, попробую уговорить пойти со мной.

– Счастливый, – вздохнул Родионов. – Ладно, я парням скажу, они рады будут. Мы все за нее очень переживали. Непростая ведь псина. Что за порода-то?

– Помнишь рекламу «Педигри»? Самую первую?

Несколько секунд Родионов сосредоточенно глядел куда-то в приборную доску.

– Пора мне, – сказал он вдруг. – А то они волнуются.

– Спасибо, что приехал, – кивнул Гош. – Всегда так?

– Считай, что всегда, – уклончиво ответил Родионов.

– Я хотел спросить… Чуть не забыл. На вашей заставе учет какой-нибудь ведется?

– Кого? – хмуро спросил Родионов, думая о своем.

– Прибывших.

– Ага. С сегодняшнего дня прямо и начнем.

Гош отпустил загривок Беллы, подошел вплотную к приземистому красному родстеру и сел на корточки рядом с открытым настежь окном, в котором угрюмо насупился Родионов.

– В чем дело, старина? – спросил Гош негромко. – Я какую-то глупость сморозил?

– Так что за порода? – поинтересовался Родионов, не поворачивая головы.

– Бернская овчарка.

Родионов уныло кивнул.

– Ничего я не помню, Гош, – сказал он горько. – Ни-че-го-шень-ки. Я ж тебе сказал – полный идиот. Вот зачем у меня кольцо на пальце – это помню. А где она может быть сейчас…

– А я не знаю, где мое кольцо, Рэдди.

– У тебя что, тоже?.. – встрепенулся Родионов.

– Я безумно гордился этим кольцом, – сказал Гош очень тихо. – Куда я его дел? Его могли снять с меня только с мертвого, понимаешь? Я не променял бы его даже на жизнь.

– Ну что за глупости, старик… Кольцо – это символ, да… Но не до такой же степени.

– До такой. Вот именно до такой. Рэдди, я проснулся тридцать пять дней назад. И каждый день я плачу, как ребенок, у которого пропала мама. А на прошлой неделе вспомнил, что у меня была жена, самая прекрасная женщина на свете. И поехал сюда. И теперь уже не знаю – может, не плакать больше? Может, сразу застрелиться?

– Перестань, Гошка. Все плачут. Все хотят с собой покончить. Каждый. Каж-ж-дый. У нас вся застава по утрам ходит с красными мордами и друг на друга не смотрит. А мы-то проснулись кто в начале лета, а кто и весной… Некоторые помнят, что у них дети были… Ты, главное, ищи. Ты плачь и ищи. Мы все ищем. Каждый как может, так и ищет. Иначе нельзя. Иначе ведь никакого выхода, да?

Белла ткнулась мокрым носом в дрожащую щеку Гоша и вздохнула.

– А у нее вот мужика убили, наверное, прямо на глазах, – предположил Родионов.

– Она собака, – помотал головой Гош. – Она умеет забывать.

– Мы тоже.

– Не так быстро. И потом, я не хочу забывать, понимаешь? Я фамилию свою забыл, я не помню, где был мой дом, чем я занимался, тоже не помню. Но любовь… Я не забуду. Ты не забудешь. Нам же тогда жить будет незачем, Рэдди. Окончательно незачем.

– Вот поэтому и нужно искать, – сказал Родионов твердо. – Знаешь, Гош, мне действительно пора. То есть я уже на подходе доложил, что все нормально, когда тебя увидел, но тем более мне нужно обратно.

Гош потер ладонью глаза.

– Еще раз спасибо, что приехал. Но ты мне не сказал. Что значит – «считай, всегда» и «с сегодняшнего дня»?

– Ты первый, кого мы пропустили. Единственный проснувшийся, который пришел с нашей стороны. И, по-моему, двадцать пятый, кто вообще пришел. Или двадцать шестой.

– Ясно, – вздохнул Гош. – Эта антенна у тебя, это рация?

– Да. Тебе дадут. В Кремле дадут. Поезжай в Кремль прямо сейчас, там все тебе расскажут, что захочешь, и все дадут. У нас каждый человек на вес золота, ты же понимаешь. Даже такие, как я.

– Какие? – усмехнулся Гош.

– А такие, что в ноль, – не очень ясно, но вполне понятно высказался Родионов. – Зомби.

Гош закусил губу, чтобы сдержать улыбку. Уж на кого Родионов не походил, так это на зомби. Эмоции из него перли во все стороны.

– Ты небось заставу строил? – поинтересовался Гош, надеясь если не польстить однокласснику, то хотя бы переменить тему.

– Не-а. Понятия не имею, кто ее строил. Она была уже. И техника стояла. Откуда взялась… Тоже загадка, Гош. Все подъезды к городу закупорены. Даже наверху, на Кольцевой, все проемы в отбойнике завалены. Как будто здесь кто-то оборону держал. И не пехоту ждал, а танки. Короче, армию.

– Ты, я надеюсь, армию не ждешь? – осторожно спросил Гош.

– Почему? Вдруг припрется.

– Военные мертвы, Рэдди. Все. Поверь хотя бы на слово. Я видел. Я проехал несколько городов и везде первым делом совался в войсковые части. Кругом истлевшие трупы в погонах. И знаешь, Рэдди… Очень истлевшие. Чересчур. А оружейные комнаты вскрыты, причем грубо. И разграблены. Как ты думаешь, сколько мы проболтались без понятия о себе? И чем мы занимались в это время?

– Я не пытался считать, – вздохнул Родионов. – Но с такой информацией тебе, честное слово, обязательно нужно в Кремль. Тебя ждут давно.

– Не понял? – удивился Гош.

– Не знаю, чем занимался я, пока спал. Но чем занимался ты, я в курсе.

– Совсем не понял… – упавшим голосом повторил Гош.

– Ты несколько раз появлялся у нашего поста. Стрелял по нас из этой своей штуковины, требовал, чтоб пропустили, и крыл матом всех московских и Бориса в отдельности. Мы уже совсем было собрались тебя пристрелить, но Борис запретил. Сказал, что нужно ждать, что ты обязательно проснешься, и тогда уж выяснится, откуда ты его знаешь и за что вообще так не любишь москвичей.