Александр Громов - Тысяча и один день Страница 23

Пусть это неправда. Пусть на самом деле Анастасию Шмалько разорвала пронесенной на теле бомбой самоубийца-одиночка, индуистка, у которой отняли мужа. Ну и что?

Белая кошка, насытившись, мяукнув пару раз и убедившись, что никто не почешет ей за ухом, теперь спит на коленях у хозяйки, свернувшись уютным клубком. Моя пленница не шевелится. Не может быть, чтобы за это время у нее не зачесалось что-нибудь или не затекли примотанные к подлокотникам руки, а поди ж ты – не жалуется. Ну-ну, валяй дальше. Не то удивительно, что она меня презирает – это как раз нормально, – а то, что она не попыталась вырваться, когда я перехватывал ее, вылезая из машины, и не подняла крик. Для шока была, пожалуй, чересчур спокойна. Нет, это не шок... Что же тогда – умная?..

Если да, то это значит только, что мои неприятности отодвигаются на некоторый срок.

Стоп! А не кретин ли я?

Он самый. Ясно, что федеральная безопасность давно интересовалась телепортирующим эксменом. Байки байками, а бдительность бдительностью, особенно если персонаж расхожих легенд – угроза всему мировому порядку, пусть на первый взгляд угроза вполне химерическая. Ясно, что в какой-то момент я попал под подозрение и меня ненавязчиво пасли, не форсируя события раньше времени. Ясно также, что явившаяся за мною холеная дама попросту спровоцировала меня – она НЕ ЗНАЛА, кто стоит перед нею: искомый уникум или пустышка. И я сам – сам! – сыграл ей на руку, поддавшись постыдной панике, нырнув в Вязкий мир прямо на ее глазах... вместо того чтобы до конца изображать заурядного эксмена Тима Молнию... никакая медицина меня не расколола бы... О идиот! Хотя... что я могу знать о внутренних методах Департамента федеральной безопасности? Даже я придумал бы, как заставить клиента очень-очень сильно ЗАХОТЕТЬ телепортировать...

Как всегда, вслед за сделанной глупостью спешат оправдания. Вряд ли они мне помогут.

Когда же мною заинтересовались?.. После того боя с Саблезубым? Или гораздо раньше – после того как я телепортировал на виду у банды подвыпивших юниц из тех, кого называют социально нестабильным контингентом? Всякий житель эксменских кварталов знает, что в одиночку лучше с ними не встречаться: хорошо, если только измордуют до кровавых соплей, а то ведь спустят с жертвы штаны и раздавят тестикулы, дабы эксменской сволочи неповадно было походить на производителя. Я видел результаты такой обработки – зрелище то еще. Да кто их не видел!..

Ударить женщину, хотя бы и отбиваясь, – преступление, а звать полицию почти бесполезно. Если патруль все же окажется поблизости и вмешается – бывают чудеса – или из-за ближайшего угла вывернет компания эксменов, готовая вступиться за бедолагу, – юницы с хлопками исчезают в разные стороны, диффундируя сквозь стены. Поди догони. Да только три года назад я диффундировал сам, не дожидаясь удара цепью. Неужели меня пасут еще с тех пор?..

Тогда почему за мной пришли только сейчас? Что изменилось, что заставило их форсировать события, имея в активе лишь подозрение?

Конечно, меня должны были взять еще там, в комплексе. По правде говоря, мои шансы уйти были ничтожны... а вот ушел. Выгадал несколько часов личной свободы – а что дальше? Пробираться вон из цивилизации, в тайгу, в горы, в малодоступные медвежьи углы, где, как говорят, еще живут натуральным хозяйством крошечные патриархальные общины, не приемлющие Путь Обновления, отгородившиеся от остального мира? Оттуда не выдадут – но ведь федералы, не поймав меня в течение нескольких дней, методично и планомерно перетрясут все труднодоступные убежища, на которые из-за их ничтожности власть пока не обращает внимания! И сам не спасусь, и других подставлю. Нет уж, хватит подстав...

Да и не удастся мне туда добраться, не о чем и говорить.

Что же делать? Приди, Вероника, вразуми загнанного зверя... он без тебя с ума сойдет. Приди и утешь, мне страшно.

Не идет. Может быть, разговор поможет успокоиться?

– Как тебя зовут? – вполголоса спрашиваю я пленницу, затем, спохватившись, вынимаю вату из ее ушей и повторяю вопрос. Я почти уверен, что ответом мне будет презрительное молчание, но, к своему удивлению, ошибаюсь.

– Не «тебя», убогий. «Вас».

– Тебе не стоит меня раздражать, – говорю я задумчиво. – Сейчас я твой хозяин, а не наоборот... пусть ненадолго. Как ты уже слышала, я по природе не убийца и не насильник, но не надо делать из этого далеко идущие выводы. Терять мне нечего, а вот с тобой случилась неприятность. Если хочешь благополучно выбраться из нее – не заставляй меня нервничать. Твое имя?

Запинка – и с натугой произнесенное:

– Иоланта.

– Так где же твоя подружка, Иоланта?

Молчание. Она и вправду умна, какой ей смысл отвечать на мои шпильки? В спальне одна кровать, узкая и неудобная для лесбийских забав, домашние тапочки – одни. Коробка из-под женского сексатора небрежно задвинута в угол. Только глупый не поймет, что никакой подружки нет, эта блондинка занимает коттедж одна. Более того, к ней не часто ходят гости.

Одинокая. Пожалуй, ей под тридцать, а значит, по закону она уже должна иметь хотя бы одного ребенка. Разве что редчайший неизлечимый случай бесплодия?.. Нет, вряд ли. Это нонсенс. Скорее всего ей не повезло: родила мальчика и, естественно, сдала его в питомник. Или даже двух мальчиков. По тому же закону коррекция пола будущего плода при искусственном осеменении производится лишь после трех неудачных попыток, завершившихся вынашиванием и рождением эксменов...

Ну да. Илоты совершенно необходимы, пусть и отвратительны большинству людей. Они грубы и невежественны, склонны к мужеложеству и многим иным порокам, от них дурно пахнет, они всегда готовы на пакость и предательство, им нельзя доверять. Нечего и говорить о том, что им неведомы тончайшие движения человеческой души, сравнимой с едва заметным дуновением утреннего ветерка или игрой световых пятен на опавшей листве, те движения души, что рождают художников и поэтов, – нет, этого им не постичь никогда. Илоты годятся лишь для выполнения грубой, грязной, скучной работы, и, к сожалению, лучшие из них необходимы как доноры семени, чтобы потомство рождалось здоровым. Увы, абсолютное совершенство недостижимо: животные атавизмы в психике некоторых настоящих людей, не всегда успешно корректирующиеся воспитанием, до сих пор приводят к извращениям в половом поведении: от натужно допустимых – пользоваться сексатором в виде механического самца – до однозначно караемых – вступать в связь с эксменом, преступно возвышая его до ранга мужчины и опуская человека на уровень самки.

Судя по задвинутой в угол коробке, моя пленница пользуется сексатором наипростейшей модели. Я даже готов поручиться, что у нее отведены на секс специальные часы, как на гимнастику, – почему бы нет? Это характеризует ее с самой лучшей стороны. Что может быть достойнее, чем деловито отдать дань природе ради душевного спокойствия и здоровья, не возводя удовлетворение примитивных потребностей в ранг цели жизни?