Михаил Кривич - Женский портрет в три четверти Страница 23

Господи, Миша Кравчук и Оля! Неужто все повторяется? Наш мосластый кандидат, то бишь седовласый нобелевский лауреат Майкл Кравчук будет мотаться с дорогими кожаными чемоданами по международным конгрессам, таская в кармане Олину фотографию... Как я понимаю мистера Куинза!

Но сэра Уильяма я понимаю еще лучше. Ни мне, ни Оле ничто не грозит, и Миша Кравчук мне вполне симпатичен. Жаль только, что они путают все на свете, принимают одно за другое. Портрет в три четверти и Оля, портрет в три четверти и юная Маргарет Куинз... Чувства порождают слепоту. И они же порождают прозрение.

Еще немного, и я стану философом. Наваждение, сгинь!

- Как же вы назвали статью, профессор,- спросил навязчивый Майкл Кравчук,- ту, которую так и не написали?

Боюсь, что он хотел дать это же название их совместной статье, чтобы со всеми удобствами въехать в историю науки.

Профессор тряхнул головой, он тоже сбрасывает с себя наваждение.

- Как я ее назвал? - переспросил он, только сейчас понимая смысл вопроса.- Никак! У статьи было все, кроме названия. Черт побери, придумать термин оказалось труднее, чем открыть явление! Я как-то говорил на эту тему с профессором Расселом...

А я-то думал, что Рассел - современник Фарадея и они вместе построили электрическую машину.

- ...И он рассказал мне историю о том, как Фарадей придумывал свои "катоды", "аноды", "электроды" и "ионы". Фарадей, должен сказать, вложил в это дело ужасно много сил.

Ага, Фарадей, значит, все-таки участвовал в этом деле.

- Название мы придумаем, что за проблема,- напирал на Бризкока прямолинейный сэр Кравчук, ослепленный жаждой близкой славы.

Выходить на арену лучше всего в тот момент, когда соперник ослеплен.

- Вы говорили о кирпичиках, заложенных в фундамент гармонии, об элементах, которые в каких-то сочетаниях образуют то, что может быть обозначено как прекрасное, если я верно вас понял.- Я начал блестяще, не правда ли? И продолжал не хуже: - Уверен, что в русском языке можно отыскать подходящие слова для определения этих элементов. А также в латыни, если идти по стопам Фарадея...

- Если по стопам Фарадея, то в греческом...- прошептал страдальчески Кравчук, но такие булавочные уколы уже не могли задеть меня.

- А также в латыни и греческом. Но сейчас ученый мир поголовно переходит на английский, и я предлагаю вам английский термин, что будет справедливо, если учесть, где впервые наблюдался обсуждаемый нами феномен.Я изящно поклонился Бризкоку и выждал паузу.- Товарищи и джентльмены, я предлагаю вам образовать от английского слова "бьюти", равнозначного русскому слову "красота", строгий и изящный термин "бьют". Этим термином можно обозначать и обнаруженное нами явление, и те самые кирпичики, о которых...

Тут я вынужден был замолчать, потому что определять явление - не мое дело. Подобрал хорошее слово, и хватит.

- Да-а... - протянул Кравчук.- Можно и так... А можно и не так...

- Мне нравится,- сказал сэр Уильям.- Принимаю. Заметано?

Теперь им не отвертеться. Теперь в этой самой "Нейчер" им придется дать сноску: настоящий термин предложен советским (лучше - крупным советским) журналистом... Или что-то в этом духе. Но уже фамилию, имя и отчество будьте добры - полностью, без всяких там К. Г. Одна такая сносочка выводит находчивого и умного человека на торную дорогу истории. А другой пишет репортаж за репортажем, и все без толку.

- Бьюты как носители гармонической информации... эстетического начала... нет, фундаментальных свойств прекрасного в объективно существующем...- Миша уже формулировал по-научному косноязычный заголовок.

- После, после,- перебил его Бризкок, спрятал трубку в карман и открыл дверь в вагонный коридор.- Одна из носительниц бесчисленных бьютов, надо полагать, давно уже переоделась, и мы можем вернуться в купе.

Мы вернулись в купе. Сменив розовое на голубое в цветочек, очень домашнее, но не интимное, и сохранив при этом весь свой неисчерпаемый запас бьютов, наша попутчица уютно пристроилась на нижней полке и глядела в окно. Бризкок галантно поклонился ей и, испросив разрешения, сел рядом. Я же протиснулся к столику напротив и тоже сел. Миша остался стоять в проходе, загораживая своей костлявой фигурой дверной проем.

- Отчего вы не садитесь? - спросило теперь уже голубое в цветочек созданье.

Миша потер руки, пригладил шевелюру и сел рядом со мной.

Я перевел взгляд на мою визави. До этого я видел ее входящей в купе, против солнца, и мог различить лишь контуры фигуры и цвет одежды. Теперь она сидела напротив, в мягком рассеянном свете раннего вечера, и смотрела на Мишу Кравчука, чуть улыбаясь ему, как бы поддерживая этого растерявшегося от ее присутствия большого неуклюжего человека, который - она это наверное знала - теряется в обществе всякой молодой женщины.

Лицо ее было обращено ко мне в три четверти - ох, этот любимый фотографами ракурс!

Я попытался встать, но столик мешал мне. Я провел рукой по лбу, поставил локти на стол, подался вперед и, с ужасом думая о том, как я выгляжу со стороны, чувствуя, как потеют ладони и заливается краской лицо, выпалил удивительно емкую и глубокую по мысли фразу: - Это вы!

- Это я,- сказала она.- Меня зовут Елена.

- Это не она,- прошипел Кравчук и опять двинул меня в бок. - Ослеп, что ли,- это совсем другая.

- Это не она, Константин,- повторил профессор.- Оля не она, Маргарет не она, мисс Елена тоже не она. Господи, да неужто вы не поняли! Это быоты, они резонируют с вашими рецепторами, и только-то! Не повторяйте моих старых ошибок, Константин.

И это он мне! Мне, который любит Олю и только ее! Который все понял первым, без профессоров и кандидатов! Который придумал для них само слово "быоты", а они теперь им пользуются направо и налево...

- Это не она,- нехотя согласился я.

- То есть как это не она? - возмутилась Елена.- Это я!

Отвернулась и демонстративно стала смотреть в окно.

В профиль она так же хороша, как в три четверти, клянусь вам.

Бьюты работают, так и хочется скаламбурить, безошибочно бьют в любом ракурсе, они бьют с любой точки, если только есть во что бить. Если в вашей душе есть струна, которую они задевают. Назовем это для ясности резонансом.

Дорогой профессор Бризкок, я хотел бы обрести мудрость раньше, чем годы мои покатятся под откос. Я хотел бы иметь на старости лет такой пустяк, как душевное спокойствие. Мои ошибки никуда от меня не уйдут, но я хочу поучиться на ваших, пожалуйста, разрешите мне это, профессор. Скажите, где сегодня Маргарет Куинз? Где была она все эти годы? Виделись вы с ней? Каково вам без нее? И главное, скажите мне, профессор,- как ей жилось все эти годы, знаете вы об этом хоть что-нибудь?