Игорь Росоховатский - Возможность ответа Страница 23

- Забыли поставить на предохранитель? Запомните, док, с оружием шутки плохи.

- Плохи, - подтвердил я и ласково положил руку ему на плечо, давая порцию дополнительной энергии. - Но за меня можете не беспокоиться...

Он внимательно посмотрел мне в глаза. Захотелось рассказать ему о своем открытии. Но этого делать не следовало. Все, что я мог позволить себе, это добавить к сказанному:

- ...во всяком случае, в этом отношении.

Он смотрел на меня непонимающим взглядом.

14

- В конце концов. Дорогуша, прежде всего - наука. Надеюсь, и вы разделяете эту очевидную истину нашего века, - цедя, смакуя каждое слово, проговорил Суслик, и его глаза-буравчики утратили острый блеск, посветлели, стали мягкими и задумчивыми.

Жаль было разбивать его иллюзии. Но промолчать я не мог. А вдруг он чего-то не понимает и мне удастся рассеять его заблуждение?

- Это не истина, а только утверждение, - сказал я, Стараясь, чтобы мой голос звучал как можно мягче.

- Не истина? - воскликнул он. - Но что же выше науки, что является, по-вашему, большей ценностью?

- Многое. Например, жизнь людей... - сказал я твердо, ибо эти слова Михаила Дмитриевича уже неоднократно проверил на личном опыте. Я даже помнил, как учитель это сказал, соглашаясь с отменой своих опытов из-за опасности загрязнения озера.

А ведь передо мной сейчас тоже ученый. Но насколько же разительна разница...

- Я с радостью пожертвую своей, если только понадобится, - быстро проговорил Суслик.

- Верю вам. Но вы не имеете права жертвовать жизнью других.

- Без достижений науки их было бы гораздо меньше, а существование их оказалось бы гораздо хуже. Голод и болезни...

- Верно, - сказал я. - Для этого и существует наука...

- Расскажу вам о себе - может быть, вы поймете, - раздраженно проговорил он. - Родился в семье мелкого чиновника. Жили в бедности, перебивались кое-как. Другим, таким же как мы, иногда везло: продвигались по службе, получали наследство... Но и тогда, пожалуй, никто из них не смог бы внятно ответить на вопрос: зачем он живет? Чтобы наплодить себе подобных унылых жителей планеты, которые тоже не смогут ответить на этот вопрос? До какого-то класса я рос, как все мои сверстники: дрался, дружил, боялся учителей. Иногда спрашивал себя: зачем вся эта жизнь и как долго будет она продолжаться? Однажды у нас появился новый учитель. А надо вам сказать, что у меня были кое-какие способности к точным наукам, выделявшие меня из середнячков...

Он запнулся, подозрительно посмотрел на меня и совсем по-мальчишески предупредил:

- Не подумайте, что я хвастаю.

- И в мыслях не было, - поспешил успокоить его я, но, видимо, это мне не вполне удалось.

- Ну так вот, новый учитель и промыл мне мозги. Он спросил: предпочитаешь истлеть, как эти посредственности? Предпочитаешь оставить после себя лишь двух-трех балбесов, которые будут продолжать ту же бессмыслицу? Или хочешь узнать нечто, неизвестное пока никому другому? Хочешь узнать высшую истину, доступную разве что богу? И смысл всего сущего откроется тебе...

Ноздри его крупного нервного носа раздувались, на щеках вспыхнул склеротический румянец, лицо как бы удлинилось и стало значительней.

- Вы уже догадались, что я ответил ему? Да, да. И никогда, слышите, никогда я не жалел об этом своем решении, даже погибая в джунглях Амазонки, даже блуждая в джунглях жесточайших противоречий, когда казалось, что все мои искания и жертвы были напрасны. И тогда, понимаете, и тогда...

У меня возникло подозрение:

- Там, в джунглях Амазонки, вы встретились с Кэпом? Он спас вас?

- Кэп? Этот наемник, жалкий садист, бедный завистник? Да за кого вы меня принимаете, хотел бы я знать? А я, старый дурень, разоткровенничался перед вами, как еще не откровенничал ни с кем другим. Сам не знаю, что со мной стряслось. Вот осел! Да вы и не слушали, вы думали о чем-то другом. О чем же?

- О вас, - поспешил успокоить его я. - О вас и о науке.

Впрочем, я думал еще и о парадоксах, которыми наполнена человеческая жизнь... Мальчик из бедной семьи. Первый ученик в школе, потом - в университете. Добрый малый, наивно-беззащитный. Презирающий наемников и садистов. Беззаветно любящий науку. И вот не ненависть и не зависть, а именно эта любовь к науке - беззаветная, не знающая границ... Достаточно было поставить ее "превыше всего", сделать из науки некоего идола, выпестовать ложную истину и возвести ее в принцип... Действительно, "такая малость" - и он уподобился вирусу, в РНК которого переставили несколько атомов. Как он тогда сказал: "...Два-три крохотных кирпичика - и он из мирного полуголодного обывателя превратился в преуспевающего убийцу, способного за считанные дни уничтожить миллионы людей". Но так ли уж крохотны эти "кирпичики", если на них строится весь фундамент? Вот о чем мне надо поразмыслить... Тогда я не мог знать, что вскоре придется лично убедиться, на что способны "два-три кирпичика"...

- А импуны? Ваши принципы разрешают ставить опыты над ними?

- Не стану отрицать очевидного, - сказал профессор. - Да, мы проводим опыты с человеческим материалом. Но разве есть иной путь? Миллионы людей погибают от болезней. А чтобы научиться излечивать, необходимы опыты и материал для них. В некоторых случаях - только человеческий. Ничего не поделаешь, дорогуша, как говорили римляне - третьего не дано. Опыты на животных здесь не годятся. Так не гуманно ли загубить нескольких, чтобы спасти тысячи?..

- Или сотни, чтобы спасти миллионы?

- А хотя бы и так! - подтвердил он запальчиво. - К тому же это дикари, их жизнь ничего не стоит. Для общества она почти бесполезна.

- Кто может определить? Вы?

- Взял бы на себя такую смелость.

- Вспомните об открытиях древних мудрецов. А ведь они, с вашей точки зрения, тоже дикари. Они не знали даже телефона...

- Вы красный?

Я пожал плечами. На этом можно было прекратить разговор, но любопытство не давало мне покоя: неужели этот ученый не может понять простых вещей?

- Кто бы я ни был, но есть ведь язык фактов.

Я приглашал его на дискуссию, но он не принял моего вызова.

- Вы красный, - сказал он убежденно и таким тоном, как будто это определение было сильней фактов.

- Ну что ж, поставим точку. Мне пора к импунам. Ваш вербовщик обманул их. Обещал большие заработки и легкую работу. А обманывать очень нехорошо. Или вы и это подвергаете сомнению?

Он пристально посмотрел на меня, отвел взгляд и пробормотал:

- Странно... Красные не такие наивные...

- Мне пора, - напомнил я, слегка отталкивая его, так как он загораживал дверь.

Он шел за мной по коридору, продолжая говорить, увещевать. Он не хотел считаться ни с фактами, ни с логикой, как жестко запрограммированная система. Видимо, он верил в то, в чем пытался убедить меня, прежде всего в свое неоспоримое превосходство над импунами и в право распоряжаться их судьбой. Я удивлялся, почему он не зовет охранников и не пытается меня задержать. Оказалось, что я недостаточно знаю его...