Александр Сивинских - Зверь с той стороны Страница 24

Не тут-то было!

Утомлённый тряской дорогой, пылью и жарой Костя пасмурно решил сперва, что водитель-извращенец таким образом издевается над людьми. Потом он разглядел обрезок сплющенной трубы, который стягивал раздвигающиеся половинки задней двери посредством пары заржавленных болтов. По-видимому, решил Костя, дверь самопроизвольно распахивается на ходу, и не скрепи её намертво — могут появиться жертвы. Он вспомнил, как его самого подбрасывало на ухабах, тут же представил, что однажды не смог удержаться — вылетел на дорогу через неисправную дверцу… и простил водителя. Его милосердию способствовало и то, что выход наконец оказался свободен.

Подхватив с рубчатого резинового пола ранец, он бодро прошествовал наружу. И даже сказал шофёру спасибо. Шофёр увлеченно болтал со здоровенным, длинноволосым и треугольно-бугристым качком. У здоровяка из уха свисала серебряная серьга в виде древнеегипетского символа жизни, а с плеча — спортивная сумка, полная угловатого железа (о сумку Костя довольно чувствительно ударился боком). На Костину учтивость водитель не отреагировал вовсе, словно не заметил. И то верно — не бог весть, какая важная птица: худой, невысокий мальчишка неполных шестнадцати лет. Пацан — так, наверное, здесь говорят. Качок же, почувствовав, что его дурацкую сумку кто-то задел, оборотился и широко улыбнулся Косте, оскалясь нечеловеческим количеством зубов, и сказав: "Ой, прости. Сильно ушибся, турист?" И даже вознамерился, кажется, потрепать Костю по плечику.

Костя отрицательно мотнул головой и поспешил прошмыгнуть мимо. Вдруг этот красавчик-культурист с серьгой — педик? Запросто!

Дядю Тёму, симпатичного усатого мужика лет тридцати, с которым родители договорились о транспорте до Серебряного, Костя заметил сразу. Тот сидел бочком на немолодом зеленовато-голубом «Иже» с коляской и играл в карманный тетрис. На дяде Тёме была надета застёгнутая под горло штормовка, и Костю это несколько удивило. В такую-то теплынь? Кстати, внешне дядя Тёма смахивал на покойного "квина" Фредди Меркьюри. Его тоже за педика примешь? — спросил себя Костя, и ему сделалось стыдно.

— Здравствуйте, — сказал он, подойдя к мотоциклисту, и улыбнулся, стараясь, чтобы получилось натурально.

— Привет, — отозвался дядя Тёма, не отрывая глаз от игры. — Ты Константэн? — уточнил он с некоторым квазифранцузским прононсом. — Подрос. Совсем большой стал. Полезай в люльку, одевай каску. Если есть курточка, тоже одень. Поедем быстро, — в одной рубахе живо-два продует.

Костя усмехнулся про себя. Константэн! Француз, фу ты ну ты! "Одевай каску". А во что, позвольте поинтересоваться, её одевать?

Курточка у него была; он немного повозился с заедающей молнией, одержал победу и взялся за шлём. Шлём ("каска") выглядел совершенно непрезентабельно: мутно-зелёный, поцарапанный, с маленьким расколотым козырьком и наушниками из потрескавшегося кожзаменителя. Когда-то его оклеили для красоты полосками синей изоляционной ленты. Сейчас лента почти вся отклеилась, остались лишь грязные следы. Бр-р-р! Внутренний матерчатый рант пропитался за долгие годы службы потом и отвратительно жирно поблёскивал. Костя натянул шлём поверх бейсболки, решив, что потом её обязательно постирает.

Дядя Тёма проиграл вчистую, о чем пискляво возвестила победная мелодия тетриса. Он легонько беззлобно чертыхнулся, сунул игрушку в карман и принялся заводить мотоцикл.

— Заедем ещё ко мне домой, ладно? — прокричал он, когда двигатель заработал. — У меня в Серебряном огородик, дак надо кое-чё туда отвезти.

Костя лишь кивнул. Он как раз пытался поудобнее пристроить в коляске ноги, но этому мешали: топор в чехле из обрезанного голенища болотного сапога, пустая десятилитровая канистра, металлический ящичек, из-под полуоткрытой крышки которого виднелись мотоциклетные запчасти, гаечные ключи, отвёртки и разные крепёжные метизы. А ещё под ногами присутствовали большой моток веревки и свёрнутая клеёнка. Костя ставил ноги так и этак — всё зря.

Асфальт, пусть плохонький, оказывается, кончался сразу за автобусной остановкой. А ведь и начался-то совсем незадолго до неё, лишь на въезде в деревню… Дядя же Тёма выбирал путь для мотоцикла так, чтобы переднее колесо катилось по более-менее ровной дороге. Все рытвины в результате такой предусмотрительности ложились точно под колесо коляски. Костю трясло и швыряло, ранец с пожитками грозил вылететь за борт, да и полезные хозяйские вещи под ногами тоже не добавляли комфорта.

Ох, Россия, Россия. Дураки и дороги, твердил Костя про себя, словно молитву, дураки и дороги. Странно, но это заклятие каким-то образом помогало легче переносить лишения.

Мотоцикл остановился возле добротного бревенчатого дома. Перед домом росла роскошная старая ива, под сенью которой возили по песчаной горке игрушечные машинки два мальчика лет четырех-пяти. Песок был уже порядком прибит и притоптан, изрыт автомобильными трассами и тоннелями, украшен строениями из щепок и деревьями из свежесломленных ивовых веточек. Один карапуз при приближении дяди Тёмы поднялся с колен, серьёзно вытянул вперед руку со сжатым грязным кулачком. Дядя Тёма осторожно стукнул по нему своим волосатым кулаком, взъерошил мальчишке волосы. Сын, наверное, подумал Костя. Похож. Точно сын.

Костя выбрался из коляски. К нему тут же подлетел крупный комар, твёрдо нацеленный поживиться свежим гемоглобином. Ещё один. Детишек же, одетых только в трусики и сандалии, кровопийцы почему-то игнорировали. Деревенских комары не кусают, вспомнил Костя чьи-то слова, которым никогда не верил, считая байкой. И вот, на тебе! Воплощённое чудо? А может, они просто репеллентом намазаны?

Изо двора появился дядя Тёма со связкой мотыг, сопровождаемый длинной и плотной приземистой собачонкой тёмно-коричневого цвета. Несмотря на короткие кривенькие ножки и бочкообразный торс, собачонка была подвижна, точно ртуть. И жизнерадостна, точно щенок.

"Тёма и Жучка", — подумал Костя.

— Скоро огребать картошки поедем, — сообщил дядя Тёма сразу всем. — Ты как, малыш, наготове?

Сын запрыгал от радости и подтвердил, что да — готов, готов хоть сейчас.

— Сейчас не надо. Завтра с утра отправимся.

— Дядя Тёма, — умоляющим голосом спросил Костя, с ужасом глядя, как тот привязывает проволокой к «люльке» мотыги, — можно я на заднем сиденье пристроюсь?

— Не, не получится. Туда — не получится. Дорога, понимаешь, хреновенькая. Всё время правый уклон, того и гляди, перевернёшься. Когда человек в люльке сидит — оно надёжнее получается. Противовес, понимаешь? Обратно повезу — пожалуйста. А туда никак. А чё, сидеть неудобно?