Галина Полынская - Анаис Страница 25

Глядя в зеркало, Анаис пыталась расчесать все еще влажные, спутанные волосы. Она переоделась, но это не помогло согреться, ее так знобило, что даже руки дрожали. Из гостиного зала вышел полуволк в красно-золотой одежде воина-гиганта. Наряд все равно оказался мал, короток и тесен, а сапоги немилосердно жали. Алмон посмотрел на себя в зеркало и то, что там отразилось, окончательно испортило настроение.

– Тьфу! – сказал Алмон и пошел за креслом.

– Вы собираетесь сидеть здесь всю ночь? – спросила девушка, глядя, как он ставит кресло у дверей ее спальни.

– Я могу сидеть и дольше, если понадобится, – проворчал полуволк.

– Добрых снов, – пряча руку с Глазом Идола в складках платья, Анаис, скрылась в спальне.

– И вам того же! – донеслось вслед.

С утра пораньше Палач разыскал апартаменты Сократа. Желто-зеленого цвета толстяк с мокрой тряпицей на лбу лежал на кровати и смотрел в потолок. На полу у изголовья стояла большая чаша для мытья рук.

– Эй, Сократ, ты жив? – молодой человек зашел в спальню, на ходу завязывая потуже пояс халата.

– Не уверен… – еле выдавил он.

– Я так и подумал, что тебе плохо, поэтому винца принес.

Услышав это, толстяк позеленел всерьез и резко привстал, наклоняясь над чашей. Палач зажал рот обеими руками и бросился в ванную. Когда стихли все звуки, он осторожно вернулся обратно. Толстяк снова лежал в той же позе, уставившись неподвижным взором в потолок.

– Ты знаешь, старик, – откашлялся Палач, стараясь не смотреть в сторону чаши, – я это… просто, когда у кого-то начинается, то у меня тоже… я это… чувствительный к тошнотному вопросу…

– Что ты говоришь? – проскрежетал Сократ. – Чувствительный, да? Тогда тысяча извинений!..

И вновь за дело.

Когда утро растеклось по комнатам синеватым облачным маревом, полуволк решил разбудить девушку. Поднявшись из кресла, Алмон размял затекшие ноги и, приоткрыв дверь, заглянул в спальню Анаис. Съежившись в комочек, девушка казалась совсем маленькой на своей необъятной, покрытой серебряным покрывалом кровати. Волосы в беспорядке были разбросаны по многочисленным несмятым подушкам, и в этом светлом хаосе лихорадочным румянцем горело ее лицо. «Кажется, заболела», – подумал Алмон, решая – заходить внутрь или окликнуть ее с порога. Все-таки решил войти. Присев на корточки у кровати, полуволк тихонько позвал ее по имени. Дрогнули длинные полукружья ресниц, девушка приоткрыла глаза и с сонным недоумением взглянула на полуволка.

– Анаис, просыпайтесь, пора идти к Георгу.

Сон мгновенно исчез из ее глаз.

– Я подожду в холле.

Алмон вышел из спальни, притворив за собой двери. Анаис медленно поднялась, собираясь с силами, и принялась переодеваться. От слабости кружилась голова и очень хотелось пить. Разыскав в платяном шкафу небольшую шитую серебром сумочку, Анаис положила в неё Глаз Идола и пристегнула к поясу. Такие сумочки носили при себе почти все жительницы Дворца, держа в них духи или дурманные травы.

Несмотря на бессонную ночь, Повелитель был свеж, полон жизни, и лишь слегка затуманенный взор напоминал о ночной вакханалии. Георг стоял у хрустального окна, смотрел в Парк и диктовал Дракуле ничего не значащие письма, преимущественно отказы на приглашения посетить ту или иную планету. Патриций практически никогда лично не занимался подобными мелочами, посему у старого вампира возникала только одна версия: Георг затеял возню с письмами из желания поглумиться над несчастным стариком. Дракулу мучило страшное похмелье и изжога, руки тряслись, мозги трещали, строчки расплывались.

– Так, значит, на чем я остановился? – произнес Патриций после долгой паузы.

– М-м-м-м… – Дракулу мутило, и он не помнил.

– Выпей что-нибудь, – усмехнулся Владыка, не поворачивая головы, – только смотри, не наблюй на письма, иначе придется всё переписывать.

Дракула торопливо взял бокал и до краев наполнил его вином.

– Так, на чем же я остановился… – Патриций плавно покачивал своим любимым кубком, и размышлял, закурить или дать Дракуле пожить еще немного? Старый вампир не переносил табачного дыма, особенно с утра.

– Владыка, – в дверях возникла голова придворного, – там пришел офицер Алмон с вашей дочерью, впускать?

– Проводи в библиотеку, я сейчас приду.

– Простите, в какую именно?

– В моих покоях, вон там, – он указал пальцем на стену со своим портретом.

Слуга испарился. Патриций отошел от окна, поставил на письменный стол кубок и взял пачку писем и бумаг. Быстро просмотрел, отобрал с десяток и протянул Дракуле.

– На эти напиши отказы, остальные выброси. Да, – произнес Георг уже в дверях, – все ящики в столе, все-все кругом заперто, так что не трать понапрасну время, а пиши отказы.

Вампир хотел что-то сказать, но Патриций уже вышел из кабинета.

Помещение библиотеки в покоях Патриция было гораздо меньше Главных Дворцовых. С пола до потолка ее обшивали резные панели из драгоценного мраморного дерева, имеющего неповторимо теплый золотистый оттенок. Уходящие к потолку стеллажи, лестницы, резные кресла – всё вокруг, все предметы были искусно вырезаны, созданы из давным-давно уже исчезнувшего мраморного дерева. В воздухе явственно ощущалось дыхание древних фолиантов, чьих страниц касались только руки Патриция. Без сил опустившись в кресло, Анаис закрыла глаза, не зная как унять головокружение и озноб. Глядя на нее, Алмон ощутил странный тревожный укол в сердце. Выглянув в коридор, он подозвал проходившего мимо слугу и велел принести бокал теплого сладкого вина. Получив желаемое, полуволк поднес его девушке.

– Анаис, похоже, вы заболели, не пошло на пользу морское купание. Сделайте пару глотков, должно помочь.

Она безучастно посмотрела тусклыми глазами на него, на бокал и отрицательно качнула головой:

– Не хочу. Ничего не хочу…

– Надо, всего пару глотков, пока вино еще теплое.

Пододвинув второе кресло, Алмон сел напротив. Неуверенно, будто во сне протянула она руку и взяла бокал.

Ответив на письма, Дракула уселся в кресло Патриция и посмотрел по сторонам. Владыка наблюдал за ним с портрета. На столе рядом с кубком стояла пепельница в виде причудливого цветка, в одном из ее черных лепестков лежала недокуренная сигара. Вампир взял сигару, кубок Патриция и постарался принять спокойно-небрежную позу, характерную для Повелителя. Дракула принялся плавно, словно случайно покачивать кубком, одновременно делая вид, что курит, но у него ничего не вышло. Кубок был слишком тяжел, он оттягивал кисть руки, а драгоценности Космоса царапались о перстни. Вино проливалось на пол, сигара источала резкий неприятный запах, кресло казалось слишком большим, слишком неуютным, сам кабинет подавлял и оглушал – в нем чувствовалось незримое присутствие Патриция… Вздохнув, Дракула вылез из кресла, аккуратно положил в пепельницу сигару, вытер с пола вино и покинул кабинет с единственным жгучим желанием испортить кому-нибудь жизнь.