Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич Страница 26

   - И что же?

   - Отсюда следует, что обыкновенный человек может прожить столько же или почти столько же, сколько светлорожденный. Неодолимой границы нет. Смотри, родич: когда-то ты пересек океан, что было подвигом, а сейчас корабли плывут в Риканну, в Лизир и Азайю, и это уже не подвиг, а просто далекое путешествие. Атлийцы поднялись в небо на шарах, наполненных легким газом... В Арсолане придумали одноколесный экипаж, который движется по металлическому стержню... У нас есть новые снадобья, мы научились лечить гораздо лучше, чем двадцать или тридцать лет назад... В будущем мы узнаем еще больше, и, возможно, люди станут жить полтора века - обычные люди, не светлорожденные. Тебе понятно?

   - Да. - Дженнак кивнул. - Человек хитроумен, а время не стоит на месте... Котда-то мы говорили об этом с Унгир-Бреном, моим учителем.

   - Вот видишь... Выходит, что век человеческий сравняется с веком долгожителей и падут границы между ними. Но с кинну так не выйдет. Нет, родич, с кинну так не получится!

   - Почему? — Дженнак был заинтригован.

   - Кинну - существа особые. Нам даже не ведомо, сколько они живут... то есть могут прожить - ведь в прошлом их уничтожали, чтобы не допустить до власти. Ты слышал о светлорожденном Ай коне из тайонельского Очага? Нет?.. Он родился в 403 году от Пришествия, сбежал в Край Тотемов, не дав себя убить, возглавил союз дикарских племен и воевал с отцом, с братом-наследником, с его сыновьями и внуками триста с лишним лет. Мог бы и дольше лить кровь, но дикари устрашились й сами с ним покончили. В хрониках Гласа Грома говорится, что прожил он почти четыре века. И он не единственный! Есть еще сеннамит...

Чиграда внезапно смолк и потянулся к фляжке.

   - Сеннамит, - повторил Дженнак. - Что за сеннамит?

   - Не важно. Я лишь хочу сказать, что кинну - это нечто особое. Есть грань, что отделяет кинну от всех людей, кем бы они ни являлись, потомками богов со светлой кровью, пастухами Сеннама, охотниками из Страны Озер или чернокожими ли- зирскими дикарями. Кинну - как морской змей среди рыбешек, что плавают в Бескрайних Водах, и он...

   - Я кинну, - прервал аххаля Дженнак. - Не забывай об этом.

   - Да, разумеется... — Чиграда смущенно улыбнулся. - Прости меня, родич. Похоже, я слишком увлекаюсь...

   - Боги тебя простят, и я тоже. Но давай вернемся к моему вопросу: так что же случилось со мной?

~ Болезнь кинну. Мы знаем о них немногое, но этот недуг в хрониках описан. Помутнение рассудка и физическая немощь... Иногда они наступают без видимых причин, но чаще - из-за душевных переживаний, крушения надежд, потери близких. Эта болезнь длится несколько лет, но не приводит к смерти. Кинну очень живучи, родич.

- Несколько лет... - произнес Дженнак. - Но я оправился быстрее.

   - Тебя хорошо лечили. Все, что нужно - сон, покой, успокоительный бальзам, омовения в теплой воде... Наш целитель - великий искусник!

   - Я очень ему благодарен, ему и тебе. Могу я что-то сделать для вас?

Аххаль поднялся, перевернул флягу в знак того, что она пуста, и молвил:

   - Живи, родич! Твоя жизнь так удивительна... Живи, и позволь нам время от времени наблюдать за тобой.

Чиграда склонил голову и исчез за дверью храма.

Дженнак остался один. Великое безмолвие окружило его, и чудилось, что стих даже далекий шум водопада. Ветер унялся, не скрипели деревья, смолкли лесные шорохи, и снежинки, падавшие с неба, ложились белым покровом на землю, ветви и сухую листву, на плечи и волосы Дженнака. Дым от труб тянулся в небо, и можно было вообразить, что над святилищем воздвигнут еще один храм, невесомый, призрачный, состоящий из множества светло-серых колонн, что держат сотканную облаками кровлю. Солнечный луч пробился сквозь нее и упал на снег, заставив снежинки искриться серебром.

Но Дженнак этого не видел; мысли его блуждали в иных пространствах и иных временах. Вспоминался ему покой во дворце Че Чантара, где он побывал много, много лет назад, и волшебные яшмовые шары из Чанко, что вращались под действием мысли, являя взору чудеса. Но не об этих сферах он думал сейчас, не о тайнах богов, а о сказанном Чантаром, о горе, что пережил арсоланский сагамор. Сто тридцать лет прошло, а его голос все еще звучал в ушах Дженнака:

... Сын мой отправился в Сеннам и погиб в поединке совершеннолетия, женщина — не светлой крови, но любившая меня долгие годы - умерла, и разум мой затмился...

Затмился! Так сказал Чантар... Должно быть, и у него была болезнь кинну, и, вероятно, исцелили его яшмовые шары. Вернее, то изумление, которое он испытал, когда открылись перед ним две сферы - та, с картой мира, и другая, с базальтовым обломком, что распадался на мириады стремительно кружившихся веретен... Должно быть, в тот миг он понял, что есть загадки, бросающие вызов разуму, что жизнь продолжается, и нет в ней места отчаянию, а только воспоминаниям и грусти. Его спасло любопытство, думал Дженнак, вновь и вновь повторяя слова сагамора:

... Мучимый печалями, пришел я в этот хоган, сел и стал глядеть на яшмовые шары, но не видел их, а видел лица сына и женщины своей, и руки их, манившие меня в Великую Пустоту. Казалось, сердце мое перестанет биться, сожженное ядом потерь, и я, надеясь на утешение, воззвал к богам и простер руки над сферами, не думая о них, но желая лишь получить какой-то знак. И тогда горе мое стало силой, и что-то переменилось во мне, поднялось и выплеснулось, как кровь из раны. И тогда...

Так говорил арсоланский мудрец, и теперь это было понятно Дженнаку. Разве не открылся ему шар с Пятой Скрижалью, заветом богов?.. И разве не случилось это в Цолане, в миг страшного напряжения, когда на ступени Храма Вещих Камней падали его воины, когда погибли Ирасса, Уртшига, Амад?.. И то, что случилось сейчас, после смерти Джемина... Воистину, он мог промолвить вслед за Че Чантаром: казалось, сердце мое перестанет биться, сожженное ядом потерь!

Он встал и направился в лес по едва заметной тропинке. Снег хрустел под его ногами, снежинки таяли в волосах. Была бы еще одна сфера... - вдруг подумалось Дженнаку. Та, первая, с Пятой Скрижалью, осталась в Лондахе, в секретном месте, хранилась там с другими его сокровищами, шилаком Вианны, чешуйкой со спины морского змея и кейтабской чашей из голубой раковины. Этот шар он мог открыть в любой момент и без всякого усилия, что было, очевидно, предусмотрено богами - если сломан замок шкатулки с тайной, крышку можно поднять без труда... Не исключалось, что испытанное горе и нервное напряжение позволили б раскрыть еще один шар и исцелили бы его как Че Чантара... Но другой яшмовой сферы у Дженнака не имелось.

Через день он снова встретился с аххалем Чиградой, на этот раз вечером в его покоях, у огня, что пылал в очаге. Глас Грома воздвигли в третьем веке от Пришествия, его стены были чудовищной толщины, щели заделаны мхом и окаменевшей глиной, а старинные очаги казались зевами пещер - в каждом можно было сжечь бревно длиною в восемь локтей. Но бревна уже не жгли, так как в храме хватало работников, чтобы распилить и наколоть дрова. В зимнее время этим занимались три десятка молодых жрецов.

   - Вы не сделались беднее после Северной войны, - заметил Дженнак, поглядывая на стол с винными флягами, подносами с олениной и земляными плодами и корзиной фруктов.

   - Не сделались, - согласился Чиграда. - Мы пережили трудное время, но оно позади. Дом Тайонела пал, исчезли светлорожденные, а Дети Волка отправились за океан, не желая склониться перед дикарями... Но пришли другие племена, и они уже не дикие, у них есть понятие о сетанне, они почитают наших богов и наши святыни и называют себя тайонельцами. Здесь, в храме, их сыновья, две сотни юношей, что захотели учиться. И мы их учим! Учим языкам и письменным знакам, учим тому, как устроен мир, учим, как радовать богов песнопениями, как возводить дома и сеять зерно, как исцелять болезни, как властвовать над людьми... Надеюсь, они объединятся в единый народ, и наши молодые люди, сыновья вождей, станут их Тропой Мудрейших.