Валерий Язвицкий - Гора Лунного духа или Побеждённые боги Страница 26

— Нет, — тихо, но скрежеща зубами, ответил Великий Хахам, — они умнее, чем думали мы. Маги гурру прельщают народ и снимают наше ярмо, чтоб крепче надеть свое на этих буйволов с двумя ногами. Но ласкайте их лестью, согрешите, преступивши закон, чтоб потом обмануть и истребить их. Подчинитесь их воле словами и делом, но не разумом и сердцем.

Выйдя вперед, он упал на колени и воскликнул, обращаясь к Пьеру:

— Господи и владыко, сыне Паруты, Лину Бакаб!

— Аиин Парута, аиин Саинир, аиин Лину Бакаб, — подхватили жрецы.

— Чернокожие люди ушли, — продолжал Великий Ха-хам, — и сердце и ум мой отверсты, Лину Бакаб, с тобой сильные маги, тебе служит волшебная птица, и великие ты сотворил чародейства. Мы, слуги господни, самые сильные, знающие все чудеса и науки Паруты, пали во прах пред тобой. Мы владеем рабами с черной кожей, и они одевали и кормили нас, служили нам и давали нам сладкие жертвы кровью и телом и ласками дев… Возьми, отдаем тебе все, Лину Бакаб! Только слугами оставь нас, ибо мы знаем, захочешь и ты вкусить сладостной жертвы, и понадобятся слуги тебе, чтобы свершить жертвенный обряд и приготовить радость для сердца. Подлый черный народ не должен смотреть на тебя, не должен слышать тебя. Ты будешь богом, а мы только слугами. Прикажи, и исполнится воля твоя, Лину Бакаб!

Снова хор славословий подхватил слова Великого Ха-хама. Пьер удержал свой гнев и ответил:

— Я сказал закон свой, вы исполните его вместе с другими!

Он вошел с Корбо в каюту «Титана».

— Пьер, — произнес задумчиво Корбо, — мне гадко здесь, в этих стенах цирка, я хочу хотя бы до ночи пролететь над горами и побыть где-нибудь в другом месте.

— Знаете, Корбо, — добавил Пьер, — чем реже мы будем бывать здесь, тем страшнее мы будем для них…

— Гастон, — крикнул Корбо, — перенеси нас куда-нибудь от этих чертей, где бы мы отдохнули немного.

Аппарат загудел и поднялся в небо, провожаемый испуганными и злыми глазами жрецов.

Великий Хахам поднял свой посох и проклял волшебную птицу и магов гурру самым тяжким и страшным проклятием.

Когда Бириас проснулась, она была одна в каюте «Титана». Отсутствие Лину Бакаба оледенило ее священным ужасом перед неизвестной обстановкой. Вдруг ей показалось, что кто-то мелькнул около нее сбоку. Вздрогнув всем телом, она повернулась к стене. Там во весь рост стоял кто-то, в такой же одежде, как и она. Бириас взмахнула руками и увидела, что там, кто-то другой, сделал то же самое. Вне себя от страха, она закричала глухим, отчаянным голосом:

— Лину Бакаб! Лину Бакаб!

Но она не могла оторваться от таинственной фигуры, повторявшей все ее жесты. Она замерла на месте и следила за своим двойником. Чуть она двигалась, двигался и двойник, и Бириас, боясь шевельнуться, все громче и громче звала Пьера.

И вот за фигурой, стоявшей перед ней, распахнулась дверь, и ее Лину Бакаб появился. Он смеется и бесстрашно идет к жуткой фигуре, но невероятно, что голос его звучит позади Бириас. В смятенье она рванулась к нему, протянув руки, но пальцы ударились в незримую преграду и столкнулись с пальцами другой, такой же, как она, которая бросилась ей навстречу, — Оглянись, — крикнул Лину Бакаб, и, оглянувшись, Би-риас упала в его объятья.

Крепко и судорожно обхватила она Пьера, и испуг прошел у нее. Она улыбнулась.

— Взгляни туда, — сказал Пьер, указывая на зеркало, и Бириас увидела Лину Бакаба, в объятиях которого была женщина.

Удивленная и озадаченная, Бириас быстро взглянула на Пьера — сомнений не было: он с ней, он обнимает ее. Еще крепче прижалась к нему и быстро взглянула в зеркало — Лину Бакаб стоял и там, обнимая женщину.

— Который же ты, Лину Бакаб? — робко спросила она.

— Там ты и я, — ответил Пьер, — смотри туда и поцелуй мою руку.

Бириас, держа его руку, оглянулась к зеркалу, и там тоже Лину Бакаб протянул руку и женщина держала ее в своей руке. Бириас поднесла руку к своим губам и поцеловала, и там тоже самое сделала женщина.

Пьер рассмеялся. Они подошли ближе, и те оба пошли им навстречу. Долго Лину Бакаб говорил Бириас, объясняя зеркало и отражения в нем. Потом нашел маленькое зеркальце на столе и дал его Бириас. Поняв, в чем дело, она радовалась, как ребенок, и, не выпуская блестящего кусочка стекла, вышла вместе с Пьером из каюты «Титана».

Кругом них развернулась саванна, а Корбо и Форестье, окончив завтрак, лежали в густой траве на широкой кошме и курили сигары. Смеясь, Пьер рассказал им о случившемся.

— Ну, — сказал Форестье, — теперь покормите ее. Ваша Бириас прямо красавица. Она произведет в Париже фурор.

— Бириас, — крикнул Корбо, улыбаясь, — садись!

И он указал жестом место на кошме.

Но Бириас даже не взглянула на друзей Пьера и несмотря на то, что тот уже сидел, продолжала стоять поодаль.

— Садись с нами, Бириас, — сказал Пьер, открывая консервы, — ты должна есть и пить с нами.

— Женщина не должна, — проговорила Бириас, — сидеть вместе с мужчинами за трапезой. Она может служить за столом мужу или отцу и гостям их.

Только настойчивое требование Лину Бакаба заставило присесть ее на самом краю кошмы.

— Ты теперь супруга Лину Бакаба, — сказал Пьер, — и можешь сидеть за столом со мной и братьями моими. Я разрешаю тебе. Ты равная нам, и не бойся братьев моих — они тебе братья, как и мне братья.

— Лину Бакаб, — подумав, ответила Бириас, — скажи им, что раз они братья Лину Бакаба, они братья и мне, и я сестра им, и пусть они любят меня, как сестру, а я буду любить их, как братьев.

Она была взволнована, и грудь ее высоко вздымалась.

Дрогнувшим голосом Пьер перевел эти простые, наивные слова своим друзьям. Он видел, как самое святое, что есть в человеке — любовь к человеку — озарило их лица.

— Передайте ей, — пылко воскликнул Форестье, — что я ее люблю и буду любить, как дочь мою, что осталась в Париже! Скажите ей, Пьер, что у меня только одна Луиза, и что ей шестнадцать лет, и что Луиза ей будет подругой!..

— Стой, стой, Гастон, — прервал его Корбо, — Бириас будет подругой Пьера, и я рад, что он нашел на земле такое счастье. Я готов ей поклоняться, как рыцари поклонялись Мадонне. Скажите ей на ее языке так, чтобы она поняла нас.

Они встали и ушли в каюту «Титана», оставив их вдвоем. Бириас с довольной улыбкой выслушала Пьера и, обняв его, тихо проговорила:

— Я виновата, Лину Бакаб, я не осталась с тобой там, как ты велел, на холме… Демоны смутили меня, и я в страхе бежала, не зная куда…

Она рассказала Пьеру, что опомнилась она в храме, где жрецы схватили ее и ввергли в подземелье терзаемых. Они привязали, били ее и хотели пытать. Пьер успокаивал и ласкал ее, и она говорила, что теперь ничто ей не страшно, и что она хочет только говорить на языке богов, ибо она не понимает, что говорят братья Лину Бакаба.