Валерий Язвицкий - Гора Лунного духа или Побеждённые боги Страница 27

Приближалась полночь. Жители Паруты, как темные тени, сходились к озеру, сжимая по горсти маслин. Они говорили шепотом. В глиняных жаровнях несли они угли и пучки сухой травы. В полночь они должны раздуть пламя и сжечь на священном огне по горсти маслин от каждой семьи.

В эту священную ночь навсегда избавлялись они, их дети и внуки, из рода в род, от человеческой жертвы. Сам бог возгласил это, и в полночь они заключат с ним завет. Они шептали молитвы и плакали. Жрецы, злобно шнырявшие всюду, не смели мешать им и только ворчали проклятья, поблескивая тусклою бронзой своих ножей.

Весь день совещался в храме священный совет, но и сам Великий Хахам стоял теперь на площадке храма и смотрел в небо. Обманывая народ и устрашая его обрядами, он все же верил. Губы его шептали заклинания против демонов и молитвы Паруте. Бог должен был спасти свой избранный народ и посрамить магов гурру. Он знал, что, лишь зажгутся огни и запылает жертва из маслин, падет его власть. Только истребив гурру, жрецы мечом и копьем восстановят в народе истинную веру.

Он верил в правду свою и ждал чуда Паруты.

Но вот осветилось все озеро, по всем берегам его запылали жаровни, и яркое пламя охватило плоды маслин, питаясь их маслом. Радостный гул толпы донесся до Ха-хама, и, заскрежетав зубами, он вырвал клок седой бороды и разорвал одежды.

Крики священного трепета ворвались в тишину ночи. Он взглянул на небо и увидел медленными кругами плывущий огненный крест.

Это несся «Титан», освещенный верхним светом, который обвел пылающей каймой края его корпуса и лежащие накрест к нему могучие крылья.

Тишина мертвая и страшная охватила Паруту. Ниже, ниже спускался крест, рокот моторов долетел до земли, и яркий огненный луч, горя и ослепляя, как божья рука, опустился на землю и обошел ее всю. Но вот он погас, и будто огненный костер падал с неба на средину священного озера.

Из огня его гремит трубный голос Лину Бакаба:

— Народ мой исполнил завет, и я иду к нему с неба.

Спустившись, пылающая волшебная птица отплыла вдоль берега озера, затмевая свет ярких костров, и голос говорил из нее непрестанно:

— Отныне народ мой свободен от крови. Кто нарушит завет, тот погибнет.

Потом волшебная птица отплыла к средине, и сразу погасли огни ее, а длинный пылающий луч остановился на храме, осветив стоящих жрецов.

— Я вижу храм мой, — послышался голос, — но он не очищен. Пусть приблизятся жрецы, мои слуги. Пусть подойдут к берегам озера.

Все замерло в ожидании. Чувствовалось, что множество глаз приковались к жрецам, что темные души трепещут от страха. Не сразу тронулись с места жрецы. Полные смятенья и злобы, шли они за главным жрецом.

Кмер и Такуд шли перед Великим Хахамом. Луч света скользил по их пятам и держал их в огненном плену. Медленно подошли они к берегу и стали у самой воды. Свет слепил им глаза, а длинные, бронзовые ятаганы сверкали за поясом у Кмера и Такуда.

— Лину Бакаб, — снова раздался голос, — милостив, когда исполняют заветы, но страшен он в гневе, когда нарушают заветы. Разве забыли жрецы, что Лину Бакаб в день, когда он посылал огненную смерть, запретил убивать людей?

Трепет охватил жрецов, и они стояли недвижно.

— Кмер и Такуд! — прогремел голос, — вы взяли ножи для жертвы от Чибириса и Чупуцли?

Жрецы молчали, падая ниц.

— Встаньте, Кмер и Такуд!

Они встали, дрожа от страха. Мгновенно погас яркий луч, но запылала огнями вся волшебная птица и быстро приблизилась к берегу. Освещенные верхним светом «Титана», лежали жрецы на земле. Только Кмер и Такуд стояли, сверкая ножами.

— Подойдите к воде оба, — сказал трубный голос, — Лину Бакаб хочет судить вас.

Жрецы приблизились.

— Я запретил вам кровавую жертву, но вы опоясали чресла ножами Чибириса и Чупуцли. Бросьте ножи далеко в воду и прокляните кровавую жертву!

— Тебя проклинаем, ложный Лину Бакаб, — крикнули они в ярости, но раздался двойной сухой треск, и оба они, качнувшись вперед, упали в воду.

Подавленный крик пронесся по толпе, а в воде, пронизанной электрическим светом, видно было, как, оставляя, полосы крови, медленно погружались в темную бездну два трупа.

— Народ мой видел, — прогремел голос, — как Лину Бакаб карает нарушивших завет. Лину Бакаб охранит народ от всех, кто нарушит завет. Не бойтесь жрецов, идите и живите в мире!

Снова погасли огни, и темная волшебная птица, отделившись от озера, при радостных криках славословий исчезла во тьме неба.

Жрецы поднялись и в бессильной ярости посылали проклятья народу. Но вот и в народе возвысились голоса:

— Мы давно не давали вам жертвы, но вы силой брали у нас!

— С нами не было бога, и мы боялись вас. Но пришел Лину Бакаб и спас наших детей.

— Сто пятнадцать отцов, матерей и детей вы убили, когда они не дали первенцев!

— Вы любите мясо людей, так режьте детей своих, а не наших!

— Лину Бакаб запретил!

Вдруг вопль жрецов покрыл все крики, и ножи их, скре-щая клинки, страшно лязгнули среди ночи.

— Мы истребим нечестивых, — закричал Великий Ха-хам в ярости, — пусть приходит ваш Лину Бакаб и воскресит мертвых!

Паника охватила народ, и многие побежали, скрываясь в кусты и за деревья, но еще больше людей схватилось за палки и камни. Блеснувший издалека ослепительный луч ободрил рабов, и, отбиваясь палками и бросая каменья, они, как те сто пятнадцать, погибших когда-то, вступили в отчаянный бой. Жрецы их теснили, но, отходя к деревням, восставшие хватали каменные топоры и ножи и дрались у своих очагов. Гуще и гуще становились ряды их, и, хотя устилали землю убитые и раненые, они смелей и смелей нападали.

VIII

Сверкая огнями, стоял, «Титан» на гладкой возвышенности, поросшей с краев пробковым дубом, платаном и дикими каштанами. Здесь, в этом месте, у подножья горы Лунного духа, Пьер отослал свой караван во главе с Ибрагимом в горный дуар галласов.

Бириас спала в отведенном ей помещении, в отделении для складов и провианта. Мужчины сидели за столом. Они были взволнованы и расстроены.

— Противно и глупо, — говорил Пьер, — выбивать зверские суеверья, прибегая к фокусам.

— Я предпочел бы, — заметил Форестье, — подсыпать мелиниту в это дьявольское сооружение и сразу послать его к черту со всеми жрецами.

— Друзья мои, — возражал Корбо, — мне одинаково тяжело и отвратительно убивать и обманывать. Но нам или все бросить, или окончить начатое. Не забывайте, что между ними и нами лежат тысячелетия! Мы никогда не поймем друг друга.

— Бросить? — пылко подхватил Пьер, — но это значит восстановить этот варварский культ с человеческими жертвами! Вспомните Кмера и Такуда, которых мы застрелили!