Александр Тесленко - Искривлённое пространство Страница 27

Сухов опустился в кресло за столом и отметил про себя, когда он сказал вундеркинду о крови на щеке, которая осталась якобы после операции, то Серафим не заподозрил обмана.

- Ты не слушаешь меня? - удивленно спросил малец. - Почему?

- Устал очень, - постарался спокойно сказать Сухов.

- Сложная была операция?

- Да. Очень сложная. - Сухов поднял глаза на Серафима. Их взгляды встретились... Представляя операционную, он внушал себе спокойствие. Стараясь поверить в собственную ложь.

Если я перестану волноваться и не буду оформлять мысли словами... К черту все внутренние монологи! Серафим не должен догадываться, о чем я думаю...

Понятно, что и эти мысли Сухова не материализовались в слова, хотя думал он именно так. Он заставлял себя не думать как раз об этом. И ему легко удавалось понимать себя без слов. Похоже было на то, будто он пьет воду не глотая. Вода льется в рот, хочется глотнуть, но ему известно этого делать нельзя, вода приятно холодит, стекая в желудок.

- Так слушай меня, Сухов. Ты даже не догадываешься, насколько все это серьезно для тебя. Если б ты только знал, то не сидел бы сейчас, как мокрая курица. Нет, серьезно, Сухов, почему ты такой бледный? Ты плохо чувствуешь себя?

- Устал очень.

- Так, может, отдохнешь?

- Нет. Все в порядке. Рассказывай, Серафим, дальше. Остановился ты на том, что ты - существо неземного происхождения, хотя и создан по подобию землян...

- Да, Антон. Я действительно помню ту ночь, когда меня создали. По крайней мере, мне кажется, что помню себя даже одноклеточным. Вокруг какая-то мерцающая темнота, живая темнота. - Серафим, зажмурив глаза, говорил приглушенно, заговорщически. - Я чувствовал, понимал ту темноту всем своим существом, всем телом. Она была доброй, та ночь, ночь моего рождения. Клетка разделилась, и поначалу мне казалось, что я стал существовать в двух особях, но очень быстро понял - мы настолько зависимы и связаны друг с другом, что составляем нерасторжимое целое. А потом каждая из этих клеток поделилась, затем следующие... Я очень быстро привык к собственной множественности. Антон, дай мне, пожалуйста, лист бумаги и карандаш... Благодарю... Итак, я постепенно рос. И вот однажды, в какое-то мгновение ночь взорвалась - и я прозрел. Скажу откровенно, я не был от этого в восторге, каждая клеточка болела, все во мне протестовало. Но мне предстояло развиваться дальше. - Серафим говорил и одновременно рисовал что-то на бумаге. - Знаешь, Антон, как странно и неприятно сознавать собственные тщедушие и уродство. Огромная голова, хвост... Конечно, если бы не дано мне было знать, каким я должен стать через несколько месяцев, то, безусловно, смирился бы со всем и казалось бы мне, что более совершенное существо и выдумать трудно. Но я-то понимал - все во мне уродливо. Часто закрывал глаза, только бы не видеть себя подольше, а потом насладиться переменами, происшедшими за несколько часов... - Отложив карандаш, Серафим протянул Антону рисунок. - Вот посмотри, Сухов, понравятся тебе такие существа?

На рисунке изображено нечто походившее на спрута или кальмара, но щупальца располагались по три - сверху и снизу.

- Очень милое созданьице... Это ты таким был?

- Нет. Таким я не был. Но скажи честно, что ты подумал бы, если бы встретился с таким вот, но только живым?

- А где же твоя способность читать мои мысли?

- Мне хочется, чтобы ты сам сказал это вслух. Чтение твоих мыслей требует много энергии.

- Я тебе уже сказал: очень милое созданьице. - У Сухова по коже побежали мурашки. Он прекрасно сознавал - все это не сон, не бредовые виденья, но воспринимать Серафима и его болтовню серьезно никак не мог.

- Короче говоря, Сухов, вот так выглядят те, кто создал меня. Вообще-то они могут приобретать любые формы, превращаться в кого угодно, но на самом деле они именно такие, как я нарисовал. Они - вершина совершенства... Но, знаешь, мне нужно хорошенько поесть, а потом мы закончим разговор. Скажу только, что называют они себя маргонами. Они прилетели из невообразимой дали. Они очень разумные, мудрые существа. Они хотят осесть на Земле, хотят поднять землян на высший уровень развития. И ты, Сухов, должен помочь мне, помочь маргонам... Ну, пошли есть!

Серафим жадно глотал, не разжевывая, куски мяса, изделия химкомбината пищевых продуктов. Он ел и никак не мог наесться. Впивался зубами в пищу и рвал ее, как дикий зверь. И слегка улыбался. Но улыбка его наводила ужас.

- Спасибо, Сухов! - воскликнул наконец Серафим. - Итак, продолжим. Маргоны - это далекая высокоразвитая цивилизация, которая стремится помочь землянам в их развитии.

- Прости, Серафим, мне странно и смешно, даже дико, но... Я просто вынужден говорить с тобой, как с совершенно взрослым, умным существом. Скажи мне, почему маргоны, эти благодетели с большой дороги, ведут переговоры с землянами через таких, как ты? И, кстати, кто ты такой? Что-то я никак в толк не возьму. И если ты хочешь, чтобы я хоть что-нибудь понял, то должен говорить конкретно и ясно.

- Еще конкретнее и еще ясней? - Серафим двусмысленно улыбнулся. Очень странный ты человек. Даже мысли твои читать трудно.

- Это потому, что читать нечего, - пробурчал Сухов, вновь ощутив то состояние, будто пьет не глотая. - Когда кто врет, я и сам прекрасно это чувствую. Состояние человека чувствую. Но хватит разглагольствовать... И пусть тебя не удивляет, что очутился ты именно перед моими дверями. О маргонах известно мне, пожалуй, побольше, чем тебе, - сказал и пристально посмотрел на Серафима, ожидая его реакции. Как и предполагал Антон, Серафим насторожился.

- Не понимаю, о чем ты...

- Чего ты, собственно, не понимаешь? Я сказал вполне определенно, без всяких намеков.

- Что ты знаешь о маргонах?

Сухов припоминал все свои разговоры с Гиатой, ее картины на стенах.

- Тебе хочется услышать о маргонах от меня? - спросил Антон с иронией. - Так слушай! Они... зеленые. Форму их тела ты нарисовал правильно, - продолжал явно издеваться над Серафимом Антон, удивляясь, как это ему удается.

- Да, они и вправду зеленые, - пробормотал в растерянности вундеркинд.

- Но временами их окраска может несколько меняться и...

- Появляются розовые оттенки, - быстро перебил Серафим, видимо, опасаясь, как бы Сухов не заподозрил его в недостаточной осведомленности.

- Вот видишь, и я немало знаю. Знаю, наконец, что ты не маргон, сказал Сухов, внимательно всматриваясь в лицо вундеркинда - не ошибся ли? Серафим отвел в замешательстве взгляд в сторону.

- Да. Я не маргон. Я - кар. Дитя их разума. Я - рабочий, исполнитель их воли. - И вдруг Серафим расплакался. - Ты не представляешь, Антон, как мне было страшно неделю назад. Неимоверный голод терзал! Ты знаешь, что такое настоящий голод?! Я знаю!