Эдуард Маципуло - Нашествие Даньчжинов Страница 27

Говинд бросился на помощь горалу, улюлюкая и размахивая карабином как дубиной. Но злобные твари уже разорвали горала и, уклоняясь от наших пинков и прикладов, отбегали, глотая кровавые куски мяса. Они исчезли в зарослях, оставив нам скелет антилопы с торчащими ребрами. Их повизгивание постепенно стихло вдали, но мул продолжал испуганно храпеть и трясти ушами, присев на задние ноги. Духовный Палач успокаивал его шлепками по умному лбу.

– Это красные собаки, – сказал Говинд, переводя дыхание. – А точнее, волки. Они редко появлялись здесь, но теперь мы их встречаем все чаще. – Кивок в сторону загрустившего «итальянца». – Он знает.

– Беда для заповедника, если появляются красные волки, – с тяжким вздохом согласился Джузеппе. – Настоящая беда. Они ненасытны, как господин Чхэн.

– Не надо о нем, – поморщилась Чхина.

– Ужасный смысл в этой картине, – продолжал Джузеппе, – ведь они пришли, чтобы занять экологическую нишу королевских горных. Они все пожрут и распугают. И что я заметил: красные волки приходят следом за тэуранами. Тут какая-то закономерность…

Я спросил Духовного Палача:

– Неужели трудно понять, что разные хищники почуяли слабость Даньчжинского Времени?

Старичок взглянул на меня с укоризной и оттолкнул морду мула.

– Человеческий ум понимает не правильно. Надо слушать, что скажут боги.

– Так слушайте быстрее, – недовольно произнесла Чхина. – Не то поздно будет. – И все следом за ней по смотрели на белые ребра горала. Они были очень похожи на человечьи.

После долгого утомительного марша мы остановились на привал возле живописного шумного ручья, который без устали обстреливал брызгами заросли буйных трав. Джузеппе, большой любитель рыбы, пошел искать форель и неожиданно наткнулся на след тигра. Все пришли в возбуждение. После оживленной дискуссии, в которой приняли участие женщина и монах – оба хорошие знатоки природы, пришли к выводу, что это следы двух-трехдневной давности.

Говинд, как-то незаметно взявший на себя командование, быстро распределил роли. Чхину оставили в лагере – варить обед, а я должен был охранять ее и запасы провианта с гранатометом под мышкой. А на самом-то деле мне дали возможность прийти в себя после марша. Хомут высасывал из меня силы, и мне угрожало стать обузой для моих друзей.

Пока в котле весело булькало, мы с Чхиной нарвали несколько охапок шпината и еще какой-то травы, похожей на зверобой. Шпинат – понятно, кладовая аминокислот, и более полезного салата не придумаешь. А зверобой? Даньчжинская женщина задумала воскресить меня этой травкой, готовя, по-видимому, к будущей семейной жизни. Она посадила меня на камень, сказала «не вертись» и начала заливать меня вместе с хомутом жгучим зеленым соком.

– Шея не будет гнить, кровь не испортится, и ты меня будешь любить еще крепче.

Бедная несчастная женщина! Бедный несчастный я! Ведь во мне не было любви к ней.

– Ты детей любишь, Пхунг? – ворковала Чхина, выжимая пучок травы над моей головой, это занятие ей нравилось. – И я люблю. Сильно. Но меня все боятся, и мои мужья боятся. А когда вместо любви страх или еще что-нибудь, то дети получаются уродами. Вот почему у меня до сих пор нет детей.

Ее корявая, но глубокая мысль восхитила меня. Может быть, она походя высказала один из будущих постулатов НМ? И верно: вместо любви – похоть и пьянь или циничный расчет или принуждение – и появляется маленький монстрик, в генах которого ни капли любви, но есть то, что создало его по прискорбному случаю. И шагают такие по жизни, оставляя страшные следы…

– Ты что такой скучный, Пхунг? Я принюхался.

– Кажется, мы остались без обеда. Чхина подбежала к костру, засмеялась.

– Верно, Пхунг! Все пригорело!

Тем временем Говинд, Джузеппе и Духовный Палач шли по следу. Старичок вдруг остановился.

– Я пойду в другую сторону. – Он махнул ручонкой и, подхватив оранжевый подол, полез через кусты.

Говинд и Джузеппе лишь переглянулись. Охотничий азарт погнал их дальше, но след был все-таки старый, а на камнях и вовсе затерялся. Они вернулись на бивак злые и голодные, а тут такой конфуз с обедом. Джузеппе был вне себя.

– Это какое-то свинство!

Чхина пристально посмотрела на него.

– Не надо на меня кричать, итальянец, не то у тебя голова заболит от крика.

Он осекся, но потом снова вспылил:

– Теперь я буду готовить! И никому не доверю!

– Вот и хорошо! – Чхина бросила в него деревянный скребок, которым чистила котел. – Терпеть не могу всякие кухни, кастрюли…

Скребок попал Джузеппе в лоб, набив шишку. Это было в общем-то смешно, однако Джузеппе уже был не в состоянии понимать юмор. Он схватился за охотничий карабин. Говинд и я с большим трудом погасили конфликт.

– Женись ты на ней поскорее, – сказал Джузеппе, остывая. – Почему мы должны страдать из-за твоей нерешительности? Сегодня же, сейчас же немедленно устроим даньчжинскую свадьбу!

– Это не так просто сделать, – вполне серьезно сказал Говинд. – У нас разводов не бывает, а у нее три мужа.

– Я готов их застрелить, – сказал Джузеппе, – честное слово. Их счастье, что они далеко.

Решили отобедать сухим пайком – сухарями, галетами, консервированной колбасой, для старичка распечатали пакет с сухими сливками из ячьего молока. Но он все не появлялся, и мы встревожились.

А старикашка знал, что делать: взобрался на скалу, возвышающуюся над окрестностями ручья, и затаился. Его грязно-оранжевая тога слилась с выжженными солнцем травами, которые росли на скальных пятачках целыми охапками. К дождливому сезону горные джунгли Ярамы перекрашивались в желтое и красное.

Старичок обозревал, не шевелясь, далекое и близкое, а зрение у монахов Тхэ-чхубанга исключительное. Кстати, Хранитель Подвалов восстанавливал именно остроту зрения, когда я увидел его впервые, – с помощью созерцания пламени светильника или утреннего солнца. Об этой древней методике и йоги знают, неизвестно, кто у кого перенял – они у даньчжинов или наоборот.

Духовный Палач разглядывал клубок шевелящихся змей на сухом дереве, суету в кустарнике. Потом заметил на далеком склоне хребта горных антилоп, идущих в высокой траве, – видны были только рога и уши. Потом увидел струйки каменной мелочи, ползущие вниз, – тоже далеко, но принялся терпеливо смотреть луда, на заросшие кустарником скалы. Мелькнула полосатая змея, опять посыпались мелкие камни и куски почвы – журчание ручья не давало возможности услышать звук. Потом над зазубринами скал появилась Летящая Глыба – как ее окрестили даньчжины. Какое-то мгновение она висела на одном месте, затем нырнула за камни. Старичок и вовсе перестал дышать.