Сергей Чекмаев - Бремя стагнатора Страница 28

– Знаю, господин. Но как я…

– Назовешь ему мое имя – Косталан.

Она выскочила за дверь, повторяя про себя: «Косталан… Косталан… Коста…»

На душе было светло и радостно. Почему-то она совершенно не боялась того, что будет дальше. Наоборот – ждала, чтобы все поскорее закончилось, и они ушли отсюда. Вместе.

И еще: никто и никогда раньше не говорил ей «пожалуйста».

Когда Юнари вернулась, окончательно пришедший в себя распорядитель орал высоким голосом:

– Да ты знаешь, сколько она съела за это время?! Страшно подумать! А пользы от нее – грош! И на три медных монеты не наберется!

Кузнец взял из рук девушки одежду, ободряюще кивнул. Казалось, крики Коцеру его совершенно не беспокоили. Он набросил халат, подпоясался, сунул ноги в растоптанные сапоги.

Старик не унимался:

– Она сломала две щетки, трижды проливала дорогущий травяной настой, а уж сколько мыльного корня зазря перевела – просто не счесть!

Развязав нитку с монетами, Косталан спокойно спросил:

– Сколько?

Хозяин продолжал вопить:

– Они все думают, что я сделан из денег! Будто бы смысл всей моей жизни – кормить всяких деревенских дурочек, а не заработать немного на спокойную старость! Да я скоро разорюсь вконец из-за таких вот… – тут до него, наконец, дошел смысл вопроса. – Что?

Юнари испуганно жалась в углу, опустив глаза. Но на мгновение Косталану удалось встретиться с ней взглядом. Девушка смотрела на него с мольбой и отчаянной надеждой.

– Я спрашиваю – сколько?

– Что сколько?

– На сколько Юнари тебя разорила за это время?

Старика перекосило. Он боялся заломить слишком высокую цену, но и прогадать тоже не хотел.

– Четверть серебра!

Услышав непомерную сумму, девушка охнула. На торгу Коцеру дал за нее всего лишь десять медяков. А вдруг кузнец передумает? Вдруг для него это чрезмерно много – ведь он не выглядит богачом.

– Вряд ли ты платил за нее хотя бы треть от этой цены. Но я не буду с тобой торговаться, старик. Вот твои деньги, – он бросил на скамью горсть медяков. На глаз там было даже больше, чем четверть серебряного чига. Глаза Коцеру загорелись, он жадно собрал монеты, упрятал их поглубже за пазуху.

– Там больше, – сказал Косталан. – Моя плата за сегодня.

– Да-да, конечно, господин Косталан. Приходите снова! В моих термах любят щедрых гостей!

– Пусть любят. Только не меня.

Распорядитель дернулся:

– Как это?

– Я сюда больше не приду, старик. Видеть тебя не могу, боюсь, что-нибудь сделаю. Ну, мы уходим. Не забудь отдать мне залог Юнари. Я жду у входа.

Когда старик вышел, девушка обняла Косталана и разрыдалась.

– Ну что ты… – он погладил ее по голове, – не надо плакать. Лучше беги, собери свои вещи, пока этот старый скупердяй действительно не надумал позвать охрану.

Возможно, распорядитель Коцеру собирался выручить с девчонки на порядок больше, научив ее премудростям «особого» ухода за щедрыми, но одинокими клиентами. Девушки постарше в его термах умели не только подкладывать в воду благовония, растирать маслом и делать массаж. Но побоялся связываться с буйным кузнецом. Ведь случись драка, слухи действительно пойдут гулять по городу: кого били, да почему, и в чем была причина. История Юнари быстро дойдет до чиновничьих ушей, и они не замедлят явиться с проверкой. Вы что, уважаемый Коцеру-са, нарушаете эдикты императора? Как нет? А девушку для чего выкупили? Полы подтирать? Да неужели?

Прохладная ладошка снова легла на лоб:

– Ты заснул, Коста?

– Нет, просто задумался. Вспомнил, как впервые тебя увидел.

По молчаливой договоренности они старались не произносить вслух слова «термы», «парная», «услужение». А старого распорядителя не поминать даже косвенно. А игра с тем самым вопросом, который их познакомил – «что подать доброму господину», – незаметно прижилась. Наверное, Юнари нравилось ухаживать за ним.

Впрочем, взаимно.

– Я совсем некрасивая была, да?

– Ну почему? Ты – лучше всех!

Девушка долго не отвечала, Косталан приоткрыл глаза и увидел, что она опустила голову и насупилась.

«Та-ак, опять ляпнул что-то не то. Эх, не умею я разговаривать с женщинами…»

– Что случилось? Я тебя обидел?

Юнари молчала.

– Да в чем дело! Если я что-нибудь не так сказал, извини. Только не молчи.

– Ты считаешь, что я осталась такой же некрасивой, как и была! – выпалила она наконец. И добавила: – Я совсем не изменилась, да?

Косталан замер с раскрытым ртом, потом рассмеялся, сгреб Юнари в охапку и притянул к себе. Конечно, она тут же запищала, что халат намокнет, что испортится прическа, что произойдет еще десяток столь же непоправимых событий.

– Ну так сними его, – посоветовал Косталан. – И нечему будет намокать. Кроме тебя.

– А как же ужин?.. – неуверенно сказала девушка. – Ты просил приготовить.

– Подождет ужин.

И протянул ей руку.

Мужской наготы Юнари совершенно не стыдилась – насмотрелась в термах, а сама раздеваться стеснялась. Гасила светильник или просила отвернуться. Или вот так, как сейчас, – скидывала халат, рубаху и прикрывалась руками. Притом, что ей очень нравилось, когда он любовался ее телом и говорил об этом.

Косталан мягко развел ее руки в стороны, сказал восхищенно:

– Какая ты красивая!

Она, конечно, тут же смутилась, зарумянилась, как плод солнечного дерева, и быстро залезла к нему. Медная купальня закачалась, на пол плеснуло немного воды.

– Ой, какая я неуклюжая!

Юнари рванулась наружу – убрать, но Косталан крепко прижал ее к себе, поцеловал в угол губ. Успокоил:

– Мы сейчас еще и не так набрызгаем! А потом вместе уберем. Хочешь?

Он заглянул в глаза девушки и напрочь забыл все, что хотел сказать. Велеречивые поэты древности сравнили бы их с бездонными горными озерами, в которых так легко утонуть. Или с бескрайним ночным небом. Или еще с чем-нибудь. Но простой кузнец не умел красиво складывать слова. Он просто смотрел и удивлялся: как может в хрупкой маленькой девушке уместиться столько любви и нежности.

Именно в тот день Косталан впервые заметил то, чему суждено было прославить его имя. Казалось бы – сотни тысяч людей видели то же самое до него, но никто не обратил внимания. Вполне может быть, что и он проглядел бы идею, как и много раз до того, если бы не ворочалось неустанно в голове гигантское поливочное колесо.

Слишком уж Косталан хотел помочь – своим родным, семье Юнари, друзьям, соседям… всем!

Счастливая Юнари крутилась у очага, Косталан порывавшийся помогать, был отправлен на скамью – не путаться под ногами и вообще не мешать. Он не сопротивлялся. Позиция оказалась самая выгодная: можно ничего не делать и просто смотреть, как девушка двигается. Есть в этом что-то завораживающее и чудесное.