Сергей Чекмаев - Бремя стагнатора Страница 29

Счастливая Юнари крутилась у очага, Косталан порывавшийся помогать, был отправлен на скамью – не путаться под ногами и вообще не мешать. Он не сопротивлялся. Позиция оказалась самая выгодная: можно ничего не делать и просто смотреть, как девушка двигается. Есть в этом что-то завораживающее и чудесное.

Юнари все-таки решила варить похлебку, сняла с полки котелок, подвесила над огнем. Быстро порезала одну из тыкв, наклонилась к очагу – помешать. Косталан не удержался и легонько шлепнул девушку по попке. За что немедленно получил по рукам.

– Вот я тебе!

Она погрозила мешалкой, словно хотела стукнуть еще раз, он шутливо увернулся… и увидел.

Сухой хворост горел на удивление хорошо, котелок быстро нагрелся, похлебка забурлила. Юнари ловко подцепила крышку, высыпала в пахучее варево нарезанную тыкву. Снова закрыла котелок.

А Косталан все не мог оторваться.

Подпрыгивающая крышка все еще стояла перед глазами. Тяжелая, медная, весом алина в полтора, не меньше. А чтобы ее приподнять хватило нескольких клубов пара. Похлебка кипит, пар все прибывает, и крышка уже безостановочно приплясывает над котелком.

– Что ты смотришь? – спросила Юнари. – Пригорает?

«Интересно. А что если сделать котелок размером с дом? Наглухо закрыть его и направить пар в узкое горлышко? Сможет ли он сдвинуть, например, чугунную чушку в сто алинов? А двести? Тысячу? Или, например, вертеть тяжеленное поливочное колесо?»

– Коста! Не молчи!

– Что? А, нет-нет, все в порядке. Ты подожди немного, я сейчас.

Быстрым шагом Косталан спустился в кладовую, снял с рамок для сушки тонкую бумагу из злаковых плевел. В кузне ее называли «лапати» и использовали для чертежей. Ему, как признанному изобретателю, выдавали несколько листов в каждый оборот. На случай «если чего придумается», как сказал мастер-кузнец Хинновари.

Наверху его встретила обеспокоенная Юнари.

– Милый, в чем дело?

Он погладил девушку по щеке, как будто просил прощения:

– Ничего страшного. Просто пришла в голову одна мыслишка.

Юнари чуть слышно вздохнула. Что-что, а эту странную особенность своего мужчины – даже в мыслях она не смела называть его мужем, а вдруг сглазишь! – она успела изучить. Время от времени Косталан становился вот таким же чужим, чертил на бумаге странные узоры, ничего не замечая вокруг. Отвечал коротко и невпопад, да и то, если спросить напрямую. Иначе может просто не услышать.

Поначалу она обижалась. Но потом, когда соседи рассказали, что молодой кузнец славится не только силой, но и умом, что его ценят в кузнях, и что однажды он получил наградную пластинку от самого императора, Юнари успокоилась. И даже начала гордиться – вот, мол, какой он у меня!

Но видит Небесный Диск, как тяжело подавить обиду! В благодарность за ласку, ей хотелось в лепешку расшибиться, но приготовить ему вкусный ужин. А потом просто побыть вдвоем целый вечер.

Теперь уж не получится.

Она вздохнула и спросила, изо всех сил стараясь не выдать себя дрожью в голосе:

– Ты есть-то будешь?

Косталан развернул на столе бумажный лист, прижал по краям плошками и маленьким кувшинчиком и тут же начал что-то увлеченно вычерчивать.

Юнари погладила его по плечу. Кузнец встрепенулся:

– А? Что?

– Ужинать будешь?

– Конечно. Причем вместе с тобой. Сейчас только нарисую кое-что. Подожди немножко, ладно?

Чтобы не обижать Юнари, в тот вечер Косталан лишь вчерную набросал схему. Потом еще с полдюжины дней ушло на подготовку первых чертежей. Иногда казалось, что работа зашла в тупик, что проблема неразрешима. После мучительной бессонной ночи, когда кузнец прокручивал проблему в голове под аккомпанемент мерного сопения спящий Юнари, решение приходило – ослепительно яркое, простое и понятное. Дважды пришлось переделывать уже готовый чертеж: даже на глаз, без расчетов, было ясно, что слишком тонкий слой железа не выдержит жара, а слишком толстый – будет чрезмерно долго нагреваться.

Косталан никогда не был особенно силен в расчетах. В кузнях на этот случай всегда под рукой мастер Ринтагавор. А дома что прикажете делать? Все-таки он решил прикинуть размеры, толщину стен и силу пара на глаз. Пока. Если из сырой пока идеи получится что-нибудь стоящее, потом можно будет пересчитать.

Сначала он хотел назвать изобретение пароделом. Или паровой водокачкой. Через три дня, когда он в очередной раз бездумно слопал все, что подала на стол Юнари, бездумно поблагодарил и снова засел за чертежи, девушка расплакалась. Косталану было так стыдно, что он мысленно отвесил себе не меньше дюжины пинков.

Присев рядом с плачущей подругой, он попытался неуклюже извиниться, чем немедленно вызвал новые слезы. И тут его посетила отличная мысль:

– Хочешь, назовем пародел твоим именем? Юнариамо? Звучит?

«Амо» означало «посвящение».

– Посвящение Юнари? – слезы девушки высохли, словно по мановению сказочного лучика Небесного Диска. – А можно?

– Ну… это же я придумал! Как хочу, так и называю!

Девушка поцеловала его и серьезно сказала:

– Нескромно получится. Не надо. Спасибо, что предложил, Коста. Я тебя обожаю.

– Я тебя тоже, – честно признался он. – Простишь меня?

Вот так и не стал большой котел посвящением Юнари. В конце концов, Косталан решил, что прежде надо довести работу до конца, а потом выдумывать название. Иначе может получиться конфуз, как в известной сказке про торопыг-охотников, что разделывали убитых зверей, еще не войдя в лес.

С самого начала он решил, что не будет строить котел в императорских кузнях. Слишком уж там много любопытных глаз и желающих погреться у чужой славы. Лучше отдать заказ на отливку котла, трубок и выводного желоба на сторону, например в мастерскую Саригано, где Косталан обучался кузнечному делу совсем молодым пареньком. Конечно, придется потрясти мошной – заказ не из дешевых, но дело того стоило.

Румяный, толстощекий и краснолицый мастер встретил его восторженно:

– О! Какой гость! Сам Косталан Манар-Гири! Уважил старика, уважил! Я уж думал, что ты совсем забыл своего учителя.

– Ну что вы, Саригано-ансей, как я могу!

– Можешь, можешь… Мы тут все про тебя наслышаны. И как девочку выручил, и об идейках твоих, и о наградной пластине императора. Двухпоточный сток у нас знаешь, как называют? Косталанкой.

– Вот именно в этом мне и нужна ваша помощь.

– А, значит, не просто так пришел, проведать. Расскажи тогда, что же это за таинственная штука, которую старый Саригано делает лучше, чем мастера в императорских кузнях!

Они засиделись до середины ночи, спорили, под конец даже охрипли, чертили, вырывая друг у друга писало. Лишь когда Ладаля, жена мастера, в третий раз пришла напомнить, что уже поздно, мужчины с трудом, но все-таки смогли оторваться от разложенных на столе чертежей.