Воздушный корабль - Жюль Верн Страница 29

Атлантическій океанъ самый большой изъ всѣхъ океановъ. Онъ занимаетъ четвертую часть всей поверхности водъ на земномъ шарѣ. Инженеръ не выказывалъ особенной торопливости перелетѣть черезъ него и не отдавалъ приказанія прибавить ходу. Впрочемъ, Альбатросъ и самъ не могъ летѣть надъ океаномъ съ тою же скоростью, какую онъ обнаружилъ, несясь надъ Европой. Надъ океаномъ дули вѣтры, которые сильно замедляли. ходъ. Въ той тропической полосѣ, гдѣ теперь несся аэронефъ, скрещиваются пассаты, какъ то показываютъ новѣйшія научныя изслѣдованія.

Альбатросъ не желалъ бороться съ противными вѣтрами всею силою своихъ поступательныхъ винтовъ. Онъ шелъ умѣреннымъ ходомъ, но этому умѣренному ходу позавидовалъ бы любой почтовый пароходъ.

13 іюля аэронефъ пересѣкъ равноденственную линію, о чемъ и было возвѣщено всѣмъ находящимся на кораблѣ.

Такимъ образомъ дядя Прюданъ и Филь Эвансъ узнали, что они покинули сѣверное полушаріе и вступили въ южное. Этотъ переходъ не сопровождался на аэронефѣ никакими торжественными обрядами, которые въ подобномъ случаѣ совершаются на нѣкоторыхъ военныхъ и купеческихъ корабляхъ.

Только Франсуа Тапажъ пошутилъ надъ Фриколеномъ, выливъ ему за воротникъ пинту воды. Но такъ какъ за этимъ крещеніемъ послѣдовало возліяніе нѣсколькихъ стакановъ грога, то Фриколенъ изъявилъ готовность переѣхать черезъ экваторъ сколько угодно разъ, только не на спинѣ механической птицы, въ прочность которой негръ ни крошечки не вѣрилъ.

Утромъ 15 іюля Альбатросъ пролетѣлъ мимо острововъ Вознесенія и Святой Елены, ближе впрочемъ къ послѣдней. Высокія горы острова довольно долго виднѣлись съ корабля.

Если бы инженеръ Робюръ жилъ во времена Наполеона I, то тюремщику плѣннаго цезаря Гудзону До врядъ ли бы удалось усмотрѣть за плѣнникомъ: ужъ навѣрное Робюръ умчалъ бы узника на своемъ аппаратѣ.

Вечеромъ 16 и 17 іюля замѣчалось странное явленіе. Въ сѣверныхъ широтахъ это явленіе непремѣнно приняли бы за сѣверное сіяніе. Дѣло въ томъ, что солнце при закатѣ отбрасывало разноцвѣтные лучи, изъ которыхъ многіе окрашивались ярко-зеленымъ цвѣтомъ.

Что это такое было?

Быть можетъ, лучи проходили черезъ облака какой-нибудь космической пыли и освѣщали ея прозрачность? Такъ, по крайней мѣрѣ, объясняли это свѣтовое явленіе нѣкоторые наблюдатели. Но если бы ихъ посадить на аэронефъ и показать имъ это явленіе оттуда, то они, вѣроятно, отказались бы отъ своего объясненія.

Они тогда увидали бы, что въ воздухѣ носились мелкіе кристаллики пироксена, стекловидные шарики и частички магнитнаго желѣзняка, — вообще частички, очень похожія на вещества, извергаемыя огнедышащими горами. Послѣ этого у нихъ, конечно, явилось бы твердое убѣжденіе, что облако, въ которомъ играли лучи, выброшено какимъ-нибудь вулканомъ и унесено вѣтромъ въ Атлантическій океанъ.

Кромѣ этого явленія замѣчались и другія, не менѣе интересныя. На небо повременамъ наплывали тучки, придававшія ему какой-то оригинальный сѣрый оттѣнокъ; затѣмъ на этихъ тучкахъ вдругъ начинали появляться бѣлыя полосы, усѣянныя какъ будто затвердѣвшими крапинками. Въ такой широтѣ подобное явленіе можно было объяснить только процессомъ, сходнымъ съ процессомъ образованія града въ нашихъ широтахъ.

Въ ночь съ 17 на 18 іюля на аэронефѣ видѣли желтоватую лунную радугу, образовавшуюся отъ дождя, шедшаго надъ океаномъ.

Что могли означать всѣ эти явленія? Не неремѣну ли погоды?

Очень можетъ быть.

Какъ бы то ни было, юго-западный вѣтеръ, все время не перестававшій дуть съ самаго отлета отъ береговъ Африки, у экватора вдругъ совершенно прекратился. Было ужасно жарко, и Робюръ, чтобы избавиться отъ зноя, велѣлъ поднять воздушный корабль повыше. При этомъ пришлось позаботиться и объ охраненіи себя отъ солнечныхъ лучей.

Такія перемѣны въ воздушныхъ теченіяхъ давали право предполагать, что въ скоромъ времени обнаружатся новыя климатическія условія, свойственныя южному полушарію. Надо замѣтить, что іюль мѣсяцъ въ южномъ полушаріи соотвѣтствуетъ январю въ сѣверномъ, то-есть нашей глухой зимѣ. Улетая на югъ, Альбатросу предстояло скоро испытать на себѣ это рѣзкое различіе.

Впрочемъ, оно уже и такъ чувствовалось. 18 іюля, послѣ перелета черезъ тропикъ Козерога, показалось другое явленіе, отъ котораго пришелъ бы въ смущеніе и даже въ ужасъ любой корабль.

По поверхности океана распространилась странная зыбь свѣтящихся волнъ. Волны катились съ необыкновенною быстротою, сохраняя между собою промежутки приблизительно въ двадцать — четыре фута и оставляя послѣ себя слѣды въ видѣ длинныхъ свѣтлыхъ бороздъ. Благодаря ночной темнотѣ, до Альбатроса достигалъ яркій, ослѣпительный отблескъ, и въ этомъ свѣтломъ отраженіи аэронефъ на этотъ разъ, дѣйствительно, можно было принять за болидъ, глядя на него снизу. Робюру въ первый еще разъ приходилось летѣть надъ огненнымъ моремъ. Но этотъ огонь не грѣлъ, а только свѣтилъ, и потому не было надобности спасаться отъ него въ поднебесье.

Это явленіе можно было объяснить только электричествомъ, такъ какъ присутствія тѣхъ мелкихъ живыхъ тѣлецъ, которыя производятъ электрическое свѣченіе моря, на его поверхности въ это время не замѣчалось.

Вслѣдствіе всего этого слѣдовало предположить, что напряженіе электричества въ атмосферѣ усилилось до весьма значительной степени.

И дѣйствительно, на другой день, 19 іюля, на морѣ разыгралась буря, отъ которой легко могъ погибнуть всякій корабль. Но Альбатросу ни почемъ были вѣтры и волны; когда онъ почему-нибудь находилъ неудобнымъ летѣть надъ поверхностью моря, какъ чайка, онъ всегда могъ подняться далеко за облака, какъ орелъ.

Въ это время воздушный корабль находился на сорокъ-седьмой параллели. Долгота дня не превышала семи-восьми часовъ. Оно понятно: вѣдь, аэронефъ летѣлъ къ Южному полюсу, гдѣ, какъ мы уже сказывали, стояла въ это время зима.

Буря разыгралась нешуточная. Поднялся огромный смерчъ и началъ быстро надвигаться на аэронефъ, находившійся въ это время не выше ста метровъ надъ поверхностью моря. Смерчъ былъ настолько высокъ, что столкновеніе являлось неизбѣжнымъ: аэронефъ не успѣлъ бы подняться отъ него вверхъ. Тогда инженеръ велѣлъ просто сдѣлать поворотъ въ сторону, но въ это время вокругъ перваго смерча поднялось десятка два новыхъ, и всѣ они, быстро вертясь вокругъ самихъ себя, помчались на аэронефъ. Пришлось лавировать между ними, но и это средство оказывалось ненадежнымъ. Который-нибудь изъ смерчей

неминуемо долженъ былъ обрушиться на аэронефъ и разнести его въ куски.

Тогда даже самые хладнокровные изъ экипажа потеряли голову. Только одинъ Робюръ сохранилъ свое неизмѣнно-величавое спокойствіе.

— Смѣлѣй, ребята! — крикнулъ онъ. — Все уладится.

И затѣмъ обратился къ Тому Тернеру съ приказаніемъ:

— Дать выстрѣлъ изъ пушки!

Помощникъ инженера поспѣшно подошелъ къ орудію, зарядилъ его бомбой и выстрѣлилъ въ ближайшій изъ смерчей.

Сотрясеніе воздуха разбило смерчъ, разлетѣвшійся мельчайшими брызгами воды и пѣны.

Освобожденный аэронефъ отлетѣлъ въ сторону и затѣмъ торопливо поднялся вверхъ на нѣсколько сотъ метровъ.

— Все ли цѣло на бортѣ? — спросилъ инженеръ.

— Все цѣло, — отвѣчалъ Томъ Тернеръ, — но въ другой разъ я бы не совѣтовалъ