Сергей Плеханов - Заблудившийся всадник Страница 29

Овцын размышлял вслух: ясно, что сообщение должно быть передано некой тайнописью, но по внешности не вызывать подозрений. В то же время в нем должно содержаться нечто такое, что вызывало бы у людей желание делиться полученными сведениями с другими, и таким образом складывалась как бы живая цепочка.

— Ты хочешь сказать… может быть, это должно быть какое-то изображение? — спросила Анна.

— Я думаю, необходимо запустить несколько сообщений в разной форме. Тогда само обилие их натолкнет потомков на мысль, что это не простое совпадение…

— Я не умею рисовать, — вздохнул Ильин. — И вырезать из дерева не могу. Не талантлив, к сожалению. Может быть, ты, Василий, карандашом или кистью владеешь?

Овцын отрицательно покачал головой и сказал:

— Шпагой, эспадроном, саблей могу вензеля по воздуху выписывать, а на бумаге — увольте… Это вот Иван у нас богомаз — говорил мне как-то, что приходилось ему иконы малевать.

— А ты, Анюта? — спросил Ильин.

— Я рисую, но не очень, — сникла княжна. — Женские головки больше.

V

Накануне их ухода Виктор пришел проститься с Добрыней.

Старик с непроницаемым лицом выслушал слова благодарности за кров и пищу, потом предложил филологу следовать за ним.

Привыкнув к сдержанности волхва, Ильин не стал задавать вопросов и двинулся за Добрыней в глубь леса. Обойдя небольшое озеро, кормившее поселок рыбой, они взобрались на лесистую гривку, полого поднимавшуюся по направлению к скалистым обрывам водораздела, хорошо видным от воды. Виктор слышал, что в той стороне находилось языческое святилище, но никогда не был там.

Когда достигли первого утеса, волхв раздвинул руками кусты у его подножия и, призывно кивнув головой Ильину, скрылся в зарослях.

Пробравшись по узкой тропке через густой малинник, Виктор заметил узкий лаз, где исчез Добрыня. Протиснувшись за ним, филолог оказался в пещере, стены которой круто уходили в темноту. В нос ударил острый запах навоза. Напротив входа переливалась овальная гирлянда огней.

Подойдя ближе, Ильин увидел, что это деревянные плошки с каким-то маслом, поставленные кругом продолговатого камня с углублением. Язычки пламени непрерывно трепетали — понизу тянул слабый сквозняк.

В темном углу пещеры, куда отошел Добрыня, кто-то шумно вздыхал и возился. Неожиданно голос волхва раскатился под сводами:

— Помоги!

Виктор двинулся вперед, выставив руки перед собой. Наткнувшись на стену, сказал:

— Ничего не вижу.

— Сюда! — Добрыня был совсем рядом.

Ильин сделал еще два шага и натолкнулся на что-то живое. По телу прошел внезапный озноб.

— Что это?!

— Козел. Возьми его за рога и вали набок. Надо связать ноги.

Нащупав толстые костяные завитки на голове животного, Виктор вцепился в них и рванул в сторону. Шерстистая туша дернулась на месте, но козел удержался на ногах.

Только с помощью волхва Ильину удалось побороть тяжело дышавшего противника. Усевшись на его крутой бок, судорожно вздымавшийся и опадавший под ним, Виктор ждал, пока Добрыня возился с сыромятным ремнем.

— Понесли, — наконец сказал старик, и Ильин, продолжая держаться одной рукой за рог, схватил другой связанные ноги козла.

Добрыня показал, как уложить жертву в углубление продолговатого камня. Козел несколько раз дернулся и затих, словно осознав значительность минуты.

— Испрошу у богов помощи тебе, пришедший с небес, — сказал Добрыня. — Верю тебе, что не Змеем послан. А те трое — они от него. Берегись их.

Ильин не стал на этот раз оспаривать мнение жреца, таинственная обстановка святилища как бы обязывала к немногословности.

Воздев руки к своду, Добрыня принялся нараспев произносить молитву на санскрите. Глаза Виктора, привыкшие к темноте, различали теперь изваяния, к которым обращался жрец. Это были несколько фаллических столбиков из дерева и камня, испещренные какими-то письменами, навершие одного из них украшала воинственная усатая физиономия, под ней было изображено несколько пар рук.

«Да ведь это лингам. А персонаж этот — какое-то подобие многорукого Шивы!» — внезапно озарило Ильина. У кого-то из путешественников по Индии он читал об этих изображениях, воплощающих представление о мужском начале мира — их устанавливают на перекрестках дорог, на деревенских торжищах.

Мелодичный речитатив на санскрите усиливал впечатление, будто происходящее совершается где-то в индуистском храме. Когда Добрыня повернулся в профиль, в слабом мерцании огней его отрешенное лицо напомнило Ильину облик аскета-отшельника из Гималаев, виденного как-то в телевизионном «Клубе путешественников».

В полутьме сверкнуло широкое лезвие. Быстрым движением перерезав глотку козла, волхв навалился на него всем телом. Ноги животного судорожно дергались, из горла с бульканьем била черная струя.

По узкой канавке, выбитой в камне-жертвеннике, кровь устремилась к глиняному сосуду, стоявшему на земле, глухо ударила в его дно. Теплый, удушливый запах — запах самой жизни — помутил сознание Виктора. Он едва не упал, ощутив свинцовую тяжесть, разлившуюся по телу.

— Запали хворост, — продолжая удерживать агонизирующую жертву, велел волхв.

Ильин огромным усилием воли заставил себя преодолеть охватившую его немощь. Заметив кучу сухого валежника у алтаря, вытащил из нее веточку и зажег от масляного светильника. Прикрыв огонек ладонями, дал ему разгореться и с нескольких сторон подпалил сучья.

Минуты не прошло, как стены пещеры вынырнули из темноты. Даже высокий свод, и тот стал различим в игре красноватых бликов.

Оставив отрезанную голову козла на жертвеннике, Добрыня ловко вскинул на руки тяжелую тушу и отнес к стене, где свисал ремень, перекинутый через деревянный костыль, торчавший из щели между камнями. Вставив пяльцы между задними ногами туши, волхв обмотал их ремнем и поднял козла на воздух. Захлестнув ремень вокруг костыля, принялся ловко орудовать ножом, снимая шкуру. Содрав ее, бросил в сторону и одним движением выпустил наружу внутренности жертвы.

Схватив окровавленными руками расползающиеся скользкие кишки, Добрыня принес их к костру и швырнул в огонь. Шипение и треск наполнили пещеру. Едкий дым повалил кверху, пламя село, и все вокруг погрузилось в полутьму. Не дожидаясь, пока костер разгорится, жрец принялся поливать сучья кровью из глиняного сосуда, громко восклицая что-то на санскрите. Но время от времени он переходил на родной язык, и тогда Ильин разбирал одно и то же заклинание: «Огонь! Огонь! Возьми свой огник!»