Павел Комарницкий - День ангела Страница 29

Мы сидим на пушистом ковре, розовом, с блуждающими в глубине голубыми, зелёными и жёлтыми размытыми огоньками. Над головой, как обычно, матово-светящийся белым неярким светом потолок, на стенах развешаны какие-то штуковины. Необычно, но красиво. Впрочем, мне некогда отвлекаться.

Напротив меня сидит по-турецки мама Маша, буквально на расстоянии вытянутой руки, едва не касаясь моих коленей своими. И никакого на этот раз комбинезона. Вот интересно, они вообще никого никогда не стесняются?

— Стесняться можно только уродливого, — она смеётся своим роскошным контральто, — а я вроде ничем таким не страдаю.

Да, это святая правда.

Она наклоняется ко мне, глядя в глаза. В упор. Да, и глазищи у неё что надо — громадные, густо-синие, сияющие, в обрамлении длиннейших густых ресниц. Точь-в-точь как у моей Ирочки.

Я никак не могу разобраться в её мыслях и эмоциях — они клубятся, роятся. Нет, я всё-таки слишком туп для такого дела.

Мои щёки обхватывают горячие ладони, сияющие глаза занимают всё поле зрения, и я вдруг ощущаю на своих губах лёгкий щекочущий поцелуй. Будто пёрышком. Ну и?

Я наконец-то сообразил.

— Мама Маша, вы проверяете, можно ли соблазнить вашего зятя?

Первый раз я вижу её смущённой.

— Ты прав, Рома, это не очень корректная проверка. Видишь ли, меня посетила запоздалая, но дикая мысль — может быть, на месте Иоллы сгодилась бы любая… самка нашего вида? И у тебя просто глубоко спрятанная ксенофилия, которую я не смогла сразу определить?

— Ксено… чего?

— Ксенофилия. Патологическое влечение к самкам чужого разумного вида.

Вот теперь я разъярён.

— А дед Иваныч обвинял меня в зоофилии. Мне шьют новую статью?

— Ну-ну…

— Никаких ну-ну. Мне очень жаль, мама Маша, но свой шанс вы упустили. Надо было вам самой врезаться тогда в УАЗик, может, что и получилось бы. А теперь всё. Заявляю вам официально, что я испытываю патологическое влечение лишь к одной-единственной, как вы выразились, самке вашего вида — к вашей дочери. К моей Ирочке. Более того, я собираюсь и буду испытывать к ней патологическое влечение даже после того, как она перестанет быть самкой вашего вида. Может быть, вы легко справлялись с эсэсовцами, но имейте в виду — я так просто не сдамся.

Она смеётся своим изумительным контральто.

— Да, это будет трудно. Прости меня, дуру, я виновата.

Я медленно остываю, переводя дыхание.

— Должен отметить, у вас семейная склонность к странным психологическим экспериментам. Вы ни за что ни про что пытаетесь соблазнить собственного зятя. А ваша дочь имеет привычку хвататься ногами.

Вот теперь она смеётся по-настоящему, даже голову закинула слегка. И я смеюсь.

— Ладно, забыли… Вы хотели меня видеть зачем-то?

Она перестаёт смеяться.

— Да, Рома, хотела. И называй меня, пожалуйста, на «ты», а то мне всё время кажется, что меня много.

— …Биоморфы обладают весьма высокой пластичностью, Рома, и можно придать ей любой вид — от высокой тонкой блондинки до могучей негритянки.

— Я уже говорил ей, и вам повторяю — я приму её любой.

— Да-а? И горбатой рябой толстухой, рыжей, беззубой и подслеповатой?

— Вы же не сделаете этого, не станете намеренно уродовать свою дочь?

— Разумеется, нет. А тебе я говорю — не пренебрегай такой возможностью. Редко кто из ваших здешних мужчин имеет такую возможность, получить в жёны свой идеал, не только духовно, но и физически. И я знаю жизнь — красота имеет огромное значение, хотя и не решающее. Мне бы хотелось, чтобы ты не просто принял её, а не отрывал глаз. Так вот, Рома.

Я растерянно молчу. Да, конечно. Но я так привык к её милому личику, с острым подбородком, маленькими розовыми губками и искристыми глазами на пол-лица, что даже не представляю её иной.

— Я не знаю, мама Маша. Я правда не знаю.

Она тяжко вздохнула.

— Ладно, беру командование на себя. На, глотай не жуя.

Опять шарик от подшипника. И пилюли у них не как у людей…

— Не отвлекайся. Смотри мне в глаза…

Зелёные, жёлтые, красные пятна переплетаются под веками, словно танцуют какой-то исполненный тайного смысла ритуальный танец. Яркий солнечный свет пронизывает мою голову насквозь, как стеклянный аквариум, собираясь внутри в упругий, пушистый, тёплый шар. Шар перемещается в моей голове по-хозяйски уверенно, как громадная капля ртути.

Ярчайшая вспышка света! Я лечу, широко раскинув крылья — нет, не руки, а именно крылья — над незнакомой и одновременно знакомой местностью. Светило уже скрылось за горизонтом. Синий лес остывает, я вижу это. Невдалеке возвышается высоченная причудливая башня — я лечу к ней, домой. В руках и ногах у меня длинный оранжевый плод, что-то вроде огромной дыни — я еле удерживаю его четырьмя конечностями. Я даже знаю, как он называется, только выговорить не могу. Мне тяжело, я ещё маленькая, и внутренние грудные мышцы уже дрожат от усталости. Надо лететь быстрее!..

…Яркая вспышка! Я стремительно скольжу крутыми зигзагами в восходящих потоках, ловко уворачиваясь от преследователя с необыкновенными тёмно-фиолетовыми глазами. Местное светило (я знаю его название) кружится вместе с нами, принимая активное участие в нашей игре. Я загадываю: если вот сейчас догонит — выйду за него замуж ещё до выпуска. Постой-ка, а зачем, собственно, я так стремительно лечу?..

…Яркая вспышка! Мой недавний преследователь, одетый в радужный серебристый комбинезон, держит меня за руки и за ноги крепко-крепко, и мы кружимся, кружимся в воздухе, в свадебном танце. На мне тоже комбинезон, только ещё более радужно переливающийся, прозрачный. Мелькают смеющиеся лица, воздушный хоровод неистово несётся вокруг нас. Какое счастье!..

…Яркая вспышка! Крохотное существо, голенькое, с бугорками вместо крыльев и рудиментарным хвостиком, сосёт мою надувшуюся грудь, цепляясь пальчиками. Царапается, надо уже подрезать ноготки. Оглянуться не успеем, как и зубки прорежутся… «Как вы её хотите назвать?» — это родственники. Уэф сияет, как лазерный прожектор. Длинное, певуче-щебечущее слово, но я понимаю — «Иолла». «Скоро я научу её здорово летать» — смеётся старшая моя дочь…

…Яркая вспышка! Мы стоим на краю огромного поля, покрытого плотной, как ковёр, травой. Я стою слева, Уэф справа, между нами Иолла. Невдалеке стоят в готовности такие же тройки. Звучит музыка. Сегодня Первый полёт.

«Ну, даём разбег?» — Уэф твёрд и весел, от него веет уверенностью, заряжающей лучше стимулятора. Иолла смотрит вперёд, закусив нижнюю губку.

«Нет, папа, я попробую с места»…

…Яркая вспышка! Я стою в большом зале, на краю сооружения, более всего напоминающего вмурованную в пол гигантскую чашу, с толстенными, более метра, стенками из металлически блестящего зелёного материала. Над головой недвижно парит вторая громадная полусфера. Межзвёздный телепорт.