Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае Страница 29

- Но, папа, ты уже четыре года только о том и толкуешь, а мы все держимся. Ты и на этот раз что-нибудь придумаешь, успокойся.

- Что! - вскричал мой несчастный отец. - Что я могу придумать? Участок заложен и перезаложен, счета за дом лежат уже два, нет, три месяца, мое жалованье проиграно на полгода вперед! Мои долги... В общем, если через неделю я не уплачу пятьсот долларов по закладной, мы оба, ты и я, окажемся на улице с голым задом.

Я поняла, что дело серьезно. А папа затянул старую песню:

- Если бы ты додумалась сначала подцепить мужа побогаче, а уж потом принялась спать с целым городом... Почему ты отказала Кримси?

- Ах, папа, он же такой слабенький! И такой ревнивый - я бы не смогла жить с ним.

- Э! Кто тебе мешал ставить ему рога, дура! - плюнул папа. - А что теперь? Он женился на твоей подружке Нэнси, она, как и ты, вешается всем на шею, с той разницей, что у неё миллионы, а у тебя? Глядишь, и старику-отцу было бы чем успокоить свою старость!

Мало-помалу до меня дошла серьезность нашего положения. Я вернулась к мистеру Моррисону и закурила. Мистер Моррисон уже оделся и ждал меня, сидя в кресле.

- Судя по тому, что я поневоле слышал, мисс Элизабет,манеры у мистера Моррисона и теперь оставались безупречны,ваш отец проиграл в карты или растратил иным образом все свое состояние, не так ли?

- Еще как - так, - отвечала я, рассеянно распахивая халатик. - Он говорит, что через неделю мы с голой задницей окажемся на улице.

Мистер Моррисон... Ах, мужчины иногда такие глупенькие! Мистер Моррисон перестал гладить меня и сказал:

- Не сомневаюсь, что уж этот голый задик на улице не пропадет, мисс Элизабет.

- Но мне жалко папу, - объяснила я. - Он такой добрый! И такой умный! Все понимает. Он ни разу не наказал меня. Как он будет жить без ежевечерней рюмки бренди?

- Мисс Элизабет, - простите, что я не осведомился раньше,я чужой в ваших краях - а кто ваш отец?

- Он судья, - отвечала я.

- Что! Судья! С голой зад...

И мистер Моррисон неожиданно расхохотался. Я обиделась:

- Что вам смешно, Сэм? Кажется, вы могли бы проявить большее участие к нашему несчастью!

- О, прошу прощения, я просто вспомнил один анекдот про судью - как он на спор...

Тут мистер Моррисон о чем-то задумался, а потом спросил:

- Мисс Батлер, вы можете мне сказать откровенно - ваш отец способен преодолеть сословные предрассудки? Я имею в виду - он не очень отягощен... э... нормами морали?

- Совсем нет, ведь он уже заглядывал сюда, и вы слышали, как он отнесся к... э... вашему присутствию.

- Ага! Прекрасно! Тогда, я, пожалуй, могу предложить ему одно дело. Мисс Элизабет, вы не сочтете за труд представить меня своему отцу?

Я проводила Сэма в гостиную к папе. Они остались вдвоем и битый час о чем-то беседовали. Вскоре до меня донесся хохот папы, затем его гневный вскрик, а затем беседа пошла в спокойных тонах. А потом мистер Моррисон ушел, а папа за ужином был, казалось, повеселее.

- Не знаю, где ты подцепила этого субъекта, Лиззи...

- У вокзала в баре.

- ...но второго такого прохвоста даже мне не приходилось видеть. И при том - какие манеры! В общем, возможно, что-то и выгорит: мне все равно не переизбраться на новый срок, а...

И папа задумался. Тогда я ещё не знала, о чем они договорились с Сэмом, и потому не поняла его слов. Но позже об этом узнала не только я, но весь город. Оказывается, мистер Моррисон предложил папе баснословно доходное предприятие: показать на пари в окно здания городского суда свой обнаженный зад! Мистер Моррисон брал на себя разыскать таких, которые готовы побиться об заклад, что папа этого не сделает. Ну, а папе оставалось лишь сделать это. И папа сделал.

Утром, ещё не началось заседание, он кряхтя влез на подоконник, повернулся спиной к улице и скинул с себя штаны вместе с исподним. Потом он быстро надел их и также кряхтя слез с подоконника. А мистер Моррисон на улице собрал выигрыш, причем миллионер Кримси прибавил ещё пятьсот долларов со словами:

- Вы изрядный прохвост, Сэм, и конечно, подстроили все заранее. Но знаете - мне не жалко за такой... э... портрет. Теперь маразматика Батлера вздуют, а я готов за это ещё приплатить!

Бедный Кримси! Он считал, что это из-за папы я не приняла его предложение.

Вечером мистер Моррисон и папа разделили выигрыш и слегка отметили почин. Я уже знала, чем они занялись, потому что подружки оборвали мой телефон, пересказывая пикантные подробности. Конечно, я даже не пыталась как-то вмешаться: во-первых, с папой все равно невозможно было спорить, а вовторых... почему бы и нет? Само собой, что папу пытались выпереть из суда, да только папа сорок лет отдал ниве правосудия - куда с ним было тягаться местным крючкотворам! И ничего у них не вышло. К тому же, надо сказать, не все в городе поверили скандальной истории. Одни что-то намекали на какое-то пари, другие толковали про соскочившие подтяжки, третьи вообще считали все дело идиотской выдумкой Кримси. Не верить, однако, им оставалось недолго. Следующую акцию папа и мистер Моррисон наметили на время открытого собрания по поводу пятидесятилетия деятельности общества защиты животных. Папа должен был в числе почетных гостей произнести приветственную речь. Весь город так или иначе что-то обо всем знал, и само собой, что зал городского театра был набит битком. Я не знаю, каковы были ставки, но Сэм сказал, что они очень высоки. Но и папа, надо признать, очень нервничал и то и дело что-то цитировал по латыни про Рубикон и жребий.

- Вот, Лиззи, - сказал он перед уходом, - сегодня, возможно, наиболее ответственное выступление в жизни старого судьи. Пожелай мне удачи, о моя распутная дочь!

- Ни пуха, ни пера, папа!

- К черту.

И он пошел на собрание. Немного позже и я заняла свое место в зале. Все шло как положено: выступление мэра, потом - миссис Марлоу, бессменного президента общества в течение тридцати четырех лет, - и наконец, очередь дошла до папы. Папа поднялся на трибуну, приветствовал собравшихся, и произнес одну из самых своих вдохновенных речей - разумеется, в весьма благородном тоне. Несколько раз за время своего выступления он покидал трибуну и прохаживался взад-вперед по сцене. В эти моменты зал напряженно замирал - мистер Моррисон сказал, что прямо по ходу папиной речи ставки тотализатора рванулись вверх, как какой-нибудь "Шаттл". С одной стороны, папа прямо-таки олицетворял респектабельность и традиции, - и видя и слыша его, просто невозможно было поверить в известный слух. А с другой стороны, на общественных мероприятиях все всегда втайне ждут скандала, - да и ставки были немалые. Так что, когда папа, закончив речь, занес ногу над ступенькой, чтобы сойти со сцены, по залу прокатился гул разочарования. Общая мысль, очевидно, была такой: "И как это мы могли поверить этому идиоту Кримси! Сочинить такую глупость про нашего судью! Ну, пьет старик, но не до того же, чтоб..." Я была в зале и видела бледное лицо мистера Моррисона - он, должно быть, тоже подумал, что папа не решился. И в этот момент папа вдруг повернул обратно, вышел на середину сцены и сказал: