Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае Страница 30

- Извините, леди и джентльмены, я кое-что забыл. Разрешите мне пару слов не по теме нашего собрания. До меня тут доходили какие-то возмутительные слухи. Будто бы я делаю, с вашего позволения, так...

И папа с нашего позволения показал - как. И показав, сказал:

- Надеюсь, теперь я внес окончательную ясность в данный вопрос.

И он сошел со сцены. Зал... Но это не описать: рев, свист, смех, аплодисменты одновременно пятиста, а может, и тысячи человек! Папа сам потом вздыхал:

- Да, такого триумфа, как на празднике защиты животных, у меня уже не будет!

Одним словом, долгожданный скандал произошел, и папина репутация претерпела, как он сам назвал, публичную дефлорацию. Город от нас отвернулся, что нам было безразлично, а папа и мистер Моррисон загребли кучу денег, что нам было очень кстати. Мы заплатили почти все долги и сильно поправили наши дела. Папа купил мне жакетку, а мистер Моррисон серьги. Они вошли во вкус нового промысла, но увы - триумф в городском театре был прощальным. Папе ещё пару раз удалось проделать свой фокус, один раз на заседании городской комиссии по строительству, другой раз где-то на банкете - и все. Больше пари заключать было не с кем: ответ на вопрос "сделает или не сделает" - стал очевидным. К тому же, папе пришлось-таки подвергнуться судебному разбирательству. И хотя папа не очень его опасался, их деятельность, как выразился мистер Моррисон, оказалась чрезвычайно затруднена. Папа и мистер Моррисон погрустнели и начали спорить друг с другом, а наши расходы меж тем держали свой прежний темп. Тут мистеру Моррисону пришла в голову спасительная идея: расширить рынок их с папой бизнеса.

- Судья, а вам не приходило в голову, что мы искусственно сузили рамки нашей деятельности? Я имею в виду, не пора ли нам решительно отбросить расовые и сословные предрассудки?

- Что! - вскричал папа. - Чтобы я, правнук плантатора, стал показывать свою жопу неграм!..

- А что же тут зазорного? - возразил мистер Моррисон. - Я бы понял ваше негодование, если бы негры показали вам. Но наоборот - что же тут обидного для вас?

Папа хмыкнул, подумал - и согласился. Я так обрадовалась за компаньонов, что обещала Сэму добавить к четвергу - а это был его день ещё и субботу в качестве приза: само собой, у меня давно уже появились новые поклонники, но я дала слово, что потесню их, если новое направление у папы и Сэокажется успешным. И мистер Моррисон с удвоенным усердием взялся за дело.

- Трудность в том, - заявил он, - что негры не являются состоятельным слоем населения.

- К чему вы клоните, Сэм? - спросил папа.

- Невысокую цену на билеты - иначе они станут недоступны - нам придется возмещать массовостью зрелища, - объяснил мистер Моррисон.

Его метод состоял в том, чтобы организовать все под видом публичных лекций. Они имели быть под самыми разыми, благопристойными названиями, как-то "Ранний период творчества Гогена" или "История платонической традиции в эпоху Ренессанса", - ну, а привлекательность этих лекций, конечно, была в личности лектора, а вернее даже не в личности, а в её, как это называл мистер Моррисон, номере. Самое поразительное, что этот бизнес у мистера Моррисона и папы пошел, - а то есть, на зрелище пошли негры. Да ещё как - валом. Папа и мистер Моррисон кое-что имели на билетах, но главным, конечно, был тотализатор. Покажет папа или не покажет - об этом уже никто не спорил. Спорили на другое - на какой минуте и сколько раз за вечер. Однако папа уверял Сэма, что негров привлекает не это, а его талант артиста. Мне, впрочем, кажется, что папин успех у черных был и для папы необъяснимой неожиданностью, потому что как-то раз я застала его перед несколькими зеркалами. Папа поставил их так, чтобы видеть себя со спины, и поворачиваясь взад-вперед, разговаривал сам с собой:

- Ну что, что они находят в этих склеротических прожилках, красной сеткой накинутых на шафранную кожу? Чем их так чаруют две мои бородавки на левой ягодице? Какие странные! И что особенного в этих, уже поседевших, волосах, тонким слоем опушающих...

- Папа, ты совсем как молоденькая кокетка перед выходом в свет, заметила я.

- Ах, Лиззи, что ты знаешь о ранимой душе артиста! Не мешай мне - у меня сегодня концерт.

Тут он заметил выглядывающего у меня из-за спины Бена Хартли и вопросил:

- Что здесь делает этот субъект в столь интимную минуту?

- Да я так - посмотреть, - смутился Бен.

- За "посмотреть" я, молодой человек, беру пятьдесят долларов.

- Почему пятьдесят? - возмутился Бен. - Я слышал, черные двадцатку платят.

- А вы что же, юноша, - равняте себя с неграми?

- Вот именно - я демократ!

- Ну что ж, давайте двадцать, - отвечал папа.

В общем, негры шли толпами, и папа с мистером Моррисоном принялись за выездные выступления, а Сэм даже поговаривал о турне. Но тут на папу ополчился ку-клукс-клан. Сначала шли звонки и письма с угрозами, а потом папу похитили и привезли с завязанными глазами на заседании ложи. Но папа не растерялся и произнес блистательную речь.

- Выслушайте меня, джентльмены, - попросил папа. Здесь кое-кто высказался в том смысле, что я, дескать, изменил идеалам белой расы. Чушь! Это я-то - потомок плантатора! Вы просто не понимаете сути дела, а я вам его объясню. Как, по-вашему, чего бы это черномазые вздумали ходить на мои лекции? Вы думаете, их интересует творчество Гогена? Или, вы думаете, может быть, что все они из черных стали голубыми? Или, по-вашему, им больше негде увидеть голый зад? Кто говорит так, тот ничего не понимает в психологии негра. А я - я, правнук белого плантатора, - я эту психологию понимаю.

Вы, небось, думаете: негры - это исчадия ада, у них на уме одно - как бы ограбить белого мужчину да трахнуть его бабу. Ерунда это! - вот мое слово. Негры по своей природе хотят только одного - служить белому человеку и почитать его. А откуда же тогда, спросите вы, эти их бунты да вранье, да эта лень несусветная? Разве этого нет? Есть, джентльмены, да только при чем тут негры? Это же все прямая вина провокаторов-янки, которые свое демократической болтовней и разложили простодушных смирных людей. Представьте-ка себя на их месте: Бог и природа им говорят одно - служи и покорствуй белому человеку, - и они всей душой рады это делать. А со всех телевизоров им внушают другое: нет, не слушай своей природы, ты во всем равен белому, будь, как он, - воруй, дерись, напивайся! И ведь кто говорит - да сам же белый человек! Да после этого не то что в чужую квартиру - в кратер вулкана полезешь! Удивительно, как они совсем не свихнулись, бедняги. Сироты - одно слово, сами себя потеряли. И вот тут, наконец, появляюсь я. И поворачиваю к ним свой зад. А негры-то и сбегаются толпой! Потому что инстинсктивно чувствуют, чего им не хватает: наконец-то белый человек занял по отношению к ним позицию, подобающую белому человеку. Вы бы посмотрели на моих черномазых, когда они с сеанса-то идут - да они после своих песнопений в церкви так не сияют. Потому что вспомнили, наконец, свое предназначение - вот почему. А с чьей помощью? Кто, я вас спрашиваю, взялся нести среди них знамя белого человека? Да кто же, как не старый судья Батлер! И вы меня же обвиняете в измене белой расе!..