Алексей Абрамов - Государство, или Дневник проигравшего Страница 3

– Так профилактический ремонт плавно перетек в ремонт капитальный. Юмор – полезная штука, – безрадостно подумал Павел. На приличной скорости проскочил преграду и оказался на незнакомой территории.

Здесь как незваный гость в чужом доме снизил скорость до минимума. Тоннелей Павел видел много и все они мало чем отличались один от второго. По едва заметным вещам, вроде нескольких слоев краски или обилия ржавчины можно было определить, что один постарше другого лет на тридцать и только. Типовые традиции метростроения, что заложили в начале пятидесятых годов, господствовали под землей до сих пор.

– Но не здесь! – отметил он.

Поезд двигается по прямоугольному коридору. Вместо железных болванок, скрепленных между собой и сдерживающих давление породы, по бокам проплывали квадратные колонны. И пока не понятно, это полноценные столбы-опоры или они выделялись из стен. Резкие углы колонн сильно выдавались вперед.

Всмотрелся. Увидел, что это действительно колонны. Толстые и высокие. Неопределенного цвета с белыми разводами. Они вплотную стоят к стене. Павел изогнул шею и посмотрел наверх за резиновый обод лобового стекла.

На светлом потолке одинаково черная широкая полоса. Конец прячется в темноте.

– Копоть от дыма паровоза, – догадался Павел. Полоса, кажется, даже чуточку выделяется на ровном своде. В отдельных местах на паутине образовалась черная бахрома из копоти. Маслянистая борода колышется, как нити водорослей в проточном, но тихом водоеме, то ли от сквозняка, а может это движение поезда. Освещения в тоннеле нет. Взглянул на встроенные в приборную панель часы.

Поглощенный тем, что увидел и последующим анализом он пропустил, не заметил, что состав ползет уже минут десять. Медленно. Прошло еще десять минут.

Поезд постукивает на стыках рельс, а он боится пошевелить рукой, двинуться, даже по кабине. Павел опасается, что сейчас его обнаружат, и некто, не ведомый и безжалостный, найдет и накажет нарушителя. За то, что вторгся в чьи – то владения.

Состав едва двигается, а люди в форме и с оружием, твердо стоящие прямо на пути, и обязательно в кожаной одежде, как рисовало воображение, не появлялись. И только миниатюрные камеры, установленные в укромных местах, так что и не заметишь, куда-то передают изображение.

Поезд плетется. Колоннада уходит вперед, сливается в одну линию и пропадает. Волна страха окатывает машиниста раз за разом, когда он проезжает следующую пару колонн. Они стоят ровно напротив. Близнецы. Павел вертит головой так, как делают пешеходы, перед тем, как решаются преодолеть многополосную автостраду. Хотят остаться в живых.

Тут не проносятся машины, но там за каждой из этих колонн может кто-то стоять и ждать. Выжидать, чтобы напасть и обезвредить. Но колонны мелькают, а за ними пусто, пусто и опять пусто. Темень отступает, порождает тень, она прячется за колоннами, на секунду обнажается темный пустой, иногда с заметной трещиной угол и снова захлопывается. Так долго и беспрерывно в метро Павел не ездил. Там, он подумал о реальности, что осталась за воротами, как о другом параллельном мире через каждые три минуты – станция. Здесь тоннель не заканчивается.

Павел прикинул, что поезд уже проехал десятка два километров, а может и больше. Немного осмелел, выровнял дыхание и прибавил скорость, затем еще и еще раз, стремясь уехать отсюда, узнать, что там за поворотом, хотя поворотов, здесь не было. Даже намеков на изгиб.

Состав летит по идеально прямой линии. Колонны превратились в сплошную стену. Он решил, что так быстрее покончит с неизвестностью, доберется до пункта назначения. А там будь что будет! – тоскливо подумал Павел.

Ну, встретит кого-нибудь из людей. – Да, так и будет! – откуда-то выползла слабенькая решимость. И тут же стал придумывать, как оправдать покореженный вагон и что он здесь делает, когда должен быть в депо.

Объяснить ошибкой, несообразительностью, чрезмерным любопытством. – Да чем угодно, – мелькнула мысль, – Лишь бы это быстрее прошло, стало забываться, стерлось из памяти.

Порой он уже жалел, что влез туда, куда не следовало, но путь назад отрезан. Не пробивать же ворота на скорости, да и невозможно это. Только изувечить себя и поезд.

В следующую минуту показалось, что впереди мелькнул светлый квадрат с неровными краями. Хотя может глаза, напряженные до предела обманывают. Через секунду Павел сильно дернул рычаг тормоза, как сжатая пружина подпрыгнул с жесткого кресла, не послушными руками открыл дверь, чтобы убежать в вагон.

5

Мозг, как камера с заевшим лентопротягом с замедлением выдавал последнее, что он мельком зацепил краем глаза, так как давно перестал обращать внимание на то, что происходит сверху. Черная полоса на потолке исчезла. А он не знал, где и когда след оборвался.

В следующий миг, исчез перестук колес. Ощутил прилив тошноты внизу живота и невесомость, так словно ребристый вагон оторвался от колеи и взлетел. Голова поезда наклонилась вниз. Павел вцепился кончиками пальцев, практически ногтями в края дверного проема. Попытался выйти, но повис и тут же инстинктивно подтянул ноги к груди, принял позу эмбриона. Локомотив, так и не сумел замедлиться. С сильным грохотом поезд провалился в каменный мешок, гигантских размеров.

Тоннель закончился. По периметру подземного хода торчала острая арматура разной длины – скелет конструкции, что замурован в бетоне вылез наружу. Сплетение металла, как железные когти выдавалось на несколько метров вперед. Железные прутья, загибались вниз, покачивались под собственной тяжестью, постукивали и терлись друг о друга ржавыми боками. В тишине отчетливо слышен легкий металлический шорох.

В конце самые длинные прутья смыкались в редкий пучок и лежали крест-накрест. Ловец снов диаметром шесть метров. Десятки лет назад метростроевцы по неизвестной причине их не обрезали и бросили. Сейчас работу доделал поезд. Состав разорвал железную сеть, высек из нее желтые, яркие искры, погнул и поломал неровный ряд копий. Разрезал плотный, густой, застоявшийся воздух, в свете искр изогнулся в огромную гусеницу, и камнем рухнул в бесконечное ущелье.

Состав подрагивал и вибрировал из-за колес. Колесные пары продолжали накручивать километры. Павел успел подумать, и даже мысленно съехидничать, что куда – то делись те размеренные, с четким интервалом звуки ударов колес о стыки рельсов.

– Тын-дын, тын-дын. И куда все это делось? – спрашивал он кого-то.

Поезд выгнулся еще больше. Как разъяренная кошка или гигантская старая гусеница когда-то ядовитого, а теперь вылинявшего едва синего цвета и влекомый силой притяжения понесся вниз, к земле, в неизвестность.

Забежим вперед. Скажем, что падение было затяжным, а грохот от приземления ужасен. Правда, никто шума не услышал. Глубина, где произошла авария или иные особенности места поглотили все звуки в два счета.

Пустота не имеет границ, но они угадываются за темнотой. Звук отражается от невидимой ограды и возвращается эхом. Свод пещеры подпирают высокие, очевидно, что рукотворные колонны. Они не имеют ни основания, ни окончания. Колонны теряются внизу и вверху. Столбы стоят хаотично, но тоннель, что вывели сюда, неизвестно для каких целей, выплевывает поезда ровно между ними.

Если бы у Павла была возможность, он бы увидел. Как ровные линии углов колонн обрываются и в том месте вырваны огромные куски камня. Возможно, полет поездов – траекторию рассчитали инженеры прошлого, не всегда проходил гладко. Так как задумано.

Его высочество случай. Возможно, это ошибка в проектировании. А может новые поезда легче и их заносит влево и они на огромной скорости врезаются в столбы. Крошат их, но и сами, ломают межвагонные суставы. Складываются как консервные банки, рвут обшивку и отламывают колесные пары.

Последний вагон, накренился, зацепил опору, вырвал кусок рыжего кирпича, который из-за старости, что граничит с ветхостью или из-за некачественного обжига бруска начал крошиться. Поделился на слои. Со временем слои отмирали, выпадали. Так, что вместо кирпичей в колонне зияли глубокие черные выемки. Пласт квадратного блока, заметно крупнее обычного, полетел вниз. На лицевой стороне камня, одним сильным ударом мастера вбиты неровные буквы – «Кирпичная мануфактура братьев Демидовых» 1877 г.

Глубоко. Колонны необъятные, как тысячелетние секвойи в первобытных лесах Северной Америки. Говорят, что их небольшие островки сохранились до наших дней. На фоне деревьев фотографировались туристы и пытались обнять, взявшись за кончики пальцев ввосьмером, а когда это удавалось, обязательно улыбались.

Глубоко потому что колонны такой толщины поддерживают колоссальный пласт земли. В разы толще тех, что покоятся над самыми глубокими станциями московской подземки. Колонны не услаждают взор туристов, как ионические или коринфские столпы. И не венчаются витиеватой капителью, а сдерживают породу. Супер – бункер не воплощение передовой мысли проектантов пятидесятых годов, когда подземное строительство двигалось семимильными шагами, забирая молодость и здоровье энтузиастов-комсомольцев.