Александр Агафонов - В ореоле Лунной радуги Страница 3

Специалисты, исследующие головной мозг человека, приходят к выводу, что только малая часть, порядка пяти процентов, ресурсов мозга задействована в обыденной жизни. То же самое справедливо и по отношению к физическим возможностям, и к возможностям психики…

Космос человеческий – слепок с космоса океанического. Нашу планету логичнее было бы называть не Землёю, а Океаном – … семьдесят один процент её поверхности составляют океаны, моря, реки, озёра… Всё живое на планете обязано своею жизнью воде, её пластичным многообразным кристаллам. И так же космос океанический скрыт поверхностью, – то голубой, то синей, то бирюзовой, то ультрамариновой, то почти чёрной… то ровной, как зеркало, то покрытой лёгкой рябью, то волнующейся мириадами колыбелей, то вздымающейся огромными валами и сокрушительными горами цунами… В глубине же – тишина и покой, словно душевное равновесие праведника… в глубине – невиданные и немыслимые неисчислимые сокровища подводного мира, будто духовные сокровища мудреца.

К сожалению, несмотря на многочисленные достижения человеческой науки и техники, океанический космос всё так же недоступен и загадочен, так же далёк, как и третий космос, космос Внеземелья. Впрочем, до поры сие хорошо, потому как доросли мы пока только до того, чтобы употреблять зеркало вод мировых в качестве опоры для передвижения, не говоря уж о неком «резервуаре для отходов»…

Третий космос, а если быть точнее, то космос Первый – космос Внеземелья. Сей космос есть прародитель и второго, и третьего. И океан, и человек, по правилу подобия, будто капля воды, отражают и несут в себе свойства Отца. Ещё древние знали, что проявлен сей космос лишь на малую толику, и согласно современным научным представлениям, видимое – так называемое барионное – вещество Вселенной составляет порядка пяти процентов от всей её предполагаемой массы. Основную же часть составляет некая Тёмная материя, невидимое Нечто, непроявленный Мир. Ещё ведические системы знаний различали Шакти – наш, «светлый», мир и Тамас, «антимир», каковую концепцию разделял и Иван Антонович Ефремов в «Часе Быка».

Человеку сей бездонный Кладезь является ночью в виде мириад звёзд, сияющих на непроницаемом чёрном бархате. Лишь недавно сыны человеческие смогли сделать первый шаг к звёздам, выйти во Внеземелье… бескрайний мир, необъятные просторы, открывающиеся для человечества, сумевшего преодолеть своё полумладенческое-полуживотное состояние.

«…И небо поделилось с океаном синевой —Две синевы у горизонта скрещены…Взята вершина – клотики вонзились в небеса!С небес на землю – только на мгновение:Едва закончив рейс, мы поднимаем паруса —И снова начинаем восхождение…Служение стихиям не терпит суеты,К двум полюсам ведёт меридиан.Благословенны вечные хребтыБлагословен Великий океан!»

Как говаривал Владимир Семёнович Высоцкий, – я актёр театра и кино, а песни – моё хобби… так и Сергей Иванович не начинал, так сказать, с «профессионального» литераторства, по профессии он – геофизик.

«В 57-м году прошлого века я увлечённо занимался геофизическими исследованиями, напрямую связанными с нуждами „оборонки“… С той поры миновало полвека, а мне всё ещё трудно смириться с мыслью, что если узбеки надумают обзавестись собственным ядерным оружием, в этом будет и доля моей невольной вины. Пока, слава Богу, там всё в пределах строительства мирных АЭС…».

География экспедиций Павлова – Сибирь, Средняя Азия, Арктика.

«…моя работа была связана в основном с поисками „элемента №1“, то есть – с поисками урана. Позже – с производственными комплексами, где ковалось наше ядерное оружие. Томск, Красноярск…»

Тем и велик, и незауряден человек, что не сужает свои горизонты до «узкой специализации», каковой страдают многие так называемые «гуманитарии» и «технари», ни уха ни рыла не понимающие, а главное – и не желающие понимать ни в технико-технологической сфере, без каковой жизнь современной цивилизации невозможна, ни в пресловутой «гуманитарии», – а говоря по-русски – в человеческих и общественных отношениях (о важности коих и толковать нечего), соответственно.

Потому-то и сумели внести заметный вклад и в отечественную, и в мировую – необходимую всем землянам – культуру такие наши соотечественники, как Ломоносов, Циолковский, Вернадский, что были они «широкими специалистами», т. е., полагали своей обязанностью иметь собственное мировоззрение, совершенствовать миропонимание. «Широкому» человеку трудно заблудиться, т. е., перестать понимать окружающее, начать действовать ошибочно, – так же, как невозможно заблудиться человеку, идущему по дороге, ярко освещённой множеством светильников (светильников научного знания), – в сравнении с путником, бредущим по тёмному лесу с фонариком в руках.

Градус широты

Человека широкого всегда удручает узость окружающих, их зацикленность на личных и бытовых проблемах. Тем более, что сия обуженность – чем далее, тем бОльшими опасностями чревата для общего нашего будущего.

Вот характерный пример, описанный Сергеем Ивановичем:

«Хотелось испробовать свои силы в довольно специфическом разделе журналистики – сегодня принято его называть футурологией или прогностикой.

Первый свой очерк я посвятил вопросам освоения человечеством «противоземного» полушария Луны и двух либрационных точек в системе Земля – Луна. Уже тогда меня тревожило понимание того, что Земля как первородина человечества уже исчерпала свой природный антропогенный ресурс и теперь человечеству предстоит самому позаботиться о немедленном переходе от моноглобальной стадии собственного существования к полиглобальной – иначе ему не выжить.

Меня всерьёз удивляло то обстоятельство, что пророческие слова философа-космиста К. Э. Циолковского «Земля – колыбель человечества, но нельзя же вечно жить в колыбели», похоже, никого по-настоящему не трогали. Некоторые люди знали о них понаслышке, но не принимали в расчет как задачу сегодняшнего дня. В сознании этих людей (почти современников Циолковского!) космос, как и в пору средневековья, был наглухо отделён от человеческой повседневности неодолимой небесной твердью.

Единственно доступным для меня, как мне тогда казалось, способом побудить закоснелых в «бытовухе» людей хотя бы мельком ознакомиться с нешуточной для их потомков проблемой было бы создание серии очерков «в тему». Идея «Противоземного полушария» мне лично виделась настолько актуальной, что я немедленно отправил очерк почтой… в ближайший районный город… Ни публикации, ни хотя бы официального ответа я не дождался.

Я полистал доступные мне подшивки газет, оценивая их основную тематику. Сделал вывод: о своём первом очерке я могу совершенно спокойно забыть, ибо он «сработан» на большое опережение. На недопустимо большое. Я ввёл поправку и выбрал для второго очерка тему, более доступную для среднестатистического читателя. Знакомить такого читателя с идеей освоения Приземелья надо было весьма ненавязчиво – начиная с азбучных истин.

Второй мой очерк был посвящён уже тогда витавшей в воздухе идее запуска искусственных спутников Земли на околоземные орбиты. Развивая идею, я деловито объяснил, зачем, собственно, такие запуски необходимы. Кульминацией очерка служила твёрдая уверенность автора: первые запуски ИСЗ состоятся если и не в этом (1957-м) году, то в следующем – обязательно. О реальных космоперспективах того времени я знал, пожалуй, даже чуть больше, чем самый осведомлённый журналист, ибо часто встречался со своим школьным товарищем, однокашником Виталием Севастьяновым. (Трудный путь в космос дважды герой В. И. Севастьянов начинал инженером в составе группы разработчиков первых отечественных ИСЗ…)».

Новый очерк был оставлен в редакции одной из ташкентских газет республиканского значения, а автор поехал в отпуск к родителям в Сочи, где обычно происходили встречи с Севастьяновым. Но на сей раз встреча не состоялась – по неизвестным причинам отпуск Виталия Ивановича был отложен…

«Великое Внеземелье! – подумалось мне. – Неужели наш мир уже сегодня стоит на пороге Космической Эры?!..».

В Ташкент я вернулся с крыльями за спиной. Но письменный ответ, который я получил из осчастливленной мной, как я полагал, солидной газеты, был подобен ушату ледяной воды. Строки рецензии прыгали у меня перед глазами: «неоправданно экспрессивный стиль»… «очерковая фантасмагория»… «автор с воспалённым воображением»!.. Рецензента особенно раздражала «склонность автора к пророческой тональности». В финальном абзаце рецензент не удержался от антипрогноза. Прошло полвека, но я ещё помню центральную мысль антипрогноза почти дословно: «А долгожданное реальное, невыдуманное Рождество Космической Эры, которое автор готов провозгласить уже в этом году, человечество будет праздновать, очевидно, только в следующем веке».