Всеволод Глуховцев - Перевал Миллера Страница 3

Но тут Анна объявилась сама, не успел Федор углубиться в коридор: оказалось, что она убиралась в ближнем номере. Анна была мордастая молодуха, не столько толстая, сколько бесформенная: тумбочка такая. Она постоянно шмыгала носом, вытиралась рукавом, что-то жевала, и неистребимо пахло от нее луком.

— Так, — сказал я. — Анна, ты со мной сейчас, в девятнадцатый номер… Федор, остаешься за главного. Мест нет — повесь табличку на дверь. Если кто меня по телефону — я занят, поселяю гостей. Ясно?.. Прошу, господа!

Впрочем, господ не надо было просить. Они повернулись налево и все тем же барским шагом, не оборачиваясь, двинулись вверх по широкой лестнице, так что мне, выбравшись из-за конторки, пришлось поднажать, настигая их. За мной, шмыгая и стараясь не чавкать, поплелась Анна. Мой взгляд упал на обувь приезжих, и я снова морально покалечился.

Башмаки на мне были разношенные и удобные, ноге привычно и легко, поэтому я их жаловал. Но тут от неловкости и стыда у меня аж ноги скрючились в них, в башмаках этих, являвших теперь в моих глазах яркий образец застарелого уродства! Я робко глянул снизу вверх на уверенно ступающих по лестнице Боярышникова и Ропшина. На их осанистые прямые спины и щегольски подстриженные затылки. Я уловил тонкий запах незнакомого дорогого одеколона — и тоскливая зависть придавила плечи.

Это было совсем не то, что ощущалось мной, когда я представлял Нестерова в Париже. Та зависть была простецкая, простодушная: позавидовал и тут же позабыл. А это нет, это другое, это было тягуче болезненно, вроде того, как сорвал болячку с незатянувшейся ранки. Так вроде знаешь, что есть люди из недоступных тебе сфер — но, не встречая их, живешь не тужишь… А тут вдруг встретил — и какой жестокий разрыв между ними и тобой! Как трудно пережить это воочию! Для них пустяк: провинциальная второсортная гостиница, нелепо-услужливый портье в дурацких башмаках… Посмеяться и забыть, забыть на второй же день после возвращения в свой петербургский мир, который для меня замкнут навсегда… Навсегда! Какое слово… Какое больное прикосновение!.. Я поник. Нет, черт возьми, лучше б они не появлялись, лучше не приезжали, не травили душу!..

Терзая себя такими мыслями, я опомнился тогда только, когда поднялись на маленькую площадку третьего этажа. Тут я завибрировал было, что тесное получердачное помещение угнетающе подействует на гостей, но ничего подобного… Со словами: «Позвольте… позвольте, господа!» — я деликатно протиснулся к двери, открыл ее и отпрянул к лестнице.

Гости вошли в комнату, причем Боярышников сразу же направился к окну, а Ропшин, небрежно кинув саквояж на стул, распахнул дверцу шифоньера, удовлетворенно хмыкнул, обнаружив там ряд висящих на перекладине плечиков, и начал стаскивать пиджак. Я набрал в грудь воздуху, готовясь запустить извинительную тираду о том, что это единственный свободный номер… предыдущий жилец полчаса как съехал… еще не успели ничего, и если господа не возражают, то горничная тут же, очень быстро, в течение десяти минут, приберется… Честно говоря, я побаивался, что сейчас они возмутятся: мол, черт возьми, что же это? Разве нельзя было прежде предупредить? — но я-то опасался упустить тогда клиентов! А теперь готовился стелить как можно мягче… Но все это оказалось совершенно лишним, так как Боярышников, бегло оглядев заоконное пространство, обернулся ко мне.

— Как вас зовут? — спросил он.

Я выдохнул ненужный воздух и с полупоклоном ответил:

— Антон Валерьянович.

— Вы… портье?

— Я… управляющий гостиницей.

— Ого! — воскликнул Ропшин с веселым уважением, и я приятно смутился.

Боярышников несколько секунд молча смотрел в лицо мне — немигающе.

— Так, — сказал он. — Я попрошу вас помочь нам.

— Я буду рад оказаться вам полезным, — опять-таки с полупоклоном произнес я и восхитился этой своей светской фразой так, что возликовал и даже позабыл о башмаках. Мне показалось, что одним удачным броском я сократил разрыв.

— Видите ли, — молвил Боярышников, — мы в некотором роде исследователи. Занимаемся научными изысканиями, связанными с изучением атмосферного электричества. А ваша гостиница расположена именно в зоне повышенной турбуленции электрических полей атмосферы… Понимаете меня?

Я кивнул, весь в напряженном внимании.

— Прекрасно. Так вот, для исследований нам необходимо развернуть здесь некоторое научное оборудование. Что вы на это скажете?

Что я скажу? Я с готовностью воскликнул:

— Да, да, конечно!.. Извольте… Наука… она, конечно… Гм!..

— Прекрасно, — повторил Боярышников. — В таком случае я попрошу вас о содействии. Скажите, ваше здание снабжено громоотводом?

Я слегка обомлел. Как-то мне такой вопрос никогда не приходил в голову. Пожарная инспекция проверяла нас ежеквартально, с составлением акта, но они смотрели кухню, плиту, дымоходы, электроприборы и никогда не интересовались громоотводом. Но он должен быть, иначе как же без него…

— Да… — беспомощно забарахтался я. — Честно говоря, я как-то… Но наверняка снабжено, иначе как же без него…

Я с беспокойством ощутил, что снова потерял дистанцию.

— Нам необходимо будет установить временный дополнительный громоотвод, — объявил Боярышников, продолжая неотрывно смотреть в глаза мне.

Черт побери, он вообще мигает когда-нибудь?..

— А куда ведет вот эта дверь? — спросил вдруг Ропшин.

Я живо обернулся к нему. Он стоял, расставив ноги на ширину плеч и сунув в карманы руки. Я и раньше замечал, что хорошо пошитый пиджак скрадывает объем мышц, придавая мужской фигуре утонченность, и вот теперь… Черный блейзер не был обтягивающим, но и его свободный покрой являл выпуклую грудь, широкие покатые плечи и литые бицепсы Германа Юрьевича — и я невольно восхитился его телесной мощью.

— Это черный ход, — объяснил я. — Он ведет во двор.

— Ага… прямо отсюда, — Ропшин сделал винтообразное движение вниз указательным пальцем, — и во двор?

— Ага… ладно. Скажите, а нельзя взглянуть? Дело в том, что, может, удобнее будет там протянуть громоотвод — через эту черную лестницу… Она у вас часто используется?

— Используется?.. Нет, практически нет. Зачем? Это на всякий случай, экстренный, так сказать.

— Ага. Тогда пойдемте глянем? Ключ от этой двери?

— Ключ здесь есть, в ящике стола. Вот. — Я шагнул к письменному столу, выдвинул верхний ящик и показал ключ. — Он полагается здесь, на экстренный случай.

— Отлично! — воскликнул Ропшин, не скрывая радости. — Отлично! Лев Степаныч! Ну что — тогда мы сходим вниз с Антон Валерьянычем, посмотрим? Антон Валерьяныч, вы уж не обессудьте, мы вас поэксплуатируем немного!.. Ваш швейцар там справится без вас?