Елена Хаецкая - Несчастный скиталец Страница 31

А третья каверза заключена в бренности жизни как таковой. Ежели людей-почталионов часто грабят и убивают ради ценных посылок, то почтарь-мотылек попросту рискует быть съеден всяким воробьем. Гораздо удобнее иной способ, о котором тако-же маркиза поведала. Для своих сношений здешния тайныя любовники используют особливый вид червячка с рожками, что водится в садах и парках. Таковой червячок, будучи разсечен надвое, отнюдь не умирает, а даже напротив – из каждой его половинки вырастает довольно скоро по цельному червячку. Будучи разлучены на изрядное расстояние, как и влюбленные владельцы их, червячки, однако-ж, сохраняют промеж собой незримую связь. В нарочитое время один из любовников берет своего червячка и гораздо щекочет его перушком. Делать сие надобно очень искусно, что-бы червячок извивался особым образом и принимал вид какой-либо буквы. В то-же время, за много верст, единоплотный брат щекотаемаго тако-же принимается вертеться и, понуждаемый зудом, представляет собою в точности те самые буквы, что и первый. Из оных букв адресат складывает слова, а то и целыя фразы – как правило, всякий нежный вздор. Важно, что-бы оба корреспондента знали грамматику. Впрочем, у влюбленных доподлинно есть и нарочитая грамматика и особливый, сердечный синтаксис. Знаками-же разделительными можно манкировать. Влюбленному милее знаки СОЕДИНИТЕЛЬНЫЕ.

Во время ночлега маркиза уже совершенно явно высказалась мне о характере своих намерений. Дабы впредь избежать подобнаго, пришлось мне сочинить целую басню о своей безответной любви – де, она причина моей холодности. Маркиза внимала и вздыхала в приличные к тому моменты, но все же мне не поверила ничуть. Я по глазам ея понял.

– Знамо, сердцу приказать не можно, – рекла она, потупив очи. – Но кто ж говорит о любви? Я вас нимало сердцем не люблю, но все-же вы мне приятны необычайно. К тому-же теперь вы одиноки, как и я. Отчего-же нам сообща не утолить друг дружку? Почитайте это за приятельскую услугу, не более, и вкусите всех наслаждений, каковые я предоставить горазда.

Словом, маркиза явила изрядную настойчивость, а я утомился ей возражать и решил уступить, только что-бы не нанести обиды своим небрежением. Вознамерились мы с маркизою уединиться и ради тех причин отошли в сторону от лагеря (все к тому времени уже почивали). Луна освещала чащу древес, громкогласно распевали лягушки, объятые тем-же пылом, что и маркиза. Было светло, почти как днем – что в сих краях не штука ранним летом. Я выказал некоторое смущение этими обстоятельствами.

– Тем лутше, – рекла на то маркиза со смехом. – Вы моих прелестей узрите, а я – ваших.

С этим принялась она меня разоблачать, лобзая при сем страстно и крепко тиская мои боки. На ласки сии я отвещал, как умел, однако-ж не преуспел в срывании одежд с пылкой де Мюзет. Наконец каверзная шнуровка на груди ея начала поддаваться, но – ах!.. Едва в призрачном лунном свете показалась, подобная лилее, одна лишь грудь ветреной красавицы – захрустели невдалеке сучья под чьей-то ногою.

Наскоро мы прикрылись одеждою и прижались к стволу дерева, дабы нас не обнаружили. А тем временем мимо нас прошествовал, шаркая туфлями и бормоча, колдун аль-Масуил. Оный брел как сущая сомнамбула и держал пред собою огарок свещи. В последнем решительно не наблюдалось надобности, к тому-же оный и запален-то не был.

Дождавшись, когда колдун пройдет мимо нас, мы с маркизою намерились продолжить изящные экзерцисы наши. Я уже смирился со своей участью и даже немало забавного в ней отыскал. Одно лишь неприятно изумляло меня – лилейная грудь маркизы от прохладнаго ночного зефира вся покрылась пупырышками. Та-же плачевная судьба постигла и вторую грудь. Дивился я сему немало.

– Согрейте-же меня, кавалер! – призывала де Мюзет и престрастно дышала мне в ухо, отчего паричок мой сбился насторону. Вновь увы! Я уж было затлел ответной страстью краюшками души своей, как проклятый колдун побрел сквозь чащу обратно. В плюгавом сем старце отнюдь не наблюдалось ничего страшнаго, но сучья так громко трещали под его туфлями, что уж и моя кожа пошла пупырышками.

Как и прежде, прижались мы к дереву. Аль-Масуил нас не узрел, будучи озабочен вечной своей тревожной думой. Последняя не оставляет колдуна, даже когда оный отходит по надобности. Не раз я замечал, как он возвращается из сих походов с неописуемо-мудрым выражением физиогномии, словно бы сей-час решил филозофскую проблему.

Пожелал я ему провалиться на месте, однако-ж колдун добрался невредим до бивуака – слыхали мы, как залаяла Милушка при его приближении.

От смущения, вызванного неуместным появлением чародея, я потерял всякие признаки зарождающейся страсти. Маркиза не без огорчения сие обнаружила. С удвоенной горячностью покрыла она поцелуями почти каждую пядь моего тела. Было ясно, что она не отступится. Я же, зря таковое стремление, не мог не оправдать надежд – в моем положении сие и небезопасно. Но только жар поцелуев вернул меня к жизни, как вновь – хруст веток!

– Вот комиссия! – вскричал я шепотом.

На сей раз было у нас довольно времени, что-бы спрятаться за дерево. Из такового укрытия узрели мы, како Миловзор бравою походкой шествует в заросли. При сем оный еще и насвистывал под нос себе походную песенку. Ни в каком случае не оставляет его бодрое духа расположение.

– Не переменить-ли нам места? – рекла маркиза. Я с ней согласился. Подхватив руками различные части нашего туалета, мы на цыпочках отбежали чуть подалее. Здесь Миловзор не сумел бы разглядеть нас, если б и пожелал. Впрочем, звуки его шагов, равно как и свист, оказали на меня действие сугубо охлаждающее.

Маркиза всплеснула руками, но стараний своих не оставила. Я же поддаваться оным уже не спешил. Что-то шептало мне, что наличие моих родственников, настоящих и будущих, превратит во многолюдный парк самыя глухия дебри.

И точно – не успела де Мюзет пойти пупырышками со спины, как мимо уже спешила Эмилия, продираясь сквозь кустарник, оступаясь и вскрикивая. Проходя подле нас, сестрица моя услыхала наше присутствие. Я ждал, что в испуге она убежит, но не тут-то было! Эмилия лишь отпрыгнула на шаг, а после тревожным голосом вопросила:

– Кто здесь?

Мы затихли, но Эмилия продолжала выспрашивать. Тогда я высунул голову из купы ветвей и рек:

– Это я, ваш брат.

Всем своим видом выразив негодование, сестрица молвила:

– Тьфу! Невозможно отойти в лес, что-бы на вас не натолкнуться. – И с тем удалилась по своему делу. Мне странно было слышать сие.

Дождались мы, покуда Эмилия восвояси не ушла, и уж было совсем достигли цели, т. е. обоюднаго блаженства, но и тут туда и обратно проследовали: прежде кучер Данило, следом и Мартос, слуга мой.