Михаил Савеличев - Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного) Страница 31

Вафельное полотенце было мокрым и горячим, ранки щипало, а запах ее волос приятно будоражил Славу. Он наклонился и поцеловал ее в маленькую родинку на шее, но Маша, кажется, ничего не заметила.

Вова уже поставил на место стол и стулья, подобрал с пола крупные осколки и аккуратно сложил их в мусорное ведро около двухметрового холодильника, охраняющего вход за прилавок. Продолжать физически или словесно выяснение отношений не имело ни смысла, ни желания, словно предаваться семейным воспоминаниям о милых, но постыдных детских шалостях, которые самому очень хочется забыть, но родители упорно не дают это сделать.

- Поаккуратнее бутылку нужно открывать, - пробормотал Слава и заорал на все еще плачущую Машу:

- Не было ничего! Понятно тебе?! Не было!

Страх ушел, сгинул горячий отвратительный шарик между ключицами, но его энергия еще не иссякла, предательски растеклась дрожью по рукам, и только теперь, перед самым приступом, где-то на околице сознания Слава понял, что врезать все-таки стоило... Ради себя, только ради себя...

На улице продолжался дождь. Кто-то там наверху окончательно прекратил отопительный сезон, загасил титан и из пустых труб с красным краном теперь вырывался ледяной, ржавый, затхлый ветер. Деревья неистово месили густой, сине-черный крем готовящейся грозы, тучи послушно сбивались, заворачивались на тонких ветвях фигурными завитками, вытягивались под собственной тяжестью к земляному коржу и оставалось совсем немного времени до того момента, когда его посыпят ледяной крошкой и поставят в морозилку.

Дверь в чайную надолго замерла то ли в полуоткрытом, то ли в полузакрытом положении, но тугая пружина все-таки пересилила беспокойный ветер, упрямство победило порыв, их напоследок обдали сладким паром и тут же встретили ведром холодной воды в лицо. С них заботливо смывали сахарную пудру и прилипшие к губам сдобные крошки, сдирали жесткой осенней мочалкой ветра румянец с лживых детских щек, украдкой молниеносно заглядывали в глаза, кричали в уши запоздавшие гулкие тайны.

Хлестало со всех сторон, окатывало, обливало с головы до ног, капли, словно пули, навылет пробивали куртку и капюшон, отчего внутри становилось мокро и неуютно, хотелось замереть, но только не чувствовать как нечто влажное и холодное прилипает к теплой коже заплутавшейся сонной лягушкой.

Слава побежал, надеясь быстрее добраться до КПП, где можно переждать ливень, но словно с высокой вышки врезался в тугую, накрахмаленную ткань бассейна - все лицо облепилось водой, нечем стало дышать, жидкость проникла в носоглотку, там мучительно запершило, и ему пришлось опереться рукой о дерево, согнуться от мучительного кашля, а потом долго сглатывать слюну, чтобы подавить позыв к рвоте. Вова оказался здесь же, под голыми лапами небесного миксера, с которых падали особенно густые капли прозрачного крема. Он прижимал к носу и рту ладонь, заслонялся от накатывающих волн ливня портфелем, из которого текло, как из переполнившейся кастрюли.

Сквозь пальцы действительно оказалось легче дышать. Они локоть об локоть вырвались на дорогу, попали в разряженную толпу таких же счастливчиков, запакованных в анараки, плащи, накидки, целлофановые пакеты, вооруженные зонтами и сумками, сглаженных, ссутуленных напором воды, ветра, грома. С небольшого подъема к "пятачку" текла полноводная река, несущая вперемешку размочаленные, пожелтевшие окурки, пустые сигаретные пачки, листья, слипающиеся в бурном течении в неопрятные комки, и в этом же течении разрываемые на части возникающими водоворотами.

Ботинки на высоких желтых ребристых подошвах погружались в поток до самой кожи, до нитки, прошивающей тяжелые и надежные, как дредноут, сооружения по периметру, но когда нужно было делать очередной шаг вода вздыбливалась перед временной плотиной, высокой волной обрушивалась на нее, заливалась в металлические отверстия, подымала на плаву концы шнурков, лизала края брюк.

Оскальзываясь на мраморных ступенях, школьники ввалились в караулку, где посредине стоял раскаленный "козел" с прислонившимися к нему четырьмя сапогами, обернутыми мокрыми портянками, отчего самодельный обогреватель действительно походил на некое животное. Около окна расположился покореженный двухтумбовый стол, который, видимо, кто-то усердно бил ногами, стараясь научить стоять более менее прямо. Это не удалось, но его обшарпанная поверхность теперь приятно разнообразилась черными отпечатками.

На стуле, опершись затылком в центр обширного жирного пятна на зеленоватых обоях, дремал дежурный в насквозь промокшей и парившей шинели. Одна рука его лежала на трубке скрывшегося под бинтами изоленты телефона, а вторая сжимала карандаш, упершийся обломанным кончиком в раскрытую неопрятную тетрадь. Отработанная до изящной небрежности позы, а также сам факт снопроведения дежурства выдавали в солдате как минимум "старичка". "Бойцы" наверняка бдительно обходили вверенную территорию.

При появлении детей, а точнее - отреагировав на сигнальный скрип распахнувшейся двери, дежурный бодро открыл глаза, в которых еще отчетливо виднелись остатки сладких грез (кажется, что-то из гражданской жизни), но разноцветие курток и шапочек с помпонами оказали на него успокаивающее действие и вогнали в очередной сон (вроде, что-то о еде). Так как сидячих мест в дежурке больше не было, то все расселись на подоконниках или на собственных портфелях. Комната, жарко натопленная, наполнилась паром, а к вони сушившихся портянок добавился запах мокрой болоньи, что воздух тоже не озонировало.

Слава разглядывал школьников. Маленькие и наивные, красивые и сонные, худые и мокрые. Такие близкие, родные, знакомые и постоянные. Как нас мало и как это здорово. Я, наверное, чужой среди вас, но мне нигде и никогда не было так хорошо. О чем вы говорите? О школе (скорее бы каникулы, а нам сейчас уже не задают, почему, если отвечаешь, а Боке, ха, ты еще Криницкого вспомни...), о своих важных, незамысловатых делах (вы что поссорились, он такой надутый, вон как уставился, язык покажи, а я давно на свастиковом поле не был, все в Союзе раздал, где это, по дороге к реке, сходим вместе), о книжках и фантиках (давай после школы в "библию" пойдем, а ты когда "Блада" сдашь, меняюсь на Электроника, жалко, что дождь, можно было бы фантики пособирать, слышал, что Кирилл вчера две "груши" сразу нашел, это про что, ну где обезьяна дерево трясет, а с него собака падает, редкость, надо же какой апрель выдался, а говорят еще - люблю грозу в начале мая), о кино и приставках (в воскресенье "Ну, погоди!" все выпуски будут показывать, опять немцы как в прошлый раз набегут, ну и что, придем пораньше, а меня там однажды за немца приняли, гутен морген, гутен таг, дам по морде, будет так, а ты ЦДФ смотришь, нет, телевизор не перепаяли, там мультик здоровский идет про динозавров, приставка нужна, а еще комедии с Ллойдом, который в очках, я вчера ржал - он по стройке лазил)...