Евгений Акуленко - Ротмистр Страница 32

Оркестранты играли без перерыва, и одна музыка сменяла другую. Евдокия мелькала в разных концах залы, окруженная кавалерами, изредка танцевала, отдавая предпочтение, впрочем, не лихим красавцам-офицерам, а господам посолиднее. В общем, подобраться к ней Савка возможности не видел, а, меж тем, нутро его сводили вкуснейшие запахи, доносившиеся из соседней комнаты, где для гостей были накрыты несколько столов "а-ля фуршет". Бочком-бочком, неловко переступая с ноги на ногу, Савка пробрался вдоль стены, протиснулся в проход и обомлел. Такого великолепия в жизни он не видывал. На золоченых блюдах, сложенные пирамидами, лежали запеченные в сметане перепела, рябчики с брусникой, куриные и гусиные крылышки в сладких сухарях, вымоченные в пиве индюшачьи гузки, тарталетки из разносортной ветчины, буженины, сыров и зелени, искусно собранные в виде цветов; истекающие соком ломти осетрины с лимоном, царская селедка ряпушка под кольцами белого лука, пересыпанные пряностями скользкие рыжики размером едва ли больше ногтя. Один из столов занимал едва початый жареный поросенок, сдобренный тертым хреном. В боку его торчал двузубец, а в пасть кто-то из поваров додумался засунуть живую гвоздику. Подошел дородный купец в жилетке с поддевкой, внушительно неся на огромном пузе золотую цепь. Потребовал, ни на кого не глядя:

— Ежевичной!

И тотчас, застывший в полупоклоне гарсон, сообразил из запотевшего графинчика. Купец опрокинул в себя рюмашку, прочувственно крякнул и подцепил на кончик вилки маринованный грибок. Подавив робость и неловкость, Савка сглотнул слюну и прицелился в поросенка. "Ужо я отъем, — решил он. — Сами виноваты!" Закуски таяли, обнажая блюда. Просел поросенок, обнаружив шпангоуты ребер. Застывшие в изумлении прислужники лишь молча вращали глазами да подливали Савке морсу – водки он по наставлению хозяйки не пил. "Непривычно харчеваться стоя, — сетовал Савка, — Ну, да ничего, говорят, так больше влазит". Расфуфыренные дамы, прогуливающиеся мимо, опасно для глаз косились в сторону метущего все подряд парня. А Савка ухом не вел. Расправившись с телячьим заливным, он перевел дух и послабил штаны в поясе. Прислужники переглянулись: "Нажрался наконец!" Но не тут-то было. Настал черед теплых блинов с икрой и красной рыбой, вареных в меду раках и нежнейших котлет из семги. "Ну, — решил Савка спустя некоторое время, — с полуголодными можно равняться".

Пожалуй, он смог бы съесть и еще, только особенно есть было уже нечего: по столу словно прошелся хан Мамай. Савка осоловело прислонился к стене – после сытной трапезы клонило в сон. Таким, уронившим голову на грудь и временами всхрапывающим, его и застала Евдокия, ущипнула сердито за руку и показала знаком следовать за собой. Провожать Евдокию вышел не кто-нибудь, а самолично хозяин дома граф Слащевский. Низенький со старательно зачесанной плешью, он не сводил с Евдокии масляно блестевших глаз и умолял остаться, прикладываясь поминутно к ручке. Выслушав вежливый, но категорический отказ, граф соизволил выразить "наисильнейшую печаль" и заверил, что "очаровательнейшею Евдокию Егоровну теперь будут ждать здесь денно и нощно". Узнав, что до постоялого двора гости собираются добираться на извозчике, граф распорядился предоставить им свой экипаж и собственнолично помог Евдокии взобраться в карету.

— Ну, ты, братец, хорош! — усмехнулась Евдокия, толкнув Савку локтем в бок. — Мало того, заявились без приглашения, так ты еще и объел господ!

— С них не убудет! — отмахнулся Савка. — А я-де, хоть покушал. Все польза. А ты, хозяйка, так и вовсе проплясала без дела!

— Ишь ты, деловой выискался!..

Объяснять, что таким образом она за один вечер свела знакомство с половиной городской знати и оказалась в курсе последних сплетен и слухов, Евдокия сочла излишним. Да Савка и сам все прекрасно понимал. Просто обиделся, что хозяйка бросила его одного среди бар, да еще и насмехается.

— Скоро начнется дело, — заверила Евдокия. И, как водится, не обманула. Замахнулась купчиха не на что-нибудь, а на суконную мануфактуру. Под это дело присмотрела она пустующий амбар на самой окраине, слегка покосившийся, с провалившейся местами крышей, но просторный и с опорными столбами, сложенными из кирпича. По соседству с амбаром купила Евдокия бревенчатый дом с подворьем. Савке в том доме отводилась целая комната об одном окне. Также получил он двуколку с лошадью и, в придачу, повышение в статусе до хозяйского порученца. Как-то поутру вызывает его Евдокия и говорит:

— Сроку тебе день. Как хошь крутись, а чтобы к закату город знал, как отче наш, до последнего проулочка!

И с тем новоявленного порученца за ворота выпроводила. Покрутился Савка вокруг двора, повертелся, и боязно, а делать нечего. Нырнул в проулки, как в морскую пучину, поплутал вдоволь, покуролесил, а потом ничего, освоился помалу. За Оку съездил, на ярмарку. Там еще проще оказалось. Улицы все идут строго, как хочешь правь – не заблудишь. После придумал Савка забаву. Догонит пешехода какого и кричит:

— Садись, дядя, довезу куда надо задаром. Только ты мне дорогу покажи и расскажи, где что.

Пешие и рады, ног ломать, поди, неохота. Так запомнил Савка где биржа, где губернатора усадьба, где китайский город. Узнал, что округлые башни это водокачки и нужны они для того, чтобы в дома вода сама текла и чтобы летом, для услаждения взоров, фонтаны били. Сгонял на станцию, на паровозы диковинные поглазел, что не только сами, без лошадей ездят, а еще и груженые составы волокут. Одним словом, ощутил себя вольной птицей на просторе. По случаю сему случилось у Савки настроение весьма приподнятое, и решил он на радостях завернуть в чайную, коняжке притомившейся овса задать, да и самому тарелочку щец с мясом откушать. Подзасиделся малость – разморило в тепле, — а когда вышел, уж и стемнело почти. Ни луны на небе, ни звезд, темень вокруг непроглядная. Ближе к центру хотя бы фонари попадались, а у окраин ни огонька, ни лучины – окна все ставнями забраны. Крутился Савка крутился, не узнает мест, хоть тресни. Пробовал в двери стучаться, да куда доехать нужно, толком объяснить не может, никто о купчихе Кулаковой слыхом не слыхивал. Езжай, говорят, добрый человек, как знаешь, а не то сейчас кобелей спустим. Пригорюнился Савка, поводья бросил. Придется, думает, ночь коротать в коляске сидючи, а уж выбираться повидну. Тут лошадка пофыркала, головой тряхнула и потянула сама куда-то, сатана. Часу не прошло, вывезла родимая, до конюшен, где до этого стояла. А уж от тех конюшен Савка дорогу знал.

— Ну, коли не заблудил, — приговорила Евдокия на следующий день, — то и с работой сладишь!