Артур Дойл - Затерянный мир (сборник) Страница 33

— Но дождевая вода должна же иметь с этого плато сток. А значит, где-то существует промытые дождем каналы.

— У нашего юного друга иногда бывают проблески аналитического мышления, — похвалил меня Челленджер, похлопав по плечу.

— Вода должна куда-то деваться, — повторил я.

— Абсолютно логичное заключение, — продолжал Челленджер. — Беда, однако, в том, что нам не удалось обнаружить таких промоин.

— Куда же она тогда девается? — не унимался я.

— Можно лишь предположить, что коль скоро она не вытекает за края плато, то вероятно остается внутри.

— Значит где-то в центре плато есть озеро?

— По-видимому, так.

— И скорее всего, оно образовалось в старом кратере, — сказал Саммерли. — Вне всякого сомнения, скальные массивы и плато — результат древних тектонических процессов. По крайней мере, есть все основания полагать, что плато имеет концентрический уклон. Там есть некоторый резервуар вода из которого каким-то, пока для нас неизвестным путем стекает в змеиное болото.

— Или круговорот воды поддерживается испарениями, — заметил Челленджер, и ученые по своему обыкновению затеяли научный диспут, оперируя такими терминами, что нам с лордом Джоном оставалось лишь хлопать глазами.

На шестой день, обойдя до конца плато, мы оказались у нашей исходной стоянки у подножия конусообразного утеса. Настроение у всех было подавленное, — наша вылазка закончилась ничем. Теперь мы воочию убедились, что плато — неприступно. Путь, по которому шли наши предшественники был завален тяжелыми глыбами. Что оставалось нам делать. Хорошо, что покамест привезенной собой провизии и того, что нам удавалось добыть охотой, было достаточно. Но ведь настанет час, когда запасы придется пополнять. Через два месяца начнутся дожди и выгонят нас с насиженного места. Базальтовые породы тверже мрамора. У нас не хватит ни времени, ни сил имеющимися средствами прорубить тропу на такую высоту.

Весь вечер мы провели в мрачных раздумьях и, в конце концов, молча улеглись под одеяла. Мое последнее впечатление этого дня связанно с профессором Челленджером. Уже закрывая глаза, я видел его грузную фигуру, присевшую на корточки у костра. Он походил на огромную жабу. Обеими руками он подпирал свою. Тяжелую голову. Профессор так был сосредоточен в своих мыслях, что не услышал моего «доброй ночи».

Наутро перед нами предстал как будто другой Челленджер. Этот новый Челленджер просто светился от восторга за самого себя. Все его существо было исполнено самодовольством. Во время завтрака он с многозначительным лукавством поглядывал на нас. Полуприкрытые глаза его казалось говорили: «Знаю, что сейчас не найти такой похвалы, которой я оказался бы недостоин. Но прошу вас воздержаться от комплиментов. Не заставляйте меня краснеть от смущения.» Его взъерошенная борода топорщилась. Грудь выпятилась колесом, а рука по-наполеоновски спряталась за борт пиджака. Вероятно, таким он представлял себя на мраморном пьедестале на Трафальгар сквер, когда ему предстоит собой пополнить кунсткамеру монументальных чудовищ, заполнивших лондонские улицы.

— Эврика! — наконец воскликнул он, сверкнув зубами сквозь густую щетину бороды. — Господа, вы можете поздравить меня, а я в свою очередь поздравляю вас. Проблема решена.

— Вы нашли путь на плато?

— Смею надеяться, что, да.

— Где же он?

Вместо ответа он указал на возвышавшийся справа утес — пирамиду. Наши лица (по крайней мере, мое) вытянулись от удивления. О том, что на него можно взобраться мы знали со слов профессора. Но ведь между утесом и плато зияла непреодолимая бездна.

— Мы никогда не сможем перескочить через эту пропасть, — вздохнул я.

— Пока что нам нужно взойти на утес. А уж там я постараюсь убедить вас в том, что возможности интеллекта Homo sapiens беспредельны.

После завтрака мы расчехлили привезенные Челленджером альпинистские принадлежности. Здесь оказались: моток очень прочной и легкой веревки (в длину она достигала ста пятидесяти футов), железные кошки, скобы, крюки и штыри. Лорд Джон опытный скалолаз, Саммерли тоже не раз приходилось преодолевать крутые подъемы. Новичком оказался я один. Но моя физическая сила и спортивная закалка должны были окупить недостаток опыта.

Не скажу, что восхождение оказалось слишком трудным, хотя, по правде говоря, в некоторые моменты с непривычки кружилась голова, и от страха волосы поднимались дыбом. Половина подъема прошла относительно легко, но дальше путь становился круче; и последние футов пятьдесят приходилось преодолевать, буквально вгрызаясь руками и ногами в каждую ложбинку, в каждый выступ. Мы с Саммерли наверное не смогли бы преодолеть эту высоту, если бы Челленджер, достигший вершины первым (вот уж удивительно было видеть столько ловкости и сноровки профессионального скалолаза в его громоздкой фигуре), не обвязал веревкой ствол росшего на вершине дерева и не спустил другой конец нам. Помогая себе веревкой, мы, наконец, достигли поросшей травой площадки, приблизительно 25×25 футов. Это и есть вершина пирамиды.

Первое, что я испытал, немного переведя дух, было впечатление от бескрайней панорамы невиданного ландшафта. Казалось, под нами распростерлась вся Бразильская пустыня, и только где-то далеко в дымке от огромного расстояния неясным фиолетовым разливом маячил горизонт. На переднем плане, подходя вплотную к утесу, поднимался покатый, усеянный валунами склон. Кое-где виднелись одинокие древовидные папоротники, а немного поодаль, за седловиной холмов проглядывали желтые бамбуковые заросли, через которые мы не так давно прорубали себе дорогу. Дальше растительность (кусты, деревья) становилась чаще, постепенно переходя в сплошное море голубовато-зеленых джунглей. Они простирались, насколько хватало глаз, и за горизонтом, наверное, тоже продолжались не на одну тысячу миль.

Я ошалело взирал на это чудо. Внезапно тяжелая ладонь профессора Челленджера опустилась на мое плечо.

— Туда, мой друг, — сказал, указывая бородой на плато. — «Vestigia nulla resbrorsum», как говорили древние. Никогда не оглядывайтесь. Стремитесь вперед и только вперед к заветной цели.

Когда я повернулся в указанном профессором направлении, то увидел, что мы находимся точно на уровне плато. Зеленые кусты по его краю и отдельные деревья за ними были настолько близки, просто рукой подать, что на какой-то момент идея проникнуть туда отсюда мне показалась не такой уж безумной. Но, увы, это была лишь мимолетная эйфория. Ширина пропасти достигала не мене сорока футов. В сущности, какая разница: сорок футов, или сорок миль? И то и другое непреодолимо. Ухватившись покрепче за ствол дерева, я наклонился над обрывом. Далеко внизу копошились маленькие черные фигурки наших слуг. Наверное, они сейчас тоже смотрят на нас. Обе стены: горного кряжа напротив и нашего утеса были абсолютно вертикальны.