Евгений Филенко - Галактический консул Страница 34

— Второй принял пульт, — сказал Костя почти равнодушно.

Его левый мизинец плавно вдавил свою клавишу.

— К уходу готов, — объявил когитр.

— Уход разрешен, — сказал Кратов.

— Начинаю уход, — немедленно откликнулся когитр.

Вот теперь корабль дрогнул. Вот теперь все координаты на экране смялись в полную ерунду и бессмыслицу. Они и в самом деле утратили смысл.

«Гиппогриф» со всем его экипажем и грузом ухнул в пустоту. И пустота эта была совершенной, математически идеальной. В ней не находилось места ни материи, ни пространству, ни времени. Потому она и называлась «экзометрией», что означало «внемерность».

Большинство жителей Земли и Галактики воспринимало ее как некую абстракцию, весьма полезную для объяснения физических принципов мгновенного перемещения на огромные расстояния. На том и успокаивались. Дескать, существует Нечто, где ничего, ну совсем ничего нет. Начисто отсутствуют привычные измерения, в которых привыкли осознавать себя все разумные субстанции. Что означенное Нечто напрямую связано с управлением гравитацией. И что скорость передвижения там есть функция от массы. То есть вроде бы все как в классической формуле полной энергии тела по Эйнштейну. Но кое-что вдобавок: куча коэффициентов, понять содержание которых и означает представить себе экзометрию в подробностях. Но вряд ли стоит забивать этим голову.

Что же до «гиппогрифа», то людям на его борту эта отвлеченная абстракция была дана во всех ощущениях. Они даже могли видеть ее сплошную серую пелену на экранах, хотя если вдуматься, то становилось ясным, что экраны попросту ослепли: им нечего было демонстрировать.

И пребывать в этом сером и недвижном небытии предстояло чуть более двух суток.

ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗЕМЛЯ

— Знаешь, Кратов, — лениво сказал Резник. — Не верю я в вашу затею.

— Это в какую же из моих затей? — выжидательно осведомился тот.

— Я имел в виду Единый Разум Галактики.

Кратов хмыкнул и ничего не ответил.

За последние дни он досыта наслушался таких или похожих речей. По правде говоря, дискуссии беспредельно утомили его. Все начиналось примерно одинаково. Астахов как бы между прочим замечал: «Орлы, а среди нас живой ксенолог…» После чего уходил играть в овербол либо же хватал под мышку первую подвернувшуюся девушку и со страшным рыком волок в воду. Зато все остальные, выдержав сколько доставало сил деликатную паузу, обрушивались на Кратова. Оканчивалось, впрочем, по-разному. Как правило, спорящие стороны расходились взаимно неудовлетворенные и сердито дулись друг на дружку, пока не возвращался Астахов и не мирил всех. Реже устанавливалось полное единодушие — обычно, в тех случаях, когда Кратову доставало аргументов и терпения. По вечерам, возвращаясь в Садовый Пояс, он с досадой выговаривал Астахову: «Знаешь, в каком гробу я видал такой отдых?..» Бия себя в перси, тот клялся никогда впредь, ни под каким предлогом не афишировать кратовской профессии. И при первом же удобном случае свою клятву преступал.

На сей раз компания подобралась небольшая и довольно пестрая.

Павел Резник, толстый и волосатый, разительно напоминающий повадками и внешностью доброго медведя из детской сказки, на реплику Астахова: «Соколики, а среди нас…» заявил: «Зато я медик, и очень хороший!» И, не произнеся более ни слова, уплыл с Астаховым на тот берег озера.

Бронзовокожий гигант и красавец Геша Ковалев оказался инструктором по атлетизму, о чем оповестил присутствующих с не меньшим достоинством. Знакомство с Кратовым он начал с того, что попросил его напрячь бицепс. «Рыхлота», — сказал Геша, потыкав пальцем в кратовские мускулы, и довольно захохотал. Он вообще много и не всегда к месту смеялся. Зато тело у него было замечательное. Должно быть, не раз он брал призы на конкурсах мужской красоты, когда там не требовалась демонстрация интеллекта.

При Геше состояла девушка, очевидно — только-только вошедшая в спелость, тоже примечательно яркая. Глянцево-белая кожа, короткие волосы цвета червонного золота, ультрамариновые очи, фигура мальчишки-подростка, увлеченного плаванием: плечи шире бедер и длинные, сразу от подмышек, ноги… «Марсель», — назвалась она и сделала книксен. Геша обращался к ней как Бог на душу положит: то «Машка», то «Марси», а иногда, похоже, и вовсе забывал ее имя. Марси не обижалась. Она скинула все, что на ней было, сорвала зеленый листик и прилепила на острый аккуратный носик, после чего улеглась на кратовской ковбойке и молча уставилась на того беззастенчивыми серьезными глазищами. «На мне что-то написано?» — осторожно спросил Кратов, чувствуя, что где-то глубоко под навеки непробиваемым галактическим загаром безудержно краснеет. Девица прыснула, а Геша снова захохотал во всю глотку и предложил побороться.

Но тут вернулись мокрые Астахов с Резником и плюхнулись на песок, надсадно дыша. Пока Геша, заливаясь смехом, излагал какой-то незатейливый анекдот, Кратов слушал, а Марси на него таращилась, братцы-медики пропыхтелись, слегка обсохли, и тут-то Резник не утерпел…

— А хочешь знать, почему не верю? — спросил он, так и не дождавшись кратовской реакции на свое заявление.

«Разумеется, не хочу!» — обреченно подумал Кратов.

— Хочу, — сказал он.

— Скучно это, вот почему.

— Скучно? — Кратов пожал плечами. — Ну что ж… Не ново. Я уже встречал такую позицию.

— Когда же? — ревниво осведомился Астахов, до этого момента развлекавшийся фокусами с камешками. — При мне говорили что угодно, только не такое. И что-де человек не дорос, и что-де мы пойдем другим путем, сиречь своим особенным, но про скуку впервые. Мы с Пашкой, может, всю ночь…

— Есть такая планета Амрита, — пояснил Кратов. — Однажды я имел там теоретический диспут с настоящим йогином.

— Я бывал на Амрите, — сообщил Геша. — Вот где тоска! И кто же выиграл?

— Ничья. Йогин был настоящий и убеждениям не поддавался. А мне уступать нельзя было. И в конечном итоге прав оказался все же я.

— Это тебе сам йогин сказал? — поинтересовался Астахов.

— Нет. События нас рассудили по справедливости… как мне кажется.

— Так какую же цель преследует формирование пресловутого Единого Разума Галактики? — вопросил Резник, будто обращаясь к обширной аудитории. — Обретение реального всемогущества в масштабах вселенной, не так ли?

— Ну, не только, — сказал Кратов. — Хотя и в том числе.

— И вы всерьез надеетесь его обрести?

— То, что мы сейчас, с нашей довольно невысокой колокольни почитаем за всемогущество, мы несомненно обретем. Вместе с вами, естественно. И, несомненно, нам снова не будет его доставать.