Елена Асеева - Середина. Том 2 Страница 34

Мало-помалу обширные отрожины, понижаясь и теряя оледенение, разделялись, да в свой черед переходили в плато возвышенностей, очевидно подвергшихся катастрофическим разрушениям. Склоны гор в той местности были разбиты глубокими узкими трещинами, расщелинами, ущельями, а навершья их зрелись изредка выровнено-скошенными.

Уже прошел месяц, как Яробор Живко вернулся к влекосилам и кыызам, вместе с тремя апсарасами. Появление которых, как и обещала Кали-Даруга, ни кем не было примечено. Месяц, как сызнова по крутым горным тропам направились люди к землям Дравидии. Днесь, только многое изменилось в жизни юноши, что коснулось и самих людей, ступающих подле. Ибо не только Волег Колояр, не только влекосилы, но и ханы кыызов признав Ярушку старшим, стали безоговорочно подчиняться его слову. Каким образом это произошло, мальчик так и не понял.

Сие, просто, наступило.

Наступило, стоило только Велету оставить его подле утесистой стены горного кряжа огибающего с одной стороны одно из семи озер, откуда Яроборку когда-то забрал Седми и тем порывистым движением рдяной искры изменил судьбу. Наступило сразу, когда мальчик в сопровождении дотоль чуть раньше прибывших туда апсарас, обряженных в более скромные одеяния (не демонстрирующих их прелести) спустились к поселению.

Липень месяц только сменил кресень, и летнее солнце вельми жарко пригревало землю и поднявшиеся, наполнившиеся зеленью травы, когда Яробор Живко неспешно миновав половину селения, в котором его приветственно встречая, клонили голову, признавая тем самым власть над собой, подошел к белой, большой юрте… Как оказалось, за день до возвращения юноши, нарочно установленной для него кыызами. Подле двухстворчатой двери, каковой его ожидал не только Волег Колояр, но и иные ханы. Они трепетно склонили пред мальчиком свои гордые головы, признавая без всякого боя его своим рао, как и обещала Кали-Даруга… Еще раз, подтверждая истину того, что являются лишь малыми крупинками, в руках, своих создателей, Богов.

Яробор Живко не стал спрашивать Волега Колояра почему такое случилось. И вообще не поинтересовался, что происходило в эти четыре месяца его отсутствия. Он также не рассказал никому о том, чему стал сам очевидцем, где был… так как его не вопрошали.

Вельми трепетно прошла его встреча с Айсулу, которая показалась около его юрты, лишь к вечеру…точнее к ночи, оная неспешно притушив сияние дня, схоронила и все иные краски. Айсулу вошла в юрту тогда когда блики костра, разведенного по просьбе мальчика Арвашей, осеняли его укрытые белым войлоком стены. Яробор Живко сидел на приподнятом над полом широком ложе, плотно устеленном мягкими теплыми одеялами и россыпью подух, неотрывно глядя на вспенивающееся пламя огня, поедающее древесные угли, как и многое иное, появившееся тут нарочно для удобства. Апсарасы поселились в соседней менее значимой юрте подле своего господина, хозяина, как они теперь величали юношу и ноне, по его просьбе ушли к себе, подготовив все ко сну.

Остановившись обок, чуть слышно скрипнувшей, створки двери Айсулу замерла, так как видела мальчика после долгой разлуки впервые. Яробор Живко, очевидно, почувствовав тот взгляд, резко вскинул голову и воззрился в лицо девочки, а после, также стремительно поднявшись с ложа, подскочил к ней впритык. Теперь он был не просто мальчик, а мужчина, каковой имел близость не только с Толиттамой, но и с Арвашей, и с Минакой.

— У нас нельзя, — встревожено шептал Ярушка на как всегда запросто звучащее предложение демоницы насладиться близостью не только с Толиттамой. — Нельзя такое творить. Это безнравственно… распутство. Нельзя иметь много женщин, нужно выбрать единственную спутницу и всю жизнь хранить ей верность.

— Правильно, дражайший мой господин, — также настойчиво, но много ровнее отозвалась Кали-Даруга. — Спутницу… супругу… жену… половинку надобно иметь одну. Вам, к примеру Айсулу, но так как вы божество, господин, не зачем лишать себя радости. Это пусть люди держат себя в узких рамках, або стоит им позволить хотя бы самую малость, они в короткий срок примутся развратничать, блудить, проявляя истинность собственного несовершенства. Но, вы, господин, иное… Вы, божество, и днесь можете позволить ту радость себе. Тем паче Арваша и Минака не люди, а апсарасы.

Яробор Живко резко схватил девочку за плечи. Ее теперь уже достаточно длинные, черные волосы, покрывающие плечи и спину зримо заколыхались. И в такт им затрепетали тонкие, рдяные губы, а в голубых очах проступили крупные слезы. Они не просто заполнили радужную оболочку, они точно изморозь повисли на долгих, черных, загнутых ресницах.

— Айсулу, — чуть слышно шепнул юноша, ощутив внутри себя нежданно нахлынувшую мощную волну тепла и того самого пульсирующего биения плоти.

— Люблю тебя, — то он уже выдохнул ей в уста… али вспять, то продышала девочка, прикоснувшись к тому, кого любила больше всего на свете.

А пламя в костерке расположенное в центре юрты, и вроде как лишенное свободы, находясь под треножником, тихонечко плеснуло вверх свои долгие лучи. И в мгновение ока выкинуло из себя россыпь ярчайших искорок, воспаривших к своду ночного неба да вже там перемешавшихся с застывшими на месте звездными светилами.

После той ночи, когда Яробор Живко имел близость с себе подобным, и на малеша в той теплоте, что дарила Айсулу, притушил тоску по Богам, он окончательно ощутил себя мужчиной. И потому наутро попросил у Волега Колояра и Тамир-агы разрешить ему жениться на девушке. Свадьбу, как таковую не стали играть, ибо поутру направились в путь, к которому заранее были готовы. Однако осударь и шаман, позволили Яробору и Айсулу наречь себя мужем и женой, прилюдно объявив их единым общим. А Тамир-агы, как и полагалось у кыызов, окурил молодых дымом с вновь разожженного костра, в который положил ветви можжевельника, тем самым скрепляя, окутывая их сердца и тела.

Айсулу была счастлива. И той радостью светились не только ее голубые глаза, но и светлая с легким отливом желтизны кожа лица. Возможно, она и ревновала бы своего мужа к апсарасам, каковые окружали их обоих, своей заботой, учили ее одаривать теплотой и нежностью господина, но данное чувство никогда не высказывала и не показывала, несомненно, находясь под воздействием беса.

Яробор Живко вспять, не долго радовался новым ощущениям, судя по всему, несколько отдалившись от людей за время пребывания на маковке подле Зиждителей. Впрочем, он оказался достаточно мягок и нежен с девочкой, проявляя к ней дотоль несвойственное ему беспокойное попеченье. Хотя почасту отвлекался, отстраняясь от всего происходящего в мощном желании узреть Першего, и это было не только его желание, но и желание Крушеца, все поколь влияющего на жизнь, мысли мальчика.