Сергей Саканский - Искатель. 2009. Выпуск №05 Страница 34

— Само внимание, Создатель.

— Кувыркнись через голову, но докажи, что Сахалин — лучшее место для космодромов и вообще ракетно-космической промышленности.

— Что-то новенькое, Создатель. Может, сначала проверим пригодность на все аспекты?

— Хоть запроверяйся — результат должен быть именно таким.

— Тем не менее.

— Твое дело.

— Что по срокам?

— Пока терпит. Как Люба?

— Девочка старается, молодец. Ты, Создатель, планируешь ей отставку?

— Не твое дело.

— Грубо. Отвечу так же: когда тебя не станет, буду работать с Любой.

Люба позвонила:

— Знаешь, что удумал Эдуард Петрович? Никогда не догадаешься — он пригласил наше кафедральн9е руководство на Итуруп на защиту моего диплома. Представляешь, буду защищаться досрочно, да еще на самой стройке. Костылев грозится лично возглавить приемную комиссию. Представляешь? Ты приедешь? Ведь защита! А когда? Эх ты. Я люблю, скучаю, жду не дождусь. Твой «Пилигрим» — прелесть. Ты его запатентовал? Зря, утер бы нос америкосам. Все, целую.

Мама за дверь, Даша зовет:

— Айда семью создавать.

Разденемся и в постель — нырк. Лежим, прижавшись животами, внимаем дочери.

— Ты знаешь, — говорю, — хочу примириться с отцом: нехорошо как-то мы расстались.

— Это правильно: в жизни так много сложностей и напастей, что самим их создавать просто нелепо. Близкими людьми надо дорожить.

Милая моя Даша, как скоро ты стала мудрой.

Отец откликнулся на мое желание встретиться.

Когда мы приехали с Дашей в парк, он уже гулял там со своим маленьким сыном — моим сводным братиком. Ничего малыш, шустрый. Пожал мне руку, взял у Даши сладкий батончик и заявил:

— Леша хороший.

Бобчинский победно взглянул на меня.

Он здорово сдал со дня последней встречи — мешки под глазами, щеки оплыли, руки трясутся и затравленный взгляд. Пьет, подумал я.

Даша с малышом пошли на горку, мы присели за столик. Он взял мою ладонь в свои влажные руки.

— Это хорошо, что ты позвонил. Я сам давно мечтал об этой встрече, да все никак не решался. Ты любишь меня, сын?

Я кивнул:

— Ты мой отец.

— Пообещай мне, что после моей смерти ты не оставишь заботами своего братика.

— Ты больно рано собрался.

— Ничего не рано — дни мои сочтены. Я знаю.

— Перестань. Ты выдумываешь. Ты как живешь, средств хватает?

— Хватает, не о них речь. Меня отравили.

— Кто?

— Твой дед. О, это страшный человек.

— Выдумываешь. Чем тебя траванули? Зачем? Дед?

— Радиоактивным изотопом — современный яд шпионов.

— Ты у психиатра был?

— Не веришь?

— Не верю.

— Помру, поверишь? Пообещай, что братика не бросишь.

— Обещаю.

По дороге домой Даша спросила:

— Как он?

— Спился.

— Жалко мальчика — хорошенький.

Билли:

— Ты, Создатель, провидец. Именно для космических затей создала Земля сей остров. Готов доклад — подставляй ладони.

Зашелестел бумагой принтер.

Дашу увезли около полуночи. Мы с мамой долго сидели на кухне за чаем, потом разошлись по своим углам. Но не спалось. Снова сползлись. Переживали молча. Говорили тихо и немногословно.

К утру задремал в кресле у телевизора. За открытым окном хлопнула дверь такси, и я проснулся. Пока разлепил глаза, пока привел мысли в порядок, сообразил, где я и почему, послышался голос Надежды Павловны. Не успел из кресла выбраться, в комнату впорхнула мама:

— Вставай, отец-подлец, дочка у нас, Настенька.

Анастасией звали и мою маму.

Позвонил Костылю:

— Доклад готов. Вылетаю.

В этот раз губернатор лично встречал меня в аэропорту. Шел навстречу, распахнув объятия. Но Люба опередила его, выпорхнула из-под руки и бросилась мне на шею. Поцелуй наш затянулся. Костылев ждал-ждал, махнул рукой, повернулся и пошел обратно. Следом свита.

В наш номер принесли протокол дня:

— чтение доклада,

— обсуждение,

— и т. д. и т. п.,

— банкет.

Я наискось размашисто: «Три дня не тревожить».

На этот раз Билли превзошел самого себя. Доклад был полный, конкретный, с массой приложений. Все просчитано до мелочей. Четыре космодрома, все необходимые производства, центры — управления полетами, подготовки космонавтов, научных космических исследований. Все оснащено по последнему слову мировых технологий. Билли остался верен себе — никаких ДВС, весь транспорт на острове электрический. Источники ее (электроэнергии) уже известны — солнце, воздух, вода и… Вот тут-то и таилась изюминка. Отойдя от правил, Билли запланировал атомную станцию в центре Сахалина: все-таки много допусков в стихиях, а их не должно быть там, где царит точная наука. Предложил использовать в качестве топлива не обогащенные урановые руды или синтезированные радиоактивные изотопы, а любой подручный материал — грунт, промотходы и т. п. В приложенной пояснительной записке раскрывались принцип и сама установка, приводящая в неравновесное состояние любое вещество, стимулирующая цепную реакцию ядерного деления. В результате материя полностью переходит в энергию. Это открытие, скажу я вам, на грани фантастики — значение и масштабы перспектив его трудно переоценить.

На исходе третьих суток нашего с Любой марафона позвонил Костыль:

— Гладышев, ты сам-то читал, что написал?

Нет, не читал — избаловал меня Билли своей непогрешимостью.

— Что произошло, Эдуард Петрович?

— Ты бы еще в газете это напечатал.

— Для чего?

— Вот и я говорю — для чего. Ты что неучем прикидываешься, советник? У тебя почти вся глава об АЭС и приложение к ней — строжайшая государственная тайна. Ты где эту идею подсмотрел?

Я не понимал, о чем идет речь, и на всякий случай буркнул:

— В женской бане.

— О! Достойный ответ на неумный вопрос. Когда выходные кончать думаешь?

— Завтра, думаю.

— Жду у себя.

На следующий день в кабинете Сахалинского губернатора.

Он положил передо мною изъятые из доклада страницы:

— Что это?

Но я уже был готов по теме.

— Дарю идею.

Этого Костылев не ожидал. Он зажевал нижнюю губу, размышляя.

— Чревато.

— Другое предложение: отдайте авторство в Центр ядерных исследований, при условии что они переедут на Сахалин или откроют у вас филиал.

— Ты, Гладышев, чокнутый. Но, видимо, на таких и держится наука.

Костыль напросился на прием к Президенту и улетел на следующий день. Люба Собралась к себе на Итуруп. Уговорил ее остаться еще на два дня — там дела, там нам будет не до любви.