Юрий Никитин - Никитинский альманах. Фантастика. XXI век. Выпуск №1 Страница 34

Достав из-за пояса рукавицы, он погрузил в них по пятерне, испытав несказанное удовольствие. До партизанской стоянки было километров десять-двенадцать. Снегу навалило, да еще вьюга. Затемно доберется. Жаль, правда, ребят. Но тут уж, как говорится, судьба. Ничего не попишешь… Фрицы, сволочи, для острастки по кустам стреляют. И надо же было Сашке высунуться. Их машина точно на мину шла, а он, дурак, возьми и покажись… А может, его и не заметили? Но так глупо — в самую грудь! Эх, Сашка! Только охнуть и успел. Немцы вылезли на дорогу и устроили такой салют, что если б не упал в ложбинку — крышка. Затем два часа преследования. Оторвались. Еще более нелепая смерть Зинченко. Как его… Мишка?

Ваня? Сева? Все звали по фамилии. Сержант обязан знать имя и отчество своих подчиненных. Завтра вернемся — похороним по-свойски. Не гоже человечьим мясом зверье кормить. И лежит теперь этот улыбчивый рядовой Зинченко, тупо уставившись в холодное небо. И нет ему больше дела до этой проклятой войны. Но не пройдет и дня, как напишет об нем комиссар — «ваш сын погиб смертью храбрых», и упадет мать, рыдая, сраженная скупыми строчками похоронки. А Зинченко лежит себе среди лесочка… Теперь, наверное, уж не лежит. А где-то там. Василий неопределенно посмотрел ввысь, но тут же одернул себя: «Ишь, засмотрелся! А ну, вперед!..Я всегда готов по приказу Рабоче-крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик, и как воин, — тут он ускорил шаг, пряча щеки в кучерявый черный воротник-… и как воин Рабочекрестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если же по злому умыслу я нарушу… Вон, брат отца. Умница.

Книжный человек. А двадцать лет отсидел ни за что… И чего он мог нарушить одному Богу известно». Впрочем, дядька Олег не любил распространяться на этот счет. И, что касается его срока — так это односельчане только подумали- не миновала, мол, Власова суровая кара советского закона. Ну, был мужик, да сгинул. А за что?

Куда? Деревенька маленькая. Худая. Всяк про соседа своего знает. Но про Олега никто ничего толком не ведал. Пропал дядька в двадцатом, Ваське тогда три годика было, а объявился лишь в тридцать восьмом. Вернулся, старый черт, ничуть не изменившись, будто под пятьдесят, хоть старше отца Васьки на пятнадцать лет, а тому уже к шестидесяти. Занял пустую избу у самого краю. Зарылся в тома книжек.

На расспросы отшучивался. Один раз из обкома заглянули, но как приехали, так и уехали. Мало ли заброшенных деревень на Святой Руси? «Что-то вьюга разыгралась?

Остановишься — помрешь. Нынче темнеет ранехонько. А уже часа три, три с половиною. Вперед, парень!

Не спи! Замерзнешь!.. Воспрещается оставлять поле боя для сопровождения раненых.

Каждый боец должен ненавидеть врага, хранить военную тайну, быть бдительным, выявлять шпионов и диверсантов, быть беспощадным ко всем изменникам и предателям Родины. Ничто, в том числе и угроза смерти — не может заставить бойца Красной армии сдаться в плен… Стоп!» — сквозь свист ветра ему почудился звук чьих-то шагов. Василий опустился на колено, присматриваясь. Нетронутый ни лыжней, ни звериным следом серебристый ковер ничем не выдал своей тайны. В тот же момент острая боль в плече напомнила об утренней шальной ране. На морозе-то он про нее совсем и забыл. Сдернув рукавицу, Василий сунул руку под полушубок. Так и есть…

Но засиживаться парень не стал. Скорей бы к своим добраться! Слегка кружится голова, но бывало и хуже. А хуже — это когда в августе выходили из окружения.

Смятые и раздавленные военной мощью вермахта. В обмотках. Без пищи и оружия — с одной винтовкой на троих. Злые, грязные, истощенные… Немец двигался быстрее. До своих они тогда так и не доползли, но хоть в родных местах оказался. И на том спасибо! Подобрали партизаны. Долго проверяли.

Потом, вроде, поверили. Сашка тоже был с ним. Но больше не будет!

Никогда!.. Перед глазами поплыли круги. Ухватившись за тоненькую осинку, он сполз вниз. Вьюга заглянула прямо в лицо, и без того обветренное, с белыми ресницами и наледью на усах.

Пришлось даже встать на четвереньки. В тот же миг он чуть ли не носом уткнулся в глубокие следы чьих-то ног. Сначала не поверил, но затем до него дошло, что при такойто пурге либо человек был здесь недавно, либо это его собственный след, а он плутает кругами, будто за чернушками охотится. — Ночью ориентироваться легче, если небо не заволочет мгла. «Найди созвездие Лося, которое все чаще называют Большой Медведицей, а по мне Лесная корова и есть, что выгнуто, ковшом семью заметными звездами.

Мысленно продли линию вверх через крайние две звезды, и упрешься в Полярную.

Лежит она в пяти расстояниях, что между этими солнцами, в хвосте Лосенка, и находится всегда в направлении на север…» — наставлял племянника Олег, перед отправкой на Финскую.

Завтра праздник — шестое января, как водится, Власьев День, хозяйки будут жечь дома шерсть, а старики на заре пить снеговую воду с каленого железа, чтобы кости не ломило. В этот день полагалось взять пучок сена и, обвязав его шерстинкой, сжечь на Новом огне.

Олег готовил дюже крепкое пиво, заваренное на сене, заправленное хмелем и медом, затем он цедил пиво через шерсть и угощал всех, кто к нему заглянул на огонек. Под хмельком отец с Олегом бродили по деревне, вывернув полушубки наизнанку, и пугали старух, приговаривая: «Седовлас послал Зиму на нас! Стужу он да снег принес древний Седовлас-Мороз!» «Помнится, у Некрасова… Ах, какая чудная была учителка! Как сейчас помню- Елена Александровна. Из самого Института благородных девиц. Сначала скрывалась от красных у знакомых, отец-то ее из зажиточных. Потом, видя доброе к себе отношение, школу открыла для сельских ребятишек. Откуда-то учебники достала. Еще с буквой «ять». За эту самую букву и пострадала. Како людие мыслите. Буки ведайте.

Глагольте добро. С математикой дела были хуже, но тут неожиданно помог отец.

Кто бы мог подумать… Давно это было. Очень давно. Ну, да я не Дарья, чтоб в лесу заморозили.

Держись боец, крепись солдат! А все-таки очень, очень холодно… Снова след. На этот раз звериный. Лапа-то, что у нашей кошки, но какой громадной. Неужели, рыси в убежище не сидится. На промысел вышла. У, зверюга. Целый тигр!» Рана снова дала о себе знать.

Василия зашатало и опрокинуло вниз: «И еще русские не прочь выпить чего-нибудь согревающего! Полежу маленько. Стоянка, видать, уже близко». Оцепенение подобралось незаметно. На лес навалились сумерки. Вьюга потихоньку вела свою заунывную песнь.