Сергей Саканский - Искатель. 2009. Выпуск №05 Страница 36

Отдыхать ушел раньше, оставив Любе хлопоты с выпроваживанием гостей — в конце концов, они ее. В кромешной темноте каюты услышал шорох.

— Леш, пойдем купаться голышом.

Я поднялся, шагнул на ощупь и попал в ее объятия. Она уже была голышом.

— На ручки хочу, — заскулила.

Я поднял, выбрался на палубу, наклонился за леера:

— Купаться?

Она вцепилась в шею:

— Вместе, вместе…

И я прыгнул в воду с нею на руках.

Потом мы занимались любовью на песке.

Потом я вспомнил, что на катере есть прибор ночного видения с двенадцатикратным увеличением. Подхватил Любу на руки, всполоснул в воде и унес в каюту.

Позвонил Президент:

— Вы где, Гладышев?

— На Курилах.

— Л. А. Гладышева кто вам?

— Жена.

— Думаете, справится с компанией?

— До сих пор справлялась.

— Хорошо, подписываю под вашу ответственность. Вы надолго там?

— Есть работа?

— Когда ее не было. Давайте завершайте отдых и приступайте к Камчатке. Время, как говорится, вперед!

У меня трещина в ребре. Уж лучше бы перелом — и срастается быстрей, и болей меньше. Шмякнулся на северном склоне Ключевской Сопки. Поскользнулся, за уступ не удержался — и бочиной прямо на гольцы. Увы, законы тяготения писаны и для мастеров айкидо.

Черт меня дернул туда лезть. Черт задумал вообще эту поездку — перспективы полуострова видны были из окна нашей московской квартиры. Но мама с Дашей и Настю-шей уехали в Крым. Там у нас дальние-предальние, но очень добрые родственники, а у них усадьба с видом на Ай-Петри. Я еще пацаном грозился залезть на самую верхотуру. Ну и полез, на другом конце Земли. И шмякнулся. И взвыл от боли. Постучал в мобилу. За мною вертолет. С вертолета на самолет. С самолета на «неотложке» в ЦКБ. Вернулся быстрее, чем добирался. А был на Камчатке без малого три дня.

Изладили мне корсет. Кормят таблетками, электрофорез прописали. Но самое неприятное — уколы. Ставит их сестра, и еще две, будто ненароком, крутятся в палате. Что, их задница моя прельщает? Все надоело — и уколы болезненные, и сестрички некрасивые. Домой стал проситься.

— А что? — Лечащий был продвинутым. — Очень даже может быть — дома вы быстрее пойдете на поправку. Уход, внимание, уют привычной обстановки… Звоните, молодой человек, звоните, я не против.

Вопрос — кому звонить? Маме с Дашей в Крым? Любе на Курилы? Может, дяде Сэму в Белый дом? Деду, деду надо позвонить. Отлежусь у него на даче — места хватит. Тетки там убойные, ну так на мне бронекорсет.

Бренчу.

Звонкий голос:

— Але.

— Мне бы Алексея Георгиевича.

— А он в Крыму.

Приехали! И что теперь делать?

— А вы кто?

— Ваш племянничек в гипсе.

— Алекс, ты?

— Не похож?

— Откуда?

— Из ЦКБ.

— Анализы сдаешь?

— Уже сдал.

— А что звонишь-то?

— Родственники нужны — забрать меня отсюда.

— Так заберем. Ты в каком корпусе, в какой палате?

Близняшки приехали за мной на такси — совсем уже взрослые, рассудительные девицы.

— Мне бы домой, — робко попросился я.

— Щас, — был ответ. — Что врач сказал? Забота и уход.

— Вы чего в Крым не укатили?

— Выпускные, — со вздохом.

Девчонкам по семнадцать лет. Девчонки заканчивают лицей, готовятся стать абитуриентками, студентками. Не щипаются и не щекочутся. Ходят павами, поводят томными глазами, обо всем имеют свое суждение — повзрослели. Кормят прилично — мама научила. Да еще поваренные книги под рукой, у каждой своя.

Не жизнь — малина. Это у меня. У них — выпускные. Три-четыре дня зубрят-зубрят, на цыпочках ходят, разговаривают вполголоса — удачу боятся спугнуть. А потом — бах! — сдали. Визжат, кричат, носятся по парку в одних купальниках, которые того и гляди потеряют. С надеждой на это смотрю из гамака с книжкой под головой. Когда этот тайфун рук, ног, кос и глаз со свистом проносится в опасной близости, у меня начинает ныть больное ребро. Потом все успокаивается, чтобы через три-четыре дня взорваться снова.

Выпускной. Сестрички примеряют одинаковые платья, вертятся у зеркала, носятся по комнатам — теперь ничто не может омрачить их безудержный задор.

— Алекс, не скучай, мы скоро. Голодом себя не мори. На девиц по телеку не заглядывайся — мы лучше.

Чмок. Чмок.

— До утра.

Приехали они раньше.

Я уж поспал немного. Проснулся. Поворочался. Не спится. Все-таки у двойняшек родителей рядом нет, я как бы ответствен за них — должен переживать. Перебрался в качалку на террасу, стал поджидать.

Подъехала машина. Похлопали дверцы. Отъехала машина.

Идут дорожкою по саду, шляпки свои «а-ля Айседора» в; руках несут, ленты по траве волочатся. Меня не замечают или не хотят.:

Обидел кто? Вечер не удался? Ох, уж эти мне семнадцать лет — проблемы на пустом месте! Переоделись — и на пруд: с таким видом только топятся. Пруд — часть усадьбы, на берегу беседка.

Как Чингачгук, скрываясь за деревьями, иду следом. Нет, вроде не топятся, плескаются, злословят о ком-то.

Подсматривать нехорошо, подслушивать тоже. В беседке из их халатиков устраиваю ложе и на бок сажусь поджидать — пусть купаются, тепла июньская ночь. Тепла и лунна. Дорожка серебристая пробежала по воде. Трава блестит на берегу. И капли воды сверкают на голом теле.

Черт! Точно, на голом!

Одна из сестричек вошла в беседку, голову клонит, волосы скручивает и выжимает. А на теле — ну хоть бы ремешок какой. Чуть слюной не поперхнулся, а она смотрит и усмехается.

— Подглядываешь?

— Слушай, ты бы устыдилась немного.

— Ага, щас, зажмусь, в кустики прыгну и закричу: «Ай-ай-ай».

— Отшлепать тебя, бесстыдницу…

— Шлепай.

Выпускница изящно изогнула талию, приблизив к моему лицу круглые-и крепкие, как арбузики, ягодицы. Я шлепнул, легонько-легонько, ласково, чтоб только звук был.

— А теперь погладь — больно же.

Погладил. Рука сама тянулась, вопреки здравому рассудку. Да и был ли он в ту минуту здравым?

— Никушка, айда посмотри, кто ко мне пристает.

— Сама ты Никушка, — говорит вторая сестричка и входит в беседку в таком же первозданном виде.

Все, теперь я знаю к кому как обращаться, только бы из виду их не потерять. Дело в том, что у близняшек и имена одинаковые — Доминика и Вероника. Только первую ничуть не заботит, как ее окликнут: хоть Домной, хоть Никушкой. А вот вторая на Никушку обижается, признает только — Вероника, Вера и ее производные, позволяет — Вероничка-Земляничка.

Только положения моего это не облегчает: две несовершеннолетние девицы, вполне уже сформировавшиеся, без комплексов и одежды, обступили меня в садовой беседке в полнолуние.