Михаил Белозеров - Железные паруса Страница 36

— Вот ты и попался!

И Он тут же локтем правой руки что есть силы ударил человека в лицо. Он знал, что если противник невысокий, то удар локтем в лицо, очень эффективен, но этому человеку Он попал в горло. И когда тот подался вбок, почти падая на колени и обдирая от этого кожу на лице и шее, резко повернулся и нанес жесткий удар снизу вверх, где должен быть пах. И тут же, опасаясь нападения сзади, волчком крутанулся по полу, сбивая кого-то, кто застыл в двери, прыгнул через него и побежал по гулкому, светлому залу к той его стене, откуда бил яркий солнечный свет и на фоне которого Он вдруг увидел собачий силуэт. В спину ударил выстрел. Он из последних сил, прыгая, как ящерица, и, перемахивая через белые меловые блоки, услышал, как вторая пуля пролетела выше и ушла в потолок. В следующее мгновение Он уже катился по склону, одирая руки и лицо о колючки и камни. И очнулся оттого, что Африканец, радостно повизгивая, лизал его лицо и руки.

Он открыл глаза и увидал долину Черной речки, меловые скалы, золотые башенки древнего монастыря и монаха в черной сутане, бредущего по пыльной, горячей дороге. Он притянул к себе пса, вдохнул его запах — терпкий запах псины, и понял, что спасся, и больше ему ни о чем не хотелось думать, и Он заплакал.

Глава четвертая

Ружье Падамелона

1

Девушку Он заметил издалека.

Она стояла у самой воды, прогнувшись и заведя руки за спину, и рельеф спины и мышц вдоль позвоночника показались ему необычайно гармоничным и красивым.

Он упал, ткнувшись лицом в холмик с редкой травой по гребню, тихонько позвал Африканца и, притянув его к земле за отросшую шерсть на холке, принялся отплевывать песчинки.

Потом Он снова поднял глаза.

Женщин Он не видел так давно, что и забыл, как они выглядят.

Девушка не оглядывалась. Она была уверена в своем одиночестве.

У нее были маленькие загорелые ягодицы с мягкой захватывающей тенью вниз от крестца, длинные, сильные ноги с развитыми бедровыми и икроножными мышцами, однако не утяжеленными, а выдающими лишь хорошую бегунью, и пропорциональной формы ступни, которыми она ловкими, резкими движениями разбрызгивала крохотные волны на почти зеркальной поверхности моря.

Было ранее утро. Не больше шести, прикинул Он по давней привычке, от которой так и не избавился. И теперь, лежа за песочным баром, уткнувшись подбородком в шелестящую траву, Он наслаждался.

На закате Они с Африканцем оставил машину в соседней долине, и, проспав ночь в стародавней гостинице, где вовсю шныряли пестрые мыши, шли часа три вначале песчаными и каменистыми пляжами, а потом — то по склону древнего вулкана, то по колено в воде узкой полоской берега между скалами и морем, имея цель выйти в эту долину. Где-то здесь много, много лет назад Он спрятал Громобой и теперь должен был его найти. Найти не только для того, чтобы защищаться, а чтобы очистить города от всего того, что осталось после человечества. Впрочем, Он чувствовал иллюзорность плана и плохо себе его представлял. Существует некоторая разница между тем, как ты воспринимаешь мир и реальностью, думал Он, некий зазор или трещина, на которые ты делаешь скидку, зная, что вот здесь-то и кроется нечто, что составляет тайну жизни, что невозможно ни вообразить, ни предвидеть. Он давно не думал ни о чем подобном. Он просто жил. Он даже забыл, насколько может быть эффективен Громобой, и, наверное, ему просто хотелось иметь оружие, чтобы быть увереннее в себе и своих силах.

Потом девушка чуть повернулась, и Он увидел грудь — гармоничную ко всему остальному — плоскому животу и бедрам — острым в углах, широким, сухим плечам, с выступающими ключицами и рельефными мышцами над ними — особенно в те моменты, когда нога вырывалась из воды и движение переходило от напряженных ног выше — к животу, груди, шее и рукам, которые в такт с ногой завершали цикл, и все повторялось заново.

Он принялся считать и дошел до ста, а потом сбился. Как ей не надоест, подумал Он, подсовывая под себя локти, потому что от долгого лежания стало неудобно и шея затекла.

Потом она села, обхватив колени руками, и темные, выгоревшие прядями волосы упали до бедер.

Я возьму ее силой, подумал Он. И пусть только кто-нибудь помешает! Черт! я никогда не делал этого и я сделаю это! решил Он, переваливаясь на спину и сползая с холмика. Картина представилась с такой достоверностью, что сладко и больно заныли скулы.

Я возьму ее здесь, сейчас же, решил Он, снова приподнимаясь и разглядывая ее с жадностью голодного волка.

Потом Он повернулся, чтобы цыкнуть на приподнявшегося было Африканца, а когда снова посмотрел на берег, девушка уже плыла. Плыла метрах в десяти, равномерно разводя руками, и волосы у нее распластались по воде.

Даже отсюда Он видел, как вокруг тела заворачиваются круги, а ноги совершают лягушачьи движения.

Наверное, это будет трудно сделать, снова подумал Он, но лучше об этом не думать.

После этого Он поднялся. Африканец вскочил и, разулыбавшись всей мордой, отвел уши на затылок.

— Ах ты… черт… — сказал Он. — Пошли…

И они приблизились к тому месту, откуда девушка вошла в воду. На песке лежала одежда — почти лохмотья, выбеленные и неопределенного покроя — легкая ткань, тонкий поясок и пляжные туфли.

У нас в багажнике наверняка найдется что-нибудь приличное, машинально решил Он, хотя я уже смутно представляю, во что должны одеваться женщины.

Девушка уже была далеко — там, где блестящая гладь переходила в сероватую рябь, или еще чуть дальше, где свинцовый отлив приподнимался выше, создавая тени, и моментами Он стал терять ее из вида.

Я подожду, думал Он. Песок теплый, прохладно. Чего еще желать. Море приятное. Наверняка в нем теперь водится всякая тварь. Будем ждать. Ведь мы умеем ждать. Мы всегда ждем — лета или весны. И девушку мы подождем, спешить некуда. Вот если бы у меня было дело. А, да! Дело-то есть, тяжело думал Он. Но оно тоже терпит. Он оглянулся. Другого конца долины видно не было. Его загораживали покатые склоны гор и ряды виноградников на них. Да и луна еще не полная, думал Он. Нет, вначале девушка, а потом все остальное, все, из-за чего мы оказались здесь.

Кажется, Он уснул. Кто-то, кряхтя, прошуршал рядом, и запахло табаком.

В полдень ему всегда снилась всякая ерунда, заядлые курильщики и стойка бара с запахом свежего пива. Иногда раки. Огромные красные раки с длинными холодными усами, и когда ты, подцепив панцирь, тянешь, и когда — «хоп» — появляется сочное, белое мясо в розовой, нежной пленке, в укропном соке, и когда ты поглощаешь целую тонну этих раков, такой сон можно смотреть без конца, прокручивая, как ролик в голове раз за разом, возвращаясь к тому моменту, когда бармен ставит на жестяной поднос тяжелую кружку, по стеклу скользит светлая, пахучая пена, а у тебя самого текут слюнки.