Юлиана Лебединская - Темпориум. Антология темпоральной фантастики Страница 36

Оператор подошел поближе:

– Бен, не стоит ожидать, что она с ходу научится говорить.

– Тогда пусть молчит! – рассердился журналист. – Эстер, иди к воротам.

– И что мне там делать?

– Ты медиум или кто? Вступи в тактильный контакт. Погладь дракона. Закати глаза, черт побери, нам же нужно что-то снять.

– По-моему, так будет еще хуже.

– А я тебя спрашивал вообще?

Эстер вдруг заметила, что Стюарт, хоть и стоит вдалеке, внимательно прислушивается к разговору. Она поднялась со стула и послушно направилась к воротам. Оператор вернулся к камере.

– Говорить пока буду я, – мрачно произнес Бен. – Твоя задача, Эстер, красиво стоять, красиво ходить и красиво взмедитнуть.

Ворота были изумительны. Распахнутая пасть дракона выглядела живой, словно дракон пытался что-то выкрикнуть или широко зевнул. Эстер ласково погладила его морду… и вдруг почувствовала пальцы Антонио.

– Что с тобой? – Эстебан потряс приятеля за плечо, но мастер его не слышал.

Антонио ощущал, что прикасается к руке Эстер, и это полностью поглотило его. Он медленно гладил дракона, но не дракона на самом деле, а руку, повторявшую то же движение где-то в другом времени, другом пространстве. Их пальцы соприкасались в ласковом единении, первом прикосновении, которое оказалось доступным, и ни он, ни она не могли и не хотели прерваться. И вместе с тем росли боль и отчаяние от осознания того, что всё это невозможно ни прекратить, ни продолжать.

– Стоп, снято, – скомандовал Бен. – Эстер! Снято!

Та стояла у ворот, гладя дракона. Можно было подумать, что она сошла с ума – столько нежности, даже страсти было в этом исступленном жесте. Стюарт подошел ближе, рассматривая Эстер. Губы его стали кривиться от отвращения, наконец, он бросился к девушке, встряхнул за плечи:

– Да сколько же можно? Прекрати, прекрати мерзкий фарс!

Дэвид подбежал к сестре, пытаясь защитить ее от разъяренного Стюарта, но сама она не реагировала, и только через пару минут она, наконец, пришла в себя. Глаза были полны слез.

– Хватит! – выкрикнула Эстер, вырываясь. – Хватит!

Она с силой оттолкнула Стюарта. Похоже было, что какие-то слова рвутся из нее наружу, но она только закрыла рот рукой и убежала. Оператор с удивлением смотрел ей вслед:

– Бен, где ты взял эту истеричку?

Тот потянулся за сигаретой.

– Перемать. Перемать…

– Как ты вовремя! – Эстебан сидел на полу, держа голову Антонио, когда в мастерскую вбежала сеньорита Мореу.

– Господи, что случилось? Мне сказали, он вчера заболел. Что с ним?

– Потерял сознание. Пепита, посиди с ним, я позову врача.

– Да, разумеется. Антонио, – она провела рукой по его волосам, – Антонио, что с тобой? Какой лоб-то горячий…

Он приоткрыл глаза.

– Пепита…

– Я здесь, мой хороший.

– Пепита, скажи мне, когда ты смотришь на мои дома… ты слышишь музыку?

– Какую музыку?

– Неважно… – Он прикрыл веки. – Неважно…

Эстер ворвалась в номер, бросилась к зеркалу – оно выглядело обычным. Девушка колотила кулаками по изогнутой раме, ругалась, плакала – ничего не помогало.

– Что происходит? Зачем это происходит? – бормотала она то мысленно, то вслух, но ответа не было.

Врач оказался суров и непреклонен.

– Ему надо лежать, – заявил он тоном, не принимающим возражений. – Лежать в постели, если он не хочет лежать в гробу.

– Мне остаться? – спросила сеньорита Мореу, обращаясь не то к больному, не то к доктору.

– Останься, Эстер… – ласково улыбнулся Антонио.

Пепита вздрогнула.

– Он бредит, – примирительно сказал Эстебан.

– Эстер… – повторил Гауди и провалился в забытье.

Она стояла в бальной зале, а навстречу ей шел Антонио. Откуда-то тихо донесся звук кастаньет, полилась музыка.

– Откуда ты? – спросил мастер, делая танцевальные па. – Я должен знать, я должен тебя найти.

– Это ведь невозможно, – ответила Эстер, отвечая танцем. И снова, снова между ними было всё то же расстояние, которое никак нельзя было сократить.

– Не верю в невозможное, – произнес Гауди. – Если нам удалось встретиться, если мы познакомились, значит, должен быть какой-то способ.

– Антонио…

– Я тебя почти не знаю. Но как только я тебя увидел, понял, что нашел. Нашел ту единственную женщину, что мне нужна.

– Не говори так.

– Я говорю так, как есть.

Она остановилась, глядя на него.

– Эстер, разве ты чувствуешь иначе?

– Ты рвешь мне сердце.

– Ответь, пожалуйста. Я спросил.

Она закрыла руками лицо.

– И все-таки ответь.

– Я не знаю, Антонио. Я не могу об этом думать.

– Я где-то есть. Ты где-то есть. И если мы познакомились, значит, мы можем где-то встретиться.

– Где, где встретиться?! Ты разве не понимаешь? Две тысячи девять! Тысяча восемьсот восемьдесят семь! Мы в разных мирах! Как мы можем встретиться, если в моем мире, Антонио, ты давным-давно умер?!

Музыка погасла.

– Умер? – переспросил Гауди.

Она кивнула.

– Какое оно, будущее?

Она сидела на полу, он стоял поодаль, глядя на померкший витраж. Комната, словно живое существо, отозвалась на перемену настроения своего хозяина – краски стали тише и размеры словно бы меньше. Окно съежилось, витраж покоробило, словно осенний лист.

– Что тебе рассказать? Оно совсем другое. Совсем не похоже на твой мир, как мне кажется.

Он задумался.

– Да, наверное, так и должно быть.

Эстер вздохнула.

– Я не знаю, как объяснить.

– Не объясняй. Нет смысла. Лучше покажи что-нибудь.

– Как? – Она подняла глаза.

– Как я тебе, – он обвел руками комнату, улыбнулся. – Попробуй.

Девушка растерянно посмотрела.

– Не представляю, как это сделать.

– Надо просто захотеть. Встань, открой дверь наружу… и покажи.

Она поднялась и медленно, оглядываясь, подошла к выходу.

– Не бойся.

Эстер тронула странную, необычайной формы рукоятку. Антонио приблизился, заглядывая ей через плечо.

Они стояли на возвышении, и перед ними расстилался город. Прекрасный город у моря, красивый, современный, полный жизни. Гауди завороженно рассматривал его.

– Что это? – Он указал на странное сооружение, напоминающее четыре острые башенки из песка.

– Красивейший собор Барселоны. Саграда Фамилия.

– Кто его создал?

Она повернула голову, рассматривая его через плечо – такого взволнованного.

– Ты.

– Сколько же лет на это ушло?

– Не знаю.

Она поколебалась, сказать или не сказать, и всё же решилась.

– Ты его не закончил.

– Я так рано умер?

– Да нет… Ты умер глубоким стариком. Просто не успел.

Похоже было, что он что-то лихорадочно считает. Дни, деньги, годы?