Стиг Ларссон - Девушка, которая застряла в паутине Страница 37

Франс усмехнулся.

— Да, Господи, она очень специфическая девушка, — сказал он. — Но она так и не открыла своей фамилии, хотя мы какое-то время довольно много общались. Я предположил, что у нее имеются на то свои причины, и никогда на нее не давил. Я познакомился с нею на одной из своих лекций в Королевском технологическом институте. Когда-нибудь я вам об этом с удовольствием расскажу; это было довольно удивительно. Но я хотел спросить… м-да, вам это наверняка покажется безумной идеей…

— Иногда безумные идеи мне нравятся.

— Вы не хотите приехать сюда, прямо сейчас? Для меня это было бы очень важно. У меня есть материал, который, на мой взгляд, обладает определенной взрывной силой. Я оплачу вам такси, туда и обратно.

— Очень любезно с вашей стороны, но мы всегда берем собственные расходы на себя. А почему нам обязательно разговаривать сейчас, посреди ночи?

— Потому что… — Франс колебался. — Потому что у меня такое ощущение, что надо спешить… или, на самом деле, больше, чем ощущение. Я только что узнал, что мне грозит опасность, а всего с час назад вокруг моего дома кто-то рыскал. По правде говоря, мне страшно, и я хочу выплеснуть из себя эту информацию. Не хочу больше оставаться с нею один на один.

— О’кей.

— О’кей что?

— Я приеду, если сумею поймать машину.

Дав ему адрес и положив трубку, Франс позвонил по зашифрованной линии профессору Стивену Уорбертону в Лос-Анджелес и проговорил с ним, собранно и живо, около двадцати-тридцати минут. Затем он встал, надел джинсы и черный кашемировый джемпер и достал бутылку «Амароне»[38], на случай, если Микаэль Блумквист склонен к подобным удовольствиям. Но, дойдя до дверного проема, испуганно вздрогнул.

Ему показалось, что он уловил какое-то движение, будто что-то пропорхнуло мимо, и Бальдер стал нервно присматриваться к мосткам и заливу. Но ничего не увидел. Снаружи был все тот же пустынный, охваченный ураганом пейзаж, что и прежде, и Франс посчитал увиденное плодом воображения, результатом своего нервного состояния — по крайней мере, попытался посчитать. Он вышел из спальни и двинулся вдоль панорамного окна, собираясь подняться на верхний этаж. Но тут его опять охватило тревожное ощущение; он вновь поспешно обернулся — и на этот раз действительно различил кое-что возле дома соседа, Седерваля.

Там, под прикрытием деревьев, бежала какая-то фигура, и хотя Франс видел этого человека не очень долго, он все-таки отметил, что тот мощного телосложения, с рюкзаком и в темной одежде. Мужчина бежал пригнувшись, и что-то в его движениях казалось профессиональным, словно он бегал таким образом много раз, возможно, во время какой-то давней войны. В его действиях присутствовали эффективность и заученность, вызвавшие у Франса ассоциации с чем-то киношным и пугающим. Возможно, поэтому он помедлил несколько секунд, прежде чем выхватить из кармана мобильный телефон и попытаться понять, какой из номеров в перечне его разговоров принадлежит полицейским на улице.

Он не записал их в свои контакты — просто позвонил им, чтобы номера зафиксировались у него на дисплее, — и теперь сомневался. Какие номера принадлежат им? Он не знал и дрожащей рукой попробовал номер, казавшийся ему правильным. Поначалу никто не ответил. Прозвучало три, четыре, пять гудков, прежде чем какой-то голос, тяжело дыша, произнес:

— Это Блум, что случилось?

— Я видел, как какой-то мужчина бежал вдоль деревьев около соседского дома. Где он сейчас, я не знаю. Но вполне возможно, что он уже возле дороги, ведущей к вам.

— Ладно, мы посмотрим.

— Он казался… — продолжил Франс.

— Каким?

— Не знаю… шустрым.

Дан Флинк и Петер Блум сидели в полицейской машине, болтая о своей молодой коллеге, Анне Берцелиус, и размерах ее задницы.

Петер и Дан оба недавно развелись. Их разводы были поначалу довольно болезненными. У обоих имелись маленькие дети, жены, чувствовавшие себя преданными, и родители жен, которые на разные лады называли их безответственными подлецами. Но когда все улеглось, когда они получили возможность участвовать в воспитании детей на равных правах с женами и обзавелись новым, пусть и непритязательным, жильем, мужчины внезапно осознали, как соскучились по холостой жизни. И в последнее время, в недели, которые дети проводили у матерей, они гуляли напропалую, как никогда прежде, а затем, прямо как в подростковые годы, обсуждали все детали вечеринок и сверху донизу рассматривали встреченных ими женщин, подробно комментируя их тела и способности в постели. Однако на этот раз они не успели настолько углубиться в задницу Анны Берцелиус, как им того хотелось.

У Петера зазвонил мобильный, и они оба вздрогнули, отчасти потому, что Блум поменял мелодию звонка на довольно экстремальный вариант «Satisfaction»[39], но, прежде всего, конечно, потому, что ночь, буря и одиночество сделали их пугливыми. Кроме того, телефон лежал у Петера в кармане брюк, а поскольку те сидели очень плотно — живот от разгульной жизни изрядно увеличился, — ему потребовалось некоторое время, чтобы его достать. Разговор он закончил с озабоченным видом.

— В чем дело? — спросил Дан.

— Бальдер увидел мужика, какого-то шустрого гада.

— Где?

— Возле деревьев у соседского дома. Но парень, похоже, направляется к нам.

Петер и Дан вышли из машины и снова поразились холоду. За этот долгий вечер и ночь они оказывались на улице уже много раз. Но настолько, до мозга костей, их еще не пробирало, и в течение нескольких минут они просто стояли, растерянно поглядывая то налево, то направо. Затем Петер — более высокий из них — взял командование на себя и велел Дану оставаться у дороги, пока он сам сходит к воде.

Ему предстояло спуститься с небольшого холма, протянувшегося вдоль деревянного забора и маленькой аллеи, образованной недавно посаженными деревьями. Уже успело нападать довольно много снега, было скользко, а внизу находилось море, залив Баггенсфьерд, решил Петер, и ему показалось странным, что вода еще не замерзла. Возможно, волны били слишком сильно. Шторм был чудовищным, и Петер выругался по этому поводу и по поводу ночных дежурств, изнурявших его и не дававших ему хорошенько выспаться. Тем не менее он попытался выполнить свою работу — возможно, не от всей души, но все-таки.

Он стал прислушиваться к звукам и озираться, но поначалу не замечал ничего особенного. С другой стороны, было темно. На участке горел один-единственный фонарь — прямо перед мостками, и Петер пошел вниз, мимо унесенного ветром то ли серого, то ли зеленого садового кресла. И в следующее мгновение через огромное окно увидел Франса Бальдера.