Леонид Панасенко - Садовники Солнца (сборник) Страница 37

— И все же — почему? — взгляд Драгнева был испытывают, и непреклонен.

— Это наша работа; Калчо, — объяснил Илья. — На Станцию, конечно, мог полететь и кто-нибудь из депутатов совета Мира. Но это — наша работа… Ты, кстати, знаешь, как возникла Служба Солнца?

— При совете Мира, — удивился звездолетчик. — Это даже мои сыновья-малолетки знают.

— Все мы при Совете… — Илья пожал плечами. — Это сейчас при Совете. А началось все чуть ли не с игры. Группа студентов организовала общество «добрых волшебников». Все было очень романтично и… немножко анархично… Обязательное условие — тайна доброго деяния… Нас еще долго потом «ангелами-хранителями» в шутку величали…

— А почему не совет Науки? — настойчиво спросил Драгнев. — Или там тоже отстают от «властной тенденции»?

Синтезатор, наконец, подал заказ — нечто дымящееся, остро пахнущее восточными специями, и Илья подумал, что традиционный капитанский кофе — неплохая вещь.

— Почему именно мы? — как бы переспросил он. — Времена «ангелов» кончились сорок лет назад. Сейчас у нас тридцать два сектора. Главную задачу Службы, дело, которое общество никак не могло пустить на самотек, ты знаешь — это всестороннее и гармоничное воспитание личности. А отсюда десятки других задач. В том числе и обеспечение безопасности человечества и каждого человека в отдельности. Охрана его от глобальных и локальных бед, различных агрессивных факторов природы, — Илья помедлил, раздумывая. — Охрана также от людской самоуверенности, безрассудства, наконец, глупости. От неосторожности и беспечности — тоже… Кроме того, меня просил Янин — побывать и разобраться.

Драгнев, словно его заворожил перечень Ильи, кивал головой.

— Да-а-а, — задумчиво протянул он, покусывая нижнюю губу. — Это тебе не наскок на планету, где за три дня успеваешь построить для исследователей отличную Базу и даже подготовить для них теплицы со свежими овощами… Будь я помоложе…

— Великолепный финал, — рассмеялся Илья. — Оказывается, и в наш век просвещение продолжает приносить плоды.

Он хитро прищурился, будто невзначай поинтересовался:

— Надеюсь, запись этой пресс-конференции попадет на Станцию?

— Сегодня же, — улыбнулся Драгнев. — Немедленно. Наверное, уже передали.

Он плеснул в бокалы шампанского, поднял свой.

— Предлагаю тост в пользу таких размышлений… Кстати, мы шли с двойным ускорением и сократили путь. Ночью, в четыре часа по корабельному времени, выходим на Наковальню. Если интересуешься, могу разбудить.

— Спасибо, — ответил Илья. — Спасибо, Калчо.

Сознание включилось мгновенно, будто по сигналу. Будто и не спал вовсе. Илья потому и отказался от предложения капитана, что знал: сработают биологические часы. Какая-то крупица подсознания, которую природа научила обращаться со временем.

Как ни привычны были Илье всевозможные чудеса техники, однако святая святых звездолетчиков — Наковальня — вызывала у него, кроме уважения, еще целый ряд чувств. Была здесь добрая доля восхищения, толика страха и чуть-чуть удивления смелостью людей, которые, как уже не раз бывало, не разобравшись до конца в сущности подпространства, тем не менее хозяйничали в нем, как хотели. Что касается страха, то это было чувство, вовсе непохожее на прежнее, которое отравляло души предков. Это было опасение собственной силы, собственного роста, потому как человек, научившись прокалывать кривизну пространства, стал такой огромной фигурой, что даже среди звездных миров шагать теперь приходилось очень осторожно — не дай бог наступишь на чей-то дом, то бишь мир…

Наковальня представляла собой уголок космоса за орбитой Нептуна, где мощный ускоритель «вколачивал» звездные корабли в пространственно-временной континуум.

Илья высветлил видеоокно.

За цепочкой алых угольков — маяков, обозначающих границы опасной зоны, тысячами огней сияло кольцо ускорителя, утыканное вспомогательными конструкциями. К нему медленно подплывала искорка какого-то корабля. Вот он замешкался, искорка потеряла блеск. В следующий миг вечную темень пространства расколола ослепительная вспышка, и корабля не стало.

Вспышки шли одна за другой, так «как Обитаемые миры множились, и звездный флот рос не по дням, а буквально по часам.

Илья вспомнил слова Егора, которые он говорил четыре года назад, впервые увидев Наковальню в действии. «Тот, кто назвал эту штуковину Наковальней, — заметил Егор, — не лишен воображения. Гляди, даже искры после силового удара…» И еще пошутил: «Если бы «ковали» поритмичнее, то издали и за пульсар можно принять».

За воспоминаниями Илья прозевал момент, когда пришла очередь их корабля. Видеоокно вдруг помутнело, будто на него плеснули молоком. «Бруно» вздрогнул и как бы остановился.

В каюту теперь заглядывали новые созвездия. Среди них лимонно сияла загадочная псевдотуманность.

«ЛУНАТИКИ»

Он уже видел амеб.

Но одно дело смотреть голографическую запись и совсем другое, когда ты сидишь под прозрачным колпаком командной рубки, откуда просматривается все огромное тело Станции, и на тебя падают и падают со всех сторон стаи «черных смертей».

— Дорого же они вам обходятся, — тихо сказал Илья.

К нему обратились два взгляда: один Федора Крайнева, научного руководителя Станции, другой Юргена Шварца, ведущего космолога Обитаемых миров. Федор смотрел вопросительно, и Илья отметил про себя, что с ним будет легко работать — твердый, ясный характер, а Юрген — виновато. «Наверное, успел связать мои слова с гибелью людей, — подумал Илья. — Напрасно, Юрген. Напрасно ты казнишься. Хотя задача выяснения устройства вселенной поистине грандиозна, но твои друзья погибли не ради нее. Это, может, высокопарно, но они погибли ради познания вообще… И как вы все не понимаете, что я не виновных прилетел искать, а упредить другие возможные трагедии».

— Я имею в виду энергию, — пояснил Илья, кивнув в сторону пульта управления. — Защита на максимуме — это же голодный паек для других систем.

— Экономим, — обрадованно улыбнулся Юрген. — С этими тварями приходится считаться…

Его круглое добродушное лицо стало чуть обиженным. По-видимому, ему, привыкшему разгребать и сгребать галактики, словно песок, реальная и злобная сила амеб, — этих таинственных созданий или образований Окна, — до сих пор казалась противоестественной, а значит, неприемлемой для всех его изящных теоретических построений, более того — опасной.

— Смотрите, еще одна стая, — сказал Крайнев, вглядываясь, как из желтого марева туманности падают и надают на защитное поле Станции черные листья амеб. Расплющившись о поле, они выбрасывали во все стороны бесформенные отростки псевдоподий,[7] шевелили ими, будто нащупывали в защите слабое место.