"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 7 (1966 г.) Страница 37

– Если так, - встревожился Map, - ты волен поступить иначе. Всему есть предел, и тебя никто не осудит. Я первый пойму. Поверь!

Гел отрицательно покачал головой.

– Ты уже не понял. Это была тихая жалоба по ту сторону долга. Никому не будет легче, если не труднее. За моими плечами опыт, а положение слишком серьезно, чтобы этим пренебрегать.

Map сумрачно кивнул.

– Да, хорошего мало. Как горько это, особенно сейчас, когда жизнь наконец-то наладилась и становится все краше… Эх, Гед! Вспомни, как мы неустанно и терпеливо убеждали, что военная техника поднялась уже на тот уровень, когда война превращается в самоубийство. Но разве они верили? Нет, куда там! С гиком наперегонки мчались к пропасти. И вот расплата…

– Оставим это! Поговорим лучше о полете.

– Да, конечно, займемся полетом. Прежде всего экипаж…

– Пятеро уже есть! - перебил Гел.

– Когда успел?

– Трое прежних, я и Айма Тиол.

– Рад за тебя, Гел, ты уносишь хоть немного счастья.

– Отбрось «не», - улыбнулся Гел.

– Вдвойне рад, если так. Ну а те трое? Назови имена.

– Пэн Дил - полимедик и связист, Иола Асентор - астронавигатор и знаток мыслящих машин. Третьего ты должен бы помнить: вы встречались и беседовали. Это астроном и астронавигатор Зор Темей, мой эном. Все трое опытные навты.

– А скажи, как у них?… - Map замялся, вспоминая. - Ну, это самое, что бывает при долгом совместном пребывании… Вертится на уме, а никак не дается. Вот досада!

– А, бэза![4] - догадался Гел. - Слава Алому, ни у кого никаких следов. Теперь они иммунизированы до конца дней.

– Это как сказать, - покачал головой Map. - Мы еще слишком мало знаем о ней.

– Хватит и того, что известно. Медики любят преувеличивать, это болезнь бездельников и слабых духом. Побольше работы, веры в дело и друзей, только и всего!

– Быть может, ты и прав. Хорошо, сколько же всего полетит на «Элоне»? Решать тебе.

– На мой взгляд, десять человек вполне достаточно. Но ума не приложу, где взять еще пять опытных навтов?

– Не нужно навтов. Не нужно и опытных, - раздельно произнес Map. - Набери просто молодых: юношей и девушек, здоровых, неглупых и смелых. Людей самых разнообразных профессий, способных воссоздать жизненный комплекс буквально на пустом месте. Найди энтузиастов, готовых пожертвовать настоящим ради будущего там. - Он показал на небо. - Отныне ваше будущее там и только там! - подчеркнул он. - Возвращение? Не знаю. Мало надежды, а все же храните ее.

– Астролетчик и химик Ган Бор, - представил Зор и четкой скороговоркой перечислил: - Сделал восемь рейсов на Танту, десять на астероиды, пять испытательных и…

– Не надо, не продолжай! - перебил командир. - Знаю, слышал, как же, Ган Бор - человек без нервов. Не так ли?

Ган Бор, неулыбчивый, холодноглазый атлет, серьезно возразил:

– Нервы, конечно, есть, но крепкие.

– А подруга? - усмехнулся Гел.

– Тоже есть.

– Кто она?

– Рина Роа, художница и агроном.

– Ее трудовой комплекс меня и смущает, - вставил Зор. - Ну на что она годится в полете?

– А меня нет, - возразил Гел. - Мы уходим надолго. Красота и искусство нужны нам, как воздух и вода. Никакие фиксирующие камеры не заменят глаз художника. Агроном же нам будет просто необходим.

– Следовательно, я принят?

– Мое согласие еще не все. Тобой займутся и другие. Жди результатов и… не болтай. - Астролетчик тотчас же удалился.

– Отличное начало! - весело воскликнул Гел. - Первоклассный астролетчик и известная художница. С меня достаточно, остальными займись ты.

Светало. Грушевидная махина «Элона» отбросила слабую тень. Темный и безмолвный, он казался высоким безжизненным холмом.

Далеко-далеко, у самого горизонта, над высокой башней, повисла целая туча аэролетов. Тонкий шпиль башни вдруг полыхнул вспышкой, выбросив пронзительную зеленую ленту, за ней ринулись в небо еще две.

Звездолет внезапно ожил и отозвался целым снопом яростных красных полос. Они еще светились, медленно угасая, когда из корабля со свистом вырвался ослепительный фиолетовый шар.

Вслед за этим громада «Элона» легко и стремительно рванулась ввысь. От удара антигравитации тяжко ухнула земля и нелепо искривился небосвод.

На миг крохотное пятно корабля застыло, замерло в недосягаемой вышине. Потом коротко громыхнуло, и небо опустело. Над равниной крутился пыльный серый вихрь и, угасая в утреннем свете, тускло мерцала мрачная Танта.

– Ты ничего не сказал ему, Map?

– Нет, Учитель, с ними летит надежда.

– Вернее, ее призрак. Прогноз-машины предсказали всего треть успеха: слишком далек путь и велик процент случайностей. Но что поделаешь? Во имя гуманности иногда приходится совершать обдуманную жестокость. Такова жизнь…

Истекла половина первого цикла в таосе. Алое солнце уменьшилось и поблекло, приняв вид красной звезды, а Фема еле просматривалась в сильный телескоп. Между родным миром и «Элоном» легли бескрайние дали таоса…

Начало пути промелькнуло быстро и незаметно. Обаяние тайны, интерес новизны и романтика полета оттеснили время. Уверенная и регулярная связь с Фемой создавала впечатление ее обманчивой близости. Потом, с удалением звездолета, связь стала ухудшаться. Фема щедро бросала в таос вал стремительной энергии, а долетали жалкие брызги, и долгожданные сеансы связи превратились в сочетание расплывчатых картин с бессмысленными обрывками фраз звукового сопровождения. Но если «Элон» еще кое-как видел и слышал планету, то она уже потеряла звездолет. И все же каждый сеанс, несмотря на все недостатки, ждали как праздник, потом без конца просматривали и прослушивали неразборчивую запись. Спорили и горячились, пытаясь по скупым обрывкам восстановить полную картину. И все же это было живое дыхание родного мира, а без него стало совсем тоскливо. Вплотную подступила и дохнула в лицо мертвенным холодом равнодушная безжизненность таоса. От всего красочного разнообразия мира осталась лишь черная бездна да «Элон», сиротливо затерянный в нем. Тяжко в таосе без связи, но жизнь на «Элоне» шла своим чередом.

Гел оторвался от экрана и, помассировав пальцами усталые веки, вышел из информария. Спирали переходов и кольца бесшумно размыкающихся диафрагм привели его к бассейну.

На мягком пластмассовом берегу он увидел весь экипаж, кроме дежурных. Ган затеял борьбу с медиком. Юный люм-инженер Эмо азартно подбадривал борцов, суетясь вокруг, а остальные наблюдали без особого интереса: возня давно утратила прелесть новизны.

Пэй, энергичный крепыш, от обороны перешел к наступлению и кружил вокруг противника, как овод. Мускулистый, рослый Ган снисходительно и небрежно отбивал яростные атаки. Но Пэй, выбрав момент, нырнул под его вытянутую руку и, поймав его в замок жилистых, коротких рук, рывком вскинул на плечо. В этот момент он увидел Гела, и на его потемневшем от натуги лице мелькнула лукавая усмешка. Отпустив Гана, он что-то шепнул ему. Ган отстранился, давая дорогу командиру, и в тот же миг оба кинулись на него.