Павел Комарницкий - День ангела Страница 39

— Что тут происходит?

У люка стоит моя Ирочка, ошеломлённо озирая поле битвы.

— Ничего страшного, любимая моя. Маленькая семейная сцена. Я виноват. Я слишком долго испытывал терпение моей тёщи, но даже ангельскому терпению, видимо, есть предел.

Вот. Теперь ревут обе. Я, кряхтя, встаю по стенке.

— Мама Маша, за какое время меня можно починить? Два часа, всего-то? Значит, свадьба-таки состоится, родная.

А голова-то гудит!.. Между прочим, мама Маша, в голову следует бить не «тигровой лапой», а кулаком. Так эффективнее.

Моя ангельская тёща всхлипывает.

— Если бы я хотела нанести тебе вред… Прости меня. Это просто инстинкт, доставшийся от диких предков. Инстинкт неразумной самки нашего вида, защищающей своего детёныша.

— …Документы? Тебе недостаточно того, что я твоя душой и телом, и ты требуешь подкрепить мою любовь кусочками раскрашенного картона?

Её глаза смеются.

— Ты можешь надо мной смеяться, родная. Но на нашей дикой планете, в этой вот конкретно дикой стране раскрашенные кусочки картона имеют значение. Не для меня, для властей и чиновников. Ну людей, которые всё контролируют…

— На вашей дикой планете, Рома, и в этой вот конкретно дикой стране особенно они ничего не контролируют. Более того, они в принципе не способны ничего контролировать, так как не обладают ни необходимой информацией, ни прогностическими машинами, ни знаниями, а зачастую даже зачатками интеллекта. Всё, на что они способны — присваивать какие-нибудь материальные ценности, до которых в состоянии дотянуться. Да ещё мешать жить другим людям, пытаясь запрещать то одно, то другое, и объявляя преступниками тех, кто не хочет выполнять их правила, которые они имеют наглость называть законами.

Её глаза уже не смеются.

— «Зелёные» здорово поработали над человечеством, Рома. Они появились здесь давно, но пальцем не двинули, чтобы вытащить вас из кровавой грязи первобытного рабовладения и мглы средневековья. Возрождение, Рома, это наша заслуга, и погасшие огни инквизиции тоже. А они наблюдали. У них это принято — являться к накрытому столу, ничего не вложив. Они начали активно действовать, когда стало ясно, что человечество выберется. Форсирование технического прогресса, максимально быстрое, чтобы как можно скорее пошла отдача. Полное игнорирование духовного развития человечества, которое для нас является основной целью. И подготовка соответствующей структуры общества — глобальной иерархической чиновничьей пирамиды, позволяющей влиять на миллионы и миллиарды путём подкупа кучки ублюдков, вознесённых к вершинам власти. Я тут разбиралась с некоторыми историческими документами, и наткнулась на одно любопытное утверждение — «всякая власть от Бога». Это же надо такое придумать, связать воедино Создателя Вселенной и аппарат общественного принуждения! Так вот, Рома, знай — всё как раз наоборот. Любая власть зло, только на ранних этапах развития общества это необходимое зло, как зло наименьшее. И чем более развито общество, тем менее нужна власть. Так должно развиваться общество в норме. Ну вот как с детьми — маленького несмышлёныша приходится ограничивать в его неразумных желаниях, а иногда и наказывать. Но взрослый человек ограничивает себя сам.

Я любуюсь ей. Не агитируй меня, родная. Я давно знаю — всякая власть уродует и развращает, абсолютная власть развращает и уродует абсолютно. Кроме той власти, что даёт нам любовь.

Она глядит на меня сияющими глазами.

«Ты всю меня понимаешь. Какая я счастливая!»

Долгий, тягучий поцелуй. Она вдруг вскакивает.

— Мы отвлеклись от начальной темы. Ты жаждал проверить мои документы?

Она белкой метнулась в другую комнату, возвращается, тормоша свою сумочку.

— Прошу!

Та-ак. Я листаю паспорт — Ирина Ульриховна Ангел. С чувством юмора всё в порядке.

— Ульриховна. Так ты у меня немка?

— Я-то? — Ирочка смеётся, шевелит пальцами ног. Осталась привычка. — Да, пожалуй, немка…

Где-то я уже слышал такую фразу. Или читал?..

Переворачиваю страницы. Та-ак, гражданка России… год рождения… московская прописка… зарегистрирован брак…

— Я хотела сделать тебе приятное. Тебе приятно?

— Мне наплевать на бумажки, родная. Это только для чинуш, чтобы они не мешали нам жить. Я надеюсь, копаться в этой фальшивке никто не будет…

Она смеётся.

— Какой ты всё-таки безобразный. Это самый подлинный документ из всех возможных, даже у вашего… ну да, президента, нет такого.

Ирочка становится до невозможности серьёзной, только в глубине её глазищ притаился смех. Ещё что-то выдумала?

— Я не могу тебя больше обманывать, Рома. Я американская подданная.

Паспорт в моей руке шевельнулся. Я взглянул на него, и меня бросило в дрожь — в руке у меня находился совсем другой документ. Другой цвет, другой размер. Только фотография та же — прекрасный светлый ангельский лик. Как? Ирэн Эйнджел?

— Что-то не так? Опять не нравится? До чего же ты капризен, радость моя. Ну хорошо…

Паспорт в моих руках снова меняет размер и цвет. В глазах рябит от затейливой арабской вязи. Ну, Шехерезада…

— Это универсальный документ. Кио трудился на совесть. Есть и другие, не менее подлинные…

Она протягивает мне пачку документов. Красный диплом МГУ… а это вот Гарвардского университета. Трудовая книжка… свидетельство о браке… водительские права…

Трудовая книжка шевелится на столе, превращаясь в военный билет, водительские права — в какой-то заводской пропуск, свидетельство о браке — в партбилет члена КПСС, ныне почившей. Элитный диплом Гарварда превращается в диплом какого-то кулинарного техникума. Призрачно всё в этом мире бушующем…

— И самое интересное, Рома, все они подлинные, — смеётся Ирочка. — В соответствующих документах соответствующих ведомств в случае нужды произойдут некие изменения, подтверждающие подлинность моих… ну да, ксив. Правильно сказала? Более того, в случае особой необходимости возможно вкрапление ложной памяти в сознание ряда людей, которые лично подтвердят, что я сидела с ними на одной скамье в Гарвардском университете.

Я смотрю на её паспорт, самый подлинный из всех возможных. Иероглифы, сплошные иероглифы. Китаянка? Кореянка? Подданная Страны Восходящего Солнца?

— И как же мне теперь тебя называть?

Она складывает в сумку стопку безликих белых карточек, с виду не то картон, не то пластик. Естественный вид универсальных документов в выключенном состоянии, понимаю-улавливаю я её мысль.

— Неужели забыл? Меня зовут Ирочка. «Ира, Ир…» — передразнивает она меня моим голосом, — напрягись, солнце моё, ты должен меня вспомнить. Мы когда-то встречались с тобой, ну?