Альфред Бестер - Миры Альфреда Бестера. Том 3 Страница 39

— Мы любим тебя, малыш.

— Весь мир тебя любит.

— Так тебе хорошо, так тепло, так безопасно.

— Ты нам можешь все рассказать.

— Скажи мамочке.

— Что тебе сделала Интра-Национальная Картель-Ассоциация?

— Зачем ты искал девственницу?

— Разве какая-нибудь девица может в таком признаться?

— Скажи нам.

— Скажи мамочке.

— Откуда у тебя шутихи?

— Ты их сам сделал?

— Скажи нам, малыш.

— Схватка воздушных змеев — это, наверное, здорово!

— Ты говорил с этими людьми?

— Что ты им сказал?

— Расскажи все мамочке.

— Ты что, не знал, что статую Свободы давным-давно свезли в металлолом?

— И остров Бедлоу тоже продан.

— Что тебе было нужно?

— Скажи мамочке.

— Ты от кожи балдеешь?

— А при чем тут чернила?

— Чего ты добивался?

— Ты ведь знаешь, верно, как выглядит голая девушка?

— Все знают.

— Так чего тебе было нужно от той покойницы?

— Скажи нам.

— Ведь все потому, что ты любишь девушек?

— А зачем их красить в черный цвет?

— И почему ты так ненавидишь свою работу?

— Или ты ненавидишь «ФФФ»?

— А может, тебя воротит от науки? Скажи нам, малыш.

— Может быть, он ненавидит сам себя.

— Ты поэтому собрался в космос, а, малыш?

— Скажи мамочке. Ничего не бойся. Тебя ни за что не накажут.

— Очень занятное музыкальное представление ты устроил.

— Но у тебя не только с цветом не в порядке, тебе еще и медведь на ухо наступил.

— Все равно, мамочка тобой гордится.

— Только расскажи, зачем ты все это проделал.

— Малыш, ведь не положено трахать девок прямо в супермаркете.

— Тебя все любят, но это уже слишком.

— Или это было тайным посланием?

— Скажи нам.

— Ну как мог к тебе в Оазис попасть слон?

— Тем более — к тебе в кровать!

— Глупый малыш!

— Ты же не думал, что сумеешь сам опрокинуть ту цистерну для воды? А? Ведь не сам же по себе!

— Конечно же не думал.

— Тогда чего же ты на самом деле добивался? Может, это был сигнал для ООП?

— Скажи нам, малыш.

— Скажи мамочке.

— Скажи нам.

Шима не откликался. Он плавал в утробе, уткнув голову в колени, обхватив себя руками, совершенно неподвижный.

Субадар Индъдни вздохнул, повернулся и вышел так же тихо, как и вошел. Он отправился во Вторую комнату для допросов. Все в ней было точно таким же, как и в Первой комнате, за исключением того, что тихие голоса звучали по-отечески, а в пластиковой утробе был другой обитатель — Гретхен Нунн.

— Мы любим тебя, детка.

— Весь мир тебя любит.

— Как тебе хорошо, как тепло, как безопасно!

— Вот ты нам все и расскажешь.

— Можешь все рассказать папочке.

— Ты ведь знаешь, мы любим игрушки.

— И они нас любят.

— Так что ты пыталась сделать в той игрушечной лавке?

— Что, тащатся теперь от какой-то новой дури, а мы не знаем?

— Скажи нам, детка.

— Расскажи папочке.

— Ты себя дурно вела в музее.

— Папочка тебе тысячу раз наказывал не трогать то, что не твое.

— Так зачем ты это сделала?

— Малышка, ты знаешь, что у тебя расцветка, которая не годится для татуировки.

— Ну, так что тебе было нужно? Тот мужик — толкач?

— Ты же знаешь, что бесполезно пытаться завести плакат.

— Да ему это и не надо.

— Так зачем стараться?

— А может быть, ты подавала тайный знак неизвестному лицу… или лицам?

— Скажи папочке.

— С чего ты взяла, что способна спеть главную партию в той опере?

— Или у тебя зуб на Армию Оледенения?

— Ты же знаешь наверняка, что нам нужно чем больше духов — тем лучше?

— Так зачем перекрывать их источник?

— Или у тебя зуб на «ФФФ»? Скажи, почему?

— Какая у нас девочка славная, какая умница — разукрасила к Рождеству всю площадку для запуска ракет!

— Только вот рождественские цвета больше не красное с зеленым.

— Теперь принято черное с белым. Что ты имеешь против черного цвета?

— Ты сама черная? Ты этого стыдишься?

— Почему ты не дала этому чудику нагнать себя в супермаркете?

— Раньше-то ты ему все давала.

— А почему не в этот раз? Скажи нам.

— Скажи папочке.

— Скажи, что ты имеешь против звездных сапфиров?

— Ты что, вообще ненавидишь звезды?

— Или это тайный код?

— А где ты выучила эту похабель на латыни?

— Или это снова код?

— Скажи нам, детка.

— Скажи папочке.

— Скажи нам.

Никакого отклика от Гретхен Нунн. Субадар Индъдни вздохнул опять, повернулся, вышел и направился в свой кабинет в здании участка.

Нельзя сказать, чтобы для высокопоставленного чиновника это был обычный кабинет. Индъдни удалялся от горячечного безумия Гили в чистоту Японии: натертые полы из тиковых досок, ничем не закрытые; неброские шторы; удобная, не бросающаяся в глаза мебель черного дерева. Никаких столов для заседаний — в центре комнаты выложенное черепицей углубление для жаровни. По краям и рассаживались приглашенные Индъдни на совещания и он сам — свесив ноги навстречу приветливому теплу. Ничего удивительного, что сотрудники субадара обожали даже разносы в кабинете начальника.

Самым, наверное, примечательным объектом во всей этой японской фиговине был тот, что возвышался на фоне задрапированных окон: полутораметровый ствол кедра, обветренный, сучковатый и узловатый. Его поверхность, гладкая, как слоновая кость, так и притягивала к себе. Даже Индъдни не мог удержаться, чтобы не гладить его, чем он сейчас и занимался.

Наконец он заговорил:

— Итак, будьте любезны? Отзываются или?

В кабинете никого не было, но бесплотный голос ответил:

— Никакого отклика, хозяин.

— Даже обычных отрицаний?

— Нет, хозяин.

— А что есть и есть ли что-то?

— Ничего, хозяин. Полнейший вакуум. Оба, похоже, в отключке.

— Весьма удивительно. Вы придерживались стандартной процедуры при допросе?

— Мы не ограничились только этим, субадар. Мы опробовали все новшества, какие смогли придумать.

— И все тот же провал, отрицательное ничто?

— Мне очень жаль, хозяин.

— Нет, не сожалейте, нет. Весьма интересно, весьма привлекательно — это дополнит головоломную загадку чудовищного Сторукого. Любезно оденьте… Что это? Смех?

— Извините, хозяин. Я просто вспомнил, в каком виде они объявились здесь, в участке.