Сен ВЕСТО - Щепоть зеркального блеска на стакан ночи. Дилогия. Книга вторая Страница 4

После традиционного послеобеденного отдыха Улисс обычно дома приносил в зубах какую-нибудь тряпочку – чтобы подергали. Улиссу при этом полагалось угрожающе рычать и рвать ее в клочья, Гонгоре – суетиться и проявлять враждебность намерений. Если же с ним почему-то играть не хотели, он становился само послушание. Терпеливо потоптавшись возле некоторое время, он осторожно клал свою тяжелую голову через ручку кресла на колени и, вежливо стараясь не встречаться тихими умными глазами с глазами человека, кротко принимался разглядывать на журнальном столике стопку журнальчиков или другой отвлеченный предмет на книжных полках. Однако следовало сохранять сдержанность и строгий взгляд, этот морозоустойчивый во всех смыслах лихоимец быстро наглел и, развеселившись, начинал переставлять в доме всю мебель.

Огромный пакет, который Гонгора принес по случаю дня рождения Улисса, имел широкую желтую наклейку «Shaking the Tree» и был специально предназначен для собак крупных пород. Гонгора подумал, что сегодня можно побаловать, хотя удовольствие не казалось дешевым. Это было поводом посидеть, покачаться в кресле, поразмыслить над тем, как из беспомощного щенка размером с носок смог получиться такой зверь, хитрое, шкодливое средоточие нечеловеческих интересов, не вполне понимаемый зверь с собственным мнением – почти сомышленник. Угощение этот бандит принял как обычно, без всяких условий, он остался очень доволен, громко чавкал и гремел посудой. Даже общепризнанная красотка Хари, не удержавшись, почтила кухню присутствием, привлеченная незнакомыми запахами, она не слышно возникла на пороге, принцессочка, легко ступая пушистыми лапками, вопросительно пискнула и застыла там: приподнятый носик, прозрачно поблескивающая паутинка усов, выжидательно распахнутые пронзительно синие глаза, стройные лапки необычайно элегантно прижаты друг к дружке. Хотя в общем-то в еде она всегда оставалась сдержанной, не в пример другим соседским кошкам, которым удалось достичь округлостей почти правильной конфигурации, напоминая своих хозяев, – их кошки не могли идти с ней ни в какое сравнение, похоже, вопрос сохранения хорошей формы имел для нее немаловажное значение. Лис не был удостоен внимания, рявкнув даже что-то с набитым ртом, она его игнорировала, лишь только ушком поведя, она всегда его игнорировала, но Лиса это и не очень сейчас заботило, сейчас он был занят, совершая челюстями мощные движения и только звучно хрустя ломтями в ответ на наставления Гонгоры. Улисс умел поражать воображение. Поначалу удивляли стойкость познавательного интереса к окружающему его гастрономическому миру и способность его усваивать. Не было никогда случая, чтобы им выражалось неудовольствие по поводу качества продукта, но исключительно лишь недоумение: в виду недостаточного его количества. Капусту и свежую морковку он любил числом кастрюлей – в любом виде и под любым соусом. Гречневую кашу он мог хлебать ведрами, в употреблении мороженых куриных горлышек с прочим животным миром он вообще не знал меры.

Hесколько фактов из биографии Улисса. На тринадцатый или четырнадцатый день он был отнят от матери и передан Гонгоре. То ли у нее там вдруг обнаружились какие-то осложнения со здоровьем, то ли у него, только было рекомендовано брать сейчас, хотя и высказывались сильные сомнения, что такой щенок на искусственном молоке сможет выжить. Если все-таки выживет, Гонгоре отсоветовали лишний раз его злить («злая кровь»), разрешать себя кусать, чтобы в будущем не пришлось бы подавать еду на швабре, снабдили попутной довольно интересной информацией о воззрениях киноидов на чужаков, на свою стаю и своего вожака, попросили быть предельно внимательным и твердым в намерениях, чтобы у собаки не зародилось никаких сомнений относительно того, кто в доме хозяин, и в один прекрасный день не возникло бы желания самоизбрать себя вожаком, ко всему прочему под конец поведали пару поучительных историй из полной захватывающих приключений жизни одного из ближайших сородственников щенка, благополучно пребывавшего уже к тому времени по причине своей неуживчивости на исторической родине, после чего пожали руку, равнодушно пошлепали Лисенка по попке и оставили Гонгору наедине с теплым комком, беспрестанно дрыхшим и лишь время от времени принимавшимся вдруг сопеть и хрюкать, требуя еды. Гонгора учел рекомендации специальной литературы, стремясь подобрать питательный состав как можно ближе к материнскому молоку, выучил наизусть все рецепты, вскорости мог бы уже закрытыми глазами прочесть комплекс любой детской молочной похлебки и был уже недалек от того, чтобы стать специалистом органической и неорганической химии: свистение и капризное хрюканье слышались и днем и ночью, пузырек с теплым молоком должен был быть в постоянной боевой готовности, уход осложнялся тем, что один состав оказалось нельзя использовать дважды. Чтобы все вокруг не было в молоке, следовало проявить расторопность, успеть подвязать под вечно недовольную мордочку салфетку размером с полотенце, и это не было простым делом, поскольку Улисс не выносил никаких салфеток; вытянув содержимое пузырька до дна, он переставал лягаться и тут же выключался. Гонгора почувствовал себя весьма уверенным в своих силах и познаниях, когда тот на постоянно разъезжавшихся по полу лапках однажды без посторонней помощи прошествовал к крохотному личному блюдцу с мелко нашинкованным с кровью мясом. Возившиеся в тот момент в ванной комнате сантехники, зычно перекликавшиеся, с дребезгом разбиравшие что-то и звеневшие инструментом, начали стучать и заставили его пару раз замереть, оторвавшись от блюдца, посторонний шум ему явно не нравился. Грозно и с большим неудовольствием насупив свои темные бровки и тонюсенько рявкнув в блюдце, он вернулся к прерванному более приятному занятию, сейчас это было важнее, но было ясно, что так будет не всегда.

Когда Улиссу исполнилось что-то около месяца, Гонгора уложил его в сумку и отправился к одному знакомому ветеринару. Тот обычно давал свои консультации заочно либо навещал сам, но в тот день Гонгора решил, что нечего пожилому человеку таскаться в такую даль. Ветеринара дома не оказалось, прочие же домочадцы у него никогда не вызывали особой радости. Его встретили: скрывавшийся при хозяине в тиши и безвестности полупес-полуволк – зашедшаяся жиром низкорослая помесь на сухих кривых лапах, лениво жмурившаяся сейчас под ласковыми шлепками ладони по плоскому черепу меж вислых ушей, глядя с обычным своим кислым выражением на узкой морде, помигивая желтыми круглыми глазами с навсегда, казалось, застывшими в них скукой и сытостью, некоторый проблеск интереса в которых вызывали разве что попадавшие в поле зрения дворовые кошки, было особым праздником ломать им челюстями хребты; и дочка ветеринара рядом, так же мало разбиравшаяся в тонкостях живых организмов, насколько преуспевшая уже в искусстве женских ужимок, оставаясь для Гонгоры олицетворением невинного желания экспозиции – всегда, любыми средствами, не имея, на его взгляд, ничего ни за душой, ни где-то там еще. Был произведен обмен любезностями, сожалениями и приглашениями, Гонгора не собирался засиживаться: подышали, в конце концов, воздухом, подумал он, обуваясь и берясь за ручку двери. И он отвернуться не успел, как полукровка уже засунула морду в его спортивную сумку, подвигалась, попятилась, словно желая вытащить, но передумала, выбралась из сумки и отправилась на кухню. У Гонгоры все оборвалось внутри, когда в сумке взвизгнуло и затихло, словно раздавили кошку. Дома он достал Улисса из сумки тот дышал часто и прерывисто и не двигался, Гонгора был светлым от бешенства на себя, поминая дураков и баб, от которых здесь все несчастья. Ставший за прошедшее время почти что одной с ним крови маленький пушистый неуклюжий зверь молчал до того всю дорогу, дома осматривать себя не дал, а начал во все горло визжать, детального осмотра там и не требовалось, под шерстью пушистых боков и так были видны несколько красных точек. Дышать Улисс не мог, боль приносил каждый следующий вздох. Гонгора до утра слушал, как щенок орет, с надрывом и без всяких пауз, он понимал, что, если задет позвоночник, Улисса хватит ненадолго. Не представлявший, что в таких случаях делают, сгоряча имевший неопределенный и странный разговор с неотложкой и со знакомыми, Гонгора мог помочь только тряпочкой, смоченной в ледяной воде, льдом из холодильника да придерживанием горячих боков, чтобы не так дергались, – затих Улисс только под утро. После периода строгой диеты и сеансов принудительной гимнастики Лис стал передвигаться – ползком, задние лапки совсем не слушались. Гонгора добавил к мясному рациону больше свежей крови и начал учить Лиса ходить заново. Через месяц тот забегал резвее прежнего, но его долго еще выводили из себя попытки прикоснуться к бокам и загривку.