Артур Кларк - Фонтаны рая. Научно-фантастический роман Страница 4

На стене в строгих рамках висели портреты наших космонавтов и американских астронавтов с автографами, дипломы, почетные грамоты научных обществ. Тут же была прикреплена фотография, запечатлевшая участок неба, где предположительно обнаружили черную дыру.

В отдельном шкафу, на котором стояла каменная голова Будды, выполненная в стиле знаменитой статуи «Самадхи» из Анурадхапуры (такая, наверное, украшала келью Бодхидхармы), хранились труды и фотокопии с работ по цейлонской истории и метафизике хинаяны — ортодоксального буддизма школы Тхеравадины.

Я спросил Кларка о его ближайших планах, о возможности будущих встреч.

— С каждым годом я становлюсь все более стойким домоседом. Годы диктуют свое, а я слишком радикально мыслю, чтобы обманывать себя пустыми надеждами. Я уже попрощался с американскими друзьями, а осенью поеду в Англию проститься с семьей.

В его голубых глазах была просветленность без тени грусти. Так мог смотреть лишь мыслитель, принимающий истину без ненужных эмоций, и очень мужественный, много видевший человек.

— Я остаюсь здесь навсегда, чтобы работать. Не знаю, сколько времени мне отпущено, но постараюсь использовать его как можно полнее. Столько замыслов, идей и хочется все успеть.

Я замолчал взволнованно и смущенно, а хозяин резко встал и подошел к книжным шкафам. Мысленно прощаясь с Кларком, я не знал, что нам предстоит увидеться вновь всего через несколько месяцев на международном конгрессе в Брайтоне…

По обыкновению Кларк выложил на журнальный столик несколько своих книг, на выбор. Поскольку я собирался тогда лететь на Мальдивские острова, славящиеся своей уникальной подводной фауной, то рука сама собой потянулась к иллюстрированному изданию «Сокровище Большого рифа». Из лежавших перед нами книг я не читал только одну, последнюю, с завлекательным названием «Фонтаны рая».

На цветной суперобложке притягательно и грозно синела вершина и бритоголовый монах в шафрановой сангхати бесстрастно смотрел прямо в мои глаза. Но я не узнал гору, да и думать тогда не мог, что доведется писать об этой книге.

Ну вот, пожалуй, и все о вершине. Настало время вернуться к скале.

Взметнувшаяся над буйной тропической зеленью, она властно приковывала взгляд. От нее просто нельзя было оторваться. Внезапно возникнув на горизонте и многократно меняя цвета, она появлялась то справа, то слева от петлявшей дороги, рождая невысказанные вопросы, тревожа воображение. Сначала голубоватый, затем светло-серый в охряных подтеках исполин напоминал астероид, извергнутый в незапамятные времена из космической бездны. А еще походил он на обезглавленного великана, который шел себе семимильными шагами сквозь джунгли, будто по траве, и вдруг застыл, когда иссякла огненная кровь, клокотавшая в каменных жилах.

Где-то на шестидесятом километре мы свернули с шоссе, идущего на юг от древней столицы Анурадхапуры, и по узкому латеритовому проселку понеслись через лес. Но над вершинами эвкалиптов, над перистыми листьями пальм, где дынно золотились королевские кокосы, темнел все тот же загадочный камень. От него исходила ощутимая магнетическая сила, он словно притягивал издалека, наращивая по приближении свою непонятную власть. Словно «красное божество» в обворожительной новелле Джека Лондона… Я знал, куда еду, и мысленно был готов к встрече с чудесным проявлением человеческого гения, но геологического чуда как-то не предусмотрел. А оно было налицо, разрастаясь на небосклоне с каждой пройденной милей, слепое и вещее творение тектонических катаклизмов.

Когда кончились пальмы, связанные канатами, по которым ловко перебегали сборщики сока, который идет на приготовление хмельного тодди, открылось озеро с голубыми и розовыми кувшинками. Возможно, то самое, где по приказу Калидасы солдаты закололи царя. В невозмутимой глади отражались небо и скала, которую не заслоняли уже ничьи перевитые лианой стволы. Девушка в желтом, как буддийская тога, сари, прополоскав роскошные волосы, вплела в прическу цветок. И ожила, заколыхалась загадочная скала в потревоженном зеркале, и разом исчезло наваждение. Осталось лишь нетерпеливое предвкушение праздника.

У первых пещер, где глыбы были помечены древними знаками заклятия враждебных сил, кончились проселки и лишь каменные ступени обозначали крутую тропу. Отсюда вырубленная в скале лестница вела прямо к Яккагале, вернее к Сигирии, которую по праву называют самой драгоценной скалой в Азии.

Слово «Сигирия», точнее, «Сингхагири», в переводе означает «Львиная скала». Так нарек это необычное место Деванампия Тисса, правивший в III веке до н. э. С царствования Тиссы, собственно, и начинается документально подтвержденная хронология Шри Ланки, которую древние называли Таранатой, Тапробаном, Серендипом и еще добрым десятком имен. В России знаменитый остров в былинные времена именовали Гурмызом, а позже, вслед за латинскими авторами, Цейлоном. И только скала всегда звалась Львиной, гордясь своей изначальной причастностью к первоосновам ланкийской государственности. По сей день этот непревзойденный памятник сравнивают с животрепещущим сердцем замечательной, исконно дружественной нам страны, чей флаг несет гордое изображение льва (Не случайно, видимо, выбрано имя и еще одного персонажа — Раджасингха, дословно означающее «царь львов».). Впрочем, как часто случается в истории, подлинной славой Сигирия обязана не столько царю-основателю, сколько преступному и сумасбродному узурпатору, оставившему по себе недобрую память.

Речь идет о реальном прототипе Калидасы-Касиапе I, жившем в V веке нашей эры. Заживо замуровав отца, у которого он отнял престол, Касиапа скрылся на неприступной вершине от гнева подданных и мести ограбленного брата. Именно здесь на высоте 183 метров он велел построить дворец, оборудованный уникальной системой дренажа и вентиляции.

Даже теперь, когда ступени в скале ограждены в наиболее опасных местах стальной решеткой, подъем на неприступную вершину требует известных усилий. Особенно в жару, когда гористые джунгли вокруг так и дымятся испарениями.

Невольно вспоминаешь безвестных строителей, вырубивших этот скорбный путь по воле безумца, который возомнил себя царем-богом. Дворец, если верить хроникам, был построен в виде храма, ибо Касиапе Сигирия виделась неким подобием гималайской Кайласы — заоблачной обители надмирных существ.

Кларк приводит легенду, связывающую Яккагалу с гималайским полетом Ханумана, и опять же не случайно протягивается тонкая связь между обезьяньим божеством и крохотной обезьянкой, чья смерть стала лишь первым звеном в цепи жестоких убийств. Как это удивительно по-ланкийски! И как поразительно похож портрет обезьянки царя Калидасы на милое пушистое существо, сидевшее на коленях у Кларка. И еще одна нить, пристегнувшая реальность к роману, о которой хотелось бы упомянуть. Когда я читал о Раджасингхе «в ярком саронге индонезийской работы», то вспомнил пестрый саронг самого Кларка. Пустяк, кажется, но какой характерный пустяк!