(Грушвицкий) Орловский - Из другого мира Страница 4

Мешканцев плохо вникал в смысл ее слов и слушал только их музыку; они звенели в унисон с капелью струй и пропитаны были ароматами южной ночи. Потом спросил, отвечая больше собственным мыслям, чем фразам девушки.

- А Маргарита?

- О, - измышление тайного советника Ваймерского Двора. Я предпочитаю Фауста таким, каков он в старинных легендах и хрониках.

- Измышление Великой Матери Природы, - ответил Мешканцев и вдруг спросил, глядя в упор на собеседницу:

- Неужели вы никогда не испытывали ее зова?

Девушка молчала, и в наступившей темноте не видно было ее лица. Это мучило его, но он не мог уже остановиться и опять, словно с горы разбежался, как давеча, в разговоре о своих работах.

- Нина Павловна, наша встреча с вами - конечно, случайность, которыми полна жизнь, и мне жутко подумать, что наши дороги, скрестившись, быть может, уже больше не сойдутся.

- Почему же? - как-то неуверенно спросила Корсунская, слегка касаясь его руки. - Можно, будучи разделенными сотнями верст, работать над одним и тем же и обмениваться мыслями...

- Я не об этом, - и голос Мешканцева задрожал, - я завидую не доктору Фаусту немецкой легенды, а Фаусту тайного советника, господина Гете...

Девушка отодвинулась вдруг, и голос ее зазвучал чужим, далеким:

- Дмитрий Александрович, неужели и вы о том же? - Было слышно, как хрустят пальцы заломленных рук.

- И я? Но что же делать? Мне кажется, что я всю жизнь ждал этой встречи, искал именно вас...

- Не надо, ради бога, не надо... Мне было бы так больно, если бы омрачилось то светлое, что связало нас за эти дни...

Простите меня, голубчик, но я... не гожусь в Маргариты. Я не знаю, как вам сказать... Во мне нет струи, которая могла бы отозваться на этот зов... Я - пустая...

- Безлюбая? - повторил машинально Мешканцев когда-то слышанное слово.

- Да, безлюбая... Нельзя служить сразу двум господам. Мой уже выбран раз и на всю жизнь. А относительно вас...

- Не надо, - заговорил теперь Дмитрий Александрович, и папироса его ярко вспыхнула, освещая бледным пятном жестко сжатые губы. - Будем считать, что этот разговор кончен.

- Вы сердитесь? - спросил из темноты голос, дрогнувший теплыми нотами.

- Нет, Нина Павловна, - ответил он угрюмо после некоторого молчания, оставим это, и пусть все будет, как было.

Возвращались они молча, и Мешканцеву казалось, что пылающий Орион померк в высоте.

Дмитрий Александрович не вернулся к себе, а прошел в лабораторию, где он обычно работал вечерами, когда кончалась заводская кутерьма.

- Она права, - думал он, пуская в ход бездействовавшие приборы, остается одно: работать, работать без передышки!

Два дня прошли спокойно. С Корсунскою он виделся на заводе, все время на людях и не искал встреч наедине. Она была все такая же сосредоточенная, углубленная, и только иногда в глубине глаз ее он читал как-будто немой вопрос.

На третий день вечером странные явления возобновились. Опять лампочки сияли цветными кругами в сероватом тумане. Опять метался Мешканцев по лаборатории, чувствуя у себя за спиною, то тут, то там, в темнеющих углах или совсем рядом притаившееся нечто, невидимого посетителя, наполняющего своим присутствием просторную комнату.

Стиснув зубы, он сидел на своем месте, у аппарата, и продолжал работу, решив пересилить свои нервы и закончить начатую серию опытов. Но это становилось все труднее. Цветные круги перед глазами врывались в поле зрения и путали наблюдение. Мешканцев сидел спиной к открытой двери в соседнюю комнату и вдруг поймал себя на мысли, что ему страшно оглянуться назад, в ее зияющую пустоту, как бывало в далеком детстве, когда он начитается жутких книг.

Мешканцев через силу улыбнулся своим ребяческим страхам и быстро обернулся. Все было пусто, но эта пустота показалась еще страшнее, чем если бы он увидел самый ужасный образ, созданный фантазией. Мертвая тишина давила мозг тяжелым грузом.

Вдруг он почувствовал струю ледяного ветра, охватившую его с головы до ног. Он вскочил в испуге и остался стоять у стола, остановив широко раскрытые глаза на темном углу лаборатории. Оттуда бесшумно выплыла туманная темная фигура, почти вдвое выше человеческого роста. Тихо колеблясь, будто под дуновением ветра, и слегка меняя свои очертания, она медленно двигалась, пересекая комнату по диагонали и направляясь к столу, у которого стоял Мешканцев.

Она была похожа на пыльный вихрь, поднятый летом знойным ветром на желтеющих пожнях, но временами вершина ее заострялась, и тогда казалось, что это огромного роста темный монах в рясе и клобуке несется по воздуху, не касаясь пола.

Мешканцев не мог двинуться с места и в диком ужасе следил за движениями странной фигуры. Наконец, когда она была от него в двух-трех шагах и его охватило нестерпимым холодом, он дико вскрикнул и бросился в сторону. Темный вихрь вырос до потолка, качнулся вперед и, дойдя до противоположной стены, исчез так же беззвучно, как и появился.

Мешканцев выбежал вон.

4

7 июля.

В сущности после всего, что случилось вчера вечером, благоразумие требует оставить работу и месяца на два уехать отсюда совсем. Раз дело дошло до каких-то видений, от которых я шарахаюсь в ужасе и бегу, как ребенок от почудившейся ему чертовщины, - значит, дело дрянь. Так недолго и совсем свихнуться. Надо основательно подвинтить гайки.

А с другой стороны, именно сейчас немыслимо бросить дело, не доведя до конца этих исследований, которым, может быть, суждено открыть новую эру в истории науки. По правде говоря, я просто не в силах оторваться от этой работы, как одержимый, как пьяница от своего яда.

Я хочу сделать еще попытку. Продолжать эти исследования одному в таких условиях - значит рисковать попасть в желтый дом. Что, если попробовать вести их вдвоем? Быть может, присутствие другого человека даст некоторую точку опоры, рассеет этот дикий мираж? Ведь днем, когда я бываю на людях, я не испытываю ничего подобного.

И человеком этим может быть только Нина Павловна.

8 июля.

Разговор был коротким На предложение Корсунской принять участие в моих работах она несколько времени молча в упор глядела на меня; я храбро выдержал испытание и не опустил глаз. Это был немой поединок. Затем она протянула мне руку.

- Благодарю, Дмитрий Александрович. Я сама хотела просить вас об этом, но не решалась после...

- После того разговора? Но ведь мы условились, что ничего не было...

Она слегка покраснела и нахмурилась. Во всяком случае - договор заключен.

10 июля.

То, что случилось сегодня вечером, выходит совершенно из границ вероятного. Я стою перед загадкой, к которой не вижу ключа.

Довольно поздно вечером мы пришли с Ниной Павловной в лабораторию, где приборы работали автоматически весь день. Сразу же знакомые ощущения нахлынули на меня Надежды мои не сбылись: присутствие Корсунской не меняло дела. Но что удивительнее всего, это то, что и Нина Павловна сразу же стала проявлять признаки тревоги и беспокойства. Она поминутно оглядывалась назад, будто ища кого-то, кто стоял у нее за спиной, вздрагивала, хмурилась, и я ловил на себе временами ее растерянный, испуганный взгляд. Я думал, что просто ей передается мое напряженное нервное состояние, хотя я изо всех сил старался его не обнаруживать.