Александр Щеголев - Инъекция страха Страница 40

— С собой возьмем, ей же интересно.

— Ладно, это нескоро, потом подумаем.

Она врала. Очень натурально, черт знает что. И все-таки удивительное ощущение, когда жена врет и не подозревает, что тебе все известно.

Итак, рубашка: пуговички расстегнуты. Прочь с гладких розовых плеч. Контуры женского тела грациозно изогнулись — быстрее, еще быстрее, потому что холодно в квартире — лифчик, трусики, все прочь. Ты закрыл глаза.

— Подвинься.

У вас широкая кровать, двуспальная. Лучше бы вы раскладной диван купили, а то слишком уж много места занимает.

— Ой, как хорошо быть голой. Как я соскучилась по одеялу — день и ночь в одежде, ненавижу.

Ха, проговорилась и не заметила. Усталость, бессонная ночь, все понятно. Теперь она пахла собой, разогнав прочие инородные запахи, только собой, однако ты не позволил своим рукам двинуться с места.

— Зоя, где ткань?

— Что?

— Ну, ткань где брошена? Жалко, если пропадет.

Твой неожиданный вопрос, вероятно, подействовал на нее сильно, как ты и хотел. Впрочем, реакция жены в полном объеме была не видна, слишком близко вы лежали.

— Какая ткань?

Глухой придавленный голос. Темное лицо — совсем рядом.

— Ладно придуриваться. Махровая ткань, полтора метра в ширину, которую вы из Вильянди привезли.

— У Лены, в подвале.

Ага! Вот и уложилась в схему подруга-керамистка. Мастерская, значит, вместо склада приспособлена, понятно. «Торговка», ха-ха, «угробила великую художницу» — смешно. Нет, не смешно, а символично. «Керамистка и кукольница торгуют мануфактурой» — отличное название для скульптуры какого-нибудь концептуалиста.

— Значит, товар достаешь ты, а Лена занимается реализацией? (Ох, как смешно…) Лена у тебя начальница отдела сбыта? Сколько процентов ты ей оставляешь?

Жена заплакала. Еще и заплакала! Чего ревешь? Я бы что, ругал тебя? Стыдил? Почему ничего не рассказала, зачем было нужно это вранье?! Или у тебя кто-то есть?

— Дурак!

Взвизгнула.

— Не трогай меня!

Оказывается, ты тряс ее за плечи.

— Да, есть у меня кое-кто, есть!

И все рухнуло… Из обломков сложилась неуклюжая, угловатая фраза:

— Кто же он?

— Ты у меня есть! Со своей грустной зарплатой! А вокруг — магазины со смешными ценами! А у тебя есть я — безработная старая баба! Мы нищие, можешь ты это понять?

Она закуталась в одеяло, словно надеялась защититься этим проверенным детским способом. Розовая куколка в коконе.

— Почему не рассказала, я спрашиваю?

Ты все мог понять, честное слово. Но понять — не простить. Трудно найти что-нибудь более хрупкое, чем доверие, жаль, что женщинам этого никто не объяснил. Собственный мелкий стыд для них почему-то важнее. Страх показаться хуже, чем есть — до чего же он усложняет жизнь тонко организованных существ! К счастью, это обстоятельство ты также понимал, и навязшее в зубах «почему» представляло собой всего лишь пустую, наивную обиду.

Жена рассказывала, исправляя допущенную ошибку, а твоя обида медленно превращалась в чувство вины. Ты слушал. Сначала сосредоточенно и цепко. Потом не очень, оставив в поле своего внимания лишь отдельные значащие слова. «Повезло, что познакомилась с Верой… Девушка твоего друга Саши, помнишь, они в гости приходили… Удивительно вовремя!.. Заинтересовалась Мати… Муж моей тети, господин Мати Греппа, мы с тобой к ним в Вильянди ездили, когда Эстония еще не была заграницей… Он, оказывается, теперь кладовщиком на мануфактуре работает… Русских всех повыжимали, только мотальщиц да чесальщиц оставили… Верка — просто ужас, какая деловая, сплошные идеи, комбинации… Именно что „компания“, правильно ты сказал… Ты бы со мной развелся, если бы с ними познакомился!.. Решил бы, что я такая же, как я могла тебе признаться?.. Два раза уже ездили, очень удачно… Если честно, я в их механике ничего не смыслю… Бумажки всякие, таможня, автофургон… Без меня им все равно не обойтись, это же у меня родственник в Эстонии, к тому же Мати только ради меня старался, не стал бы он для них ничего делать… Может, конечно, и отодвинут, если какой-нибудь новой комбинацией увлекутся… В Пскове у нас промежуточный склад, ну, еще привал там устраиваем… Мать нашла местную тетку, которая взялась часть ткани распространять… Вот увидишь, Андрюша, мы скоро будем жить, как люди… Не могла я тебе рассказать, ты же мне такие гадости про Верку говорил, помнишь?..»

— Сколько нам ткани дали? — спросил ты жену, стараясь бодрыми модуляциями своего голоса заглушить нелепое, неуместное чувство вины. — Какая наша доля?

Словечки «нам», «наша» вырвались непроизвольно, но твоя жена будто ждала их. Вдруг осмелев, она выбралась из кокона, размякшая и теплая, обняла тебя — рукой и ногой — ты ответил ей, и наконец вы стали вместе.

— Моя доля — два куска. Кусок — это целый рулон, со штампом на обрезе.

— Что за штамп?

— Если стоит штамп, значит, край не срезан, иначе паспорт к рулону недействителен. Знаешь, сколько рулон на фабрике стоит? А мы с Ленкой продаем по три с половиной бакса за метр. Прибыль — в два с половиной раза.

— А что вы ночью у Верки делили?

— Три куска отличались от остальных, двусторонняя махра. Решили резать на всех, чтобы никому не обидно.

Она начала объяснять, как резали спорные куски, как ссорились из-за мест пороков — текстильного брака или непрокраса — но тебя эта тема совершенно не интересовала. Другие темы ворвались в твою душу, заполняя освободившееся место. Те, которые еще предстояло обсудить с женой, и те, которые ты не хотел обсуждать даже сам с собой. Впрочем, в определенный момент коротенького рассказа ты включился, прислушался, потому что…

Потому что речь шла о Саше. Твой друг действительно навещал ночью свою «девушку» Веру. Мало того, попытался помочь в дележке ткани, но спьяну порезал руку ножницами. Ножницы были большие, портновские. Пошел в ванную мазать рану зеленкой, и хорошо, что над раковиной, иначе весь пол испортил бы. Короче, флакон разбил, а обе руки облил так, что Веркины девчонки чуть не родили со смеху. Спьяну — все это спьяну. Наверное, что-то у него стряслось, потому что портвейн он пил, как воду. А зеленка — такая штука, которую просто так не отмоешь. Жди теперь, пока сама сойдет. Да еще пачкается вдобавок, ни до чего дотронуться нельзя. Как он с зелеными руками ходить будет?

— В перчатках, — сказал ты. — В коричневых, шерстяных. Находчивый он парень, Саша.

Очередная тайна — прочь из мозгов! День загадок и разгадок, поскорее бы уж закончился. Мирно заснуть, а потом проснуться — окончательно…

— Теперь насчет Шлемы.

Она среагировала не сразу, сонная была, размякшая.