Ким Робинсон - У кромки океана Страница 42

В тот момент меня можно было сбить с ног птичьим перышком – на худой конец подушкой. Кто знает, что еще таится в этих калифорнийских омутах? Один неосторожный шаг – и ты уже по горло в воде…

Дорис села к компьютеру, и вскоре принтер начал выдавать нам одну страницу текста за другой. Остальное, сказала Дорис, в кабинете Джона. Придется рискнуть: она-то часто работает по ночам, а вот в его кабинете ей, собственно, делать нечего. Мне было велено стоять на стреме и опасаться охранников и роботов-уборщиков.

Мы на цыпочках прокрались по коридору в кабинет ее приятеля. Снова за компьютер, снова распечатка. Я дежурил в коридоре, а Дорис ксерокопировала документы, которые нашла в письменном столе.

Она уже заканчивала, когда в коридоре появился робот-уборщик. Я лихорадочно заметался из стороны в сторону, распахнул дверь другого кабинета, набросал на пол бумаг, но увернуться не успел, и робот врезался в меня в дверном проеме.

– Прошу прощения, – сказал он. – Я убираюсь.

– Все в порядке, парень. Может, приберешь сначала здесь?

– Прошу прощения. Я убираюсь. – Он вкатился в кабинет и чем-то там щелкнул, должно быть, раздосадованный беспорядком, который я учинил. Я проскользнул мимо него и побежал к Дорис.

Часа два спустя мы вытащили на автостоянку перед зданием несколько ящиков с документами, причем едва-едва управились до того, как в лаборатории появился робот.

Снаружи нас поджидал велосипед-тандем с большим трейлером. Мы забили трейлер коробками до такой степени, что он и не подумал сдвинуться с места. Вообрази себе двоих похитителей подноготной фирмы, которые не могут увезти похищенное! Мы принялись давить на педали. Без толку. Воры, удирающие со скоростью ноль километров в час. Какой подарок для охраны!

Пришлось мне слезть и применить к трейлеру мой коронный приемчик, затем вскочить в седло и снова жать на педали, которые вращались не быстрее часовой стрелки. К несчастью, когда мы свернули с шоссе на городскую улицу, трейлер вновь замер, и понадобилось три «атомных прыжка», чтобы он покатился дальше. Правда, после, разогнавшись до пяти миль в час, мы могли за него не волноваться.

На следующий день Дорис уволилась. Теперь она на пару с Томом, которого усадила себе помогать, изучает украденные материалы. Пока не ясно, найдется ли там что-либо полезное для нас, однако Том считает, что обе компании, вполне возможно, имеют нелегальный источник финансирования или намерены использовать его при строительстве нового центра. Кроме того, некоторые документы навели старика на мысль, что тут, может быть, замешан Гонконг. В общем, рисковали мы не напрасно. Слава несгибаемой Дорис!

В знак благодарности она подарила мне одну из своих скульптур, довольно большую, из зелено-голубого керамического сплава: женщина подбрасывает в воздух птицу. Движение передано просто замечательно. Мы оба уставились на статую и некоторое время глядели на нее, не произнося ни слова.

– И давно вы этим занимаетесь? – наконец полюбопытствовал я.

– Несколько лет.

– Если не секрет, что вас побудило начать?

– Ну… Я проводила эксперимент, проверяла, как материалы реагируют на давление. Из печи появилось нечто весьма необычное, в чем я увидела форму. Обычно форму видят в облаках, а я разглядела ее тут и стала помогать ей проявиться.

Я сказал, что поставлю статуэтку у себя на террасе, когда Кевин ее достроит.

…Работа по перепланировке дома продолжается. Сейчас мой дом сильно смахивает на Парфенон: крыши нет, стен, в общем и целом, тоже. Меня уверяют, что скоро все станет на свои места. Надеюсь, что так, ибо со мной, когда я дома один, начали происходить достаточно странные вещи; быть может, когда дом достроят, это прекратится.

…Естественно, я по-прежнему чувствую себя не в своей тарелке. Однако постепенно возникает новая оболочка, создается новая жизнь. Чикаго все чаще представляется мне сном – продолжительным, необычайно ярким, но сном, который мало-помалу блекнет и забывается. Такие вот дела. Человек живет и полагает, что реальнее этого ничего быть не может. Потом это превращается в зыбкое воспоминание, а ему на смену приходит новая действительность, реальнее которой, разумеется, не может ничего быть. Никак не привыкну. Ну ладно, пиши. Жутко по тебе скучаю.

Твой Оскар».

Глава 6

Четыре часа в воздухе. Лидди наконец-то заснула. Я барабаню по клавиатуре портативного компьютера – не столько работаю, сколько пытаюсь отвлечься от надоедливых мыслей.

Стратегии изменения истории… Нужно придумать, как перейти из этого мира (пожалуйста, поскорее!) в мир книги. Главное – утопия.

Слова на дисплее появляются и исчезают, будто дни.

Линкольна не убивали, ничего подобного, нам известно, что все было иначе, что мировая история просто не могла избрать то направление… Кажется, нас кто-то ведет; но нет, теория Великого Вождя не проходит, ибо человечество не спасет никакой индивидуалист. Либо все вместе, либо…

Все или ничего. Ах, Памела…

Некая группа, которая то ли обладает влиянием, то ли нет, однако все ее члены – скажем, юристы – действуют сообща. Никак не могу отделаться от ощущения – несмотря на собственный опыт последних месяцев, – что спасти человечество может именно Закон. Допустим, выпускники юридического колледжа в Гарварде занимают наиболее важные посты в правительстве, МВФ, Всемирном банке, Пентагоне и спасают двадцать первый век. Похоже на правду? Не слишком, но, по крайней мере, возможно. Что нам мешает это осуществить? Только инерция, идеология, отсутствие воображения. У нас есть педагоги и проповедники, однако политически активных людей среди них, как и среди представителей иных профессий, раз-два и обчелся. А ведь нужно согласовать программу действий… Насколько невыполнимым должно стать то или иное дело, чтобы его осуществление оказалось никому не нужным? Нечто вроде теории конспирации, которая мало кого интересует.

Историю изменяет популярная книга, утопическое произведение, которое читают все подряд, читают и задумываются – во всяком случае пытаются, пускай даже неосознанно. Книга изменяет образ мыслей, и каждый человек начинает мечтать о новом, лучшем мире, и что-то делать…

Я прихожу в отчаяние. Как говорил Маркузе[17]: «Один из главных признаков опасности – то, что мы не можем представить дорогу, которая привела бы нас в утопию. Нам туда не добраться».

Нужно сделать только первый шаг, и ты уже там. Процесс, динамика, в движении жизнь… Мы должны найти дорогу. Наше воображение развито сильнее, чем у предков. Стоит сделать один-единственный шаг, и мы окажемся на дороге.