Ким Робинсон - У кромки океана Страница 43

И что с того? Книга-то о чем?

Я смотрю на дисплей. Моя дочь вздыхает во сне. Какое у нее лицо… Если человек не может прикоснуться к другому, которого любит, не может его увидеть…

Мы находимся в тридцати пяти тысячах футов над поверхностью планеты. Пассажиры лайнера смотрят кино. Я смотрю в иллюминатор. Земля кажется нам неизмеримо громадной, но стоит подняться над ней…

Слова появляются и исчезают, будто…

«Марсианскую» вечеринку, на которую Хэнк пригласил всю компанию, было решено устроить на природе. Они все вместе выехали из города и покатили в сторону холмов; велосипедные фары напоминали в темноте вереницу мотыльков. «Лобос», Оскар, Надежда и Том Барнард на тандеме, который так и рыскал по дороге… У каньона Черная Звезда шоссе закончилось. Оставив велосипеды у начала тропинки, дальше они отправились пешком. В рюкзаке Хэнка, который шел впереди всех, что-то позвякивало.

– Люди высадились на знаменитой красной планете, – пробормотал Оскар, в очередной раз споткнувшись, – а мы собираемся отметить это событие, блуждая во тьме, точно дикари. Космическая одиссея наоборот!

Было тепло, время от времени принимался дуть ветерок, под порывами которого вздрагивали ветви карликовых дубов, что росли на стенах каньона. То был северный ветер из Санта-Аны, который, промчавшись над Сан-Хоакином, растерял всю свою влагу и сделался горячим и сухим.

– Санта-Ана, – проговорил, принюхиваясь, Том, повернулся к Надежде и взял ее за руку. Женщина подпрыгнула. – Статическое электричество. Хороший знак.

Электрошок при каждом прикосновении.

Приблизительно через полчаса они добрались до Горячих Источников – неширокой травянистой равнины, по которой были разбросаны крохотные озерца. Тут и там виднелись платаны, дубы, ореховые деревья, которые словно охраняли озера. На берегу самого большого из озер стоял низенький домик с павильоном. Хэнк, арендовавший этот дом на одну ночь, открыл дверь и включил внутри свет. Сразу стало видно, как лопаются на поверхности озера пузырьки. Деревья шелестели листвой, скрипели в полумраке ветвями.

– Горячо, однако!

Озеро с домом на берегу располагалось достаточно близко к самому источнику, от которого его отделяли лишь два озерца поменьше. Футов двадцати в поперечнике, от трех до пяти – глубиной. Под воду, к бетонной скамье, уводили бетонные же ступеньки, дно было усыпано песчаником, который по жесткости мало чем отличался от бетона. Короче, все, что нужно, имелось в наличии.

Хэнк, Джоди, Майк и Оскар пошли в дом, класть в холодильник продукты. А остальные, сбросив с себя одежду, попрыгали в воду. Плеск, визг, восторженные вопли… Вода обжигала, но не слишком сильно; стоило коже привыкнуть, как по всему телу разливалось блаженство.

Какое-то время спустя на берегу появился Оскар – огромное белое пятно в ночной темноте. «Осторожно!» – крикнул Кевин. Оскар казался в эту минуту сказочным великаном – раза в три выше любого человека, широкоплечий, с голой грудью, громадным животом и толстыми, как стволы деревьев, ногами. Те, кто сидел в воде, не сводили с него глаз. Он вскинул голову, внезапно присел на корточки, широко раскинул руки и сделал вид, будто прыгает в озеро, летит и падает, точно гигантское пушечное ядро. «Не надо! Вода выйдет из берегов! Или дно треснет!» Оскар топнул ногой, яростно потряс черными кудрями, отбежал чуть назад, рванулся вперед, снова назад; во всех его движениях ощущалась та самая носорожья грация, которую Кевин и Дорис наблюдали в Бишопе. Из домика, привлеченные шумом, выскочили Хэнк, Джоди и Майк. Оскар неожиданно взмыл в воздух этаким большим белым китом, на мгновение завис над озером, а затем плюхнулся в воду, подняв кучу брызг.

– Господи! – воскликнула Габриэла. – Озеро-то обмелело!

– А если Оскар вылезет…

– Оскар, на берег мы вас не пустим, – выдавила сквозь смех Дорис.

Оскар выпустил изо рта струю воды, будто изображая из себя статую-фонтан.

– С какой скоростью заполняется озеро? – поинтересовался Майк. – Десять галлонов в минуту? Значит, к утру вода поднимется до прежнего уровня.

– Надо подлить в озеро текилы, – заявил Хэнк, который держал в руках поднос с бутылками и стаканами. – Это будет жертвоприношение. Давайте разбирайте.

Джоди принялась передавать стаканы.

– Эй, Джоди, мы сами справимся, сядь отдохни!

– Хэнк уже несет маски, надо поспешить. Хэнк и впрямь разложил на берегу с десяток собственноручно изготовленных из папье-маше масок.

– Здорово, Хэнк!

– Еще бы! Я провозился с ними целых два месяца.

Он начал раздавать маски, тщательно выбирая, кому какую. Кевин получил лошадиную, Рамона – орлиную, Габриэле выпало стать петухом, Майку – рыбой; Том превратился в черепаху, Надежда – в кошку, Оскар – в лягушку; Дорис стала вороном, Джоди – тигром, а сам Хэнк надел маску койота. Во всех масках были прорези для глаз и для рта – чтобы можно было пить. Отовсюду доносились возгласы и смех: люди изучали друг друга в новом обличье – причудливом, диковинном, отчасти хищном.

– Хей-хей!

Все хором повторили фразу.

Джоди спустилась по ступенькам в озеро, присвистнула, ощутив температуру воды. Стройное тело, увенчанное тигриной маской, изогнулось так, словно Джоди и впрямь превратилась в тигрицу. Хэнк расхаживал по берегу, предлагая на выбор стаканы или бутылки.

– Текила у Хэнка своя, – сообщил Том Надежде. – Он выращивает кактусы у себя в саду, сам экстрагирует, ферментирует, перегоняет. – Том отхлебнул из стакана. – Бр-р, ну и гадость! Эй, Хэнк, плесни-ка мне еще.

– По-моему, очень вкусно. – Надежда вдруг закашлялась.

– Да, текила – напиток богов, – с усмешкой заметил Том.

Хэнк замер на берегу. Выглядел он совершенно естественно, будто всю жизнь ходил без одежды и в маске койота. «Слушайте ветер!» Сквозь журчание воды, если прислушаться, можно было различить шелест ветра; внезапно в ночи словно вспыхнул яркий свет, и каньон стал виден как на ладони: узкая горловина, высокие каменные стены – обо всем этом рассказывал ветер. Хэнк сдвинулся с места, принялся бормотать себе под нос; время от времени к нему присоединялись и другие, и тогда над озером звучало великое слово «Аум». Фразы, что срывались с губ Хэнка, представлялись одновременно бесмысленными и исполненными глубокой мудрости. «Мы происходим от земли, мы – часть земли». Затем началась песня: «Ийя-ух, ийя-ух, а-умм!» Нет, то была не песня – Хэнк читал нараспев поэму, написанную на языке, которого не знал никто из присутствующих. «Мы происходим от земли, как вода, что проливается в мир. Мы – пузыри земли. Пузыри земли». Снова тарабарщина – то ли санскрит, то ли язык шошонов (какой именно, было ведомо лишь шаману). Хэнк крался по берегу озера точно койот, приближающийся к курятнику. Остальные стояли по пояс в воде и пели, отчетливо ощущая, что должны подчиняться койоту. Неожиданно койот завыл, а следом за ним все, как могли, громко залаяли на небосвод.