Кальде Длинного Солнца - Джин Родман Вулф Страница 43

прыжком оставил за собой кусок перекошенного дымящегося металла. Пулеметы третьего поплавка еще стреляли, но орудийная башенка была повернута не к ней, а к потоку мужчин и женщин, лившемуся из зданий; поплавок с ревом поднялся, окутанный облаком пыли и черноватым дымом, который ветер подхватывал и уносил прочь. Но вот его пронзил клинок азота, и поплавок с грохотом упал на бок, одновременно жалостно и смешно.

* * *

К недоумению Шелка, его тюремщики обращались с ним очень уважительно, перевязали его рану и положили его, несвязанным, на огромную кровать с балдахином, которая еще утром принадлежала какому-то невинному горожанину.

Скорее он потерял не память, а волю. С тихим удивлением он обнаружил, что ему стало все равно, сдалась ли Аламбрера, осталось ли Аюнтамьенто у власти, будет ли длинное солнце питать Вайрон еще долгие века или сожжет дотла. Раньше все это имело значение. Сейчас — нет. Он осознавал, что может умереть, но и это не имело значения; рано или поздно он все равно умрет. И если со временем, то почему не сейчас? Все закончится — закончится навсегда.

Он представил себе, как смешивается с толпой богов, их самый скромный слуга и почитатель, смотрит на их лица и обнаруживает, что есть только один, которого он хочет видеть, и это именно тот бог, которого среди них нет.

— Хорошо, хорошо, хорошо! — воскликнул хирург оживленным профессиональным голосом. — Так значит, вы — Шелк!

Он повернул голову, лежавшую на подушке.

— Я так не думаю.

— Так мне сказали. Кто-то ранил вас еще и в руку, а?

— Нет. Кое-что другое. Не имеет значения. — Он сплюнул кровь.

— А вот что имеет для меня: старая одежда. Нужно поменять. — Хирург вышел и немедленно (так ему показалось) вернулся с ванночкой, полной воды, и губкой. — Я вижу на вашей щиколотке ультразвуковую диатермическую повязку. У нас есть много людей, которым она нужна намного больше, чем вам.

— Тогда возьмите ее, пожалуйста, — сказал ему Шелк.

Хирург удивленно посмотрел на него.

— Я имею в виду, что «Шелк» стал чем-то намного большим, чем я… что я не тот, кого имеют в виду, когда люди говорят «Шелк».

— Вы должны быть мертвы, — сообщил ему хирург немного позже. — Ваше легкое опало. Вероятно, лучше расширить выходное отверстие раны, чем оставить все так, как есть. Я собираюсь перевернуть вас. Вы слышите меня? Я собираюсь перевернуть вас. Держите голову на боку, чтобы можно было дышать.

Он не стал, но хирург сам повернул его голову.

Внезапно оказалось, что он, обернутый в ватное одеяло, сидит почти прямо, а хирург колет его еще одной иглой.

— Все не так плохо, как я думал, но вам нужна кровь. Чем больше крови мы в вас вольем, тем лучше вы себя почувствуете.

Темная бутыль свешивалась со столбика кровати как спелый фрукт.

Кто-то, кого он не мог видеть, сидел у его постели. Он повернул голову и вытянул шею, безрезультатно. Тогда он вытянул руку к посетителю; и посетитель взял ее и сжал своими, большими, твердыми и теплыми. И как только их руки встретились, он понял.

«Ты сказал, что не будешь помогать, — напомнил он посетителю. — Ты сказал, чтобы я не ожидал помощи от тебя, и, тем не менее, ты здесь».

Посетитель не ответил, но его руки были чистыми, нежными и полными исцеления.

* * *

— Ты проснулся, патера?

Шелк вытер глаза.

— Да.

— Я так и подумал. Твои глаза были закрыты, но ты плакал.

— Да, — опять сказал Шелк.

— Я принес стул. Я подумал, что мы можем поговорить минуту-другую. Ты не против? — Человек со стулом был одет в черное.

— Да. Ты авгур, как и я.

— Мы вместе учились в схоле, патера. Я — Раковина, сейчас патера Раковина. Ты сидел в нескольких рядах позади меня на занятиях по каноническому праву. Помнишь?

— Да. Да, помню. Но это было давно.

Раковина кивнул:

— Почти два года назад. — Он был худой и бледный, но слабая застенчивая улыбка заставляла его лицо светиться.

— Как хорошо с твоей стороны прийти и навестить меня, патера… очень хорошо. — Шелк на мгновение замолчал, чтобы подумать. — Ты — на другой стороне, стороне Аюнтамьенто. Должен быть. Ты рискуешь, разговаривая со мной. Боюсь.

— Да. — Раковина извиняюще кашлянул. — Возможно… я не знаю, патера. Я… я не сражаюсь, знаешь ли. Совсем.

— Конечно, не сражаешься.

— Я приносил Прощение Паса нашим умирающим. И твоим умирающим, патера, когда мог. И помогал ухаживать за ними, немного. У нас не хватает врачей и сестер, просто ужас, и было большое сражение на Тюремной улице. Ты знаешь об этом? Я расскажу тебе, если хочешь. Почти тысяча мертвых.

Шелк закрыл глаза.

— Не плачь, патера. Пожалуйста, не плачь. Они пошли к богам. Все они, с обеих сторон, и ты в этом не виноват, я уверен. Я не видел сражения, но много слышал о нем. От раненых. Но если ты хочешь поговорить о чем-либо другом…

— Нет. Расскажи мне, пожалуйста.

— Я так и думал, что ты захочешь узнать, так что я могу описать его для тебя — хоть что-нибудь для тебя сделаю. И еще я подумал, что ты можешь захотеть исповедоваться. Мы можем закрыть дверь. Я поговорил с капитаном, и он сказал, что я могу делать все, только не должен давать тебе оружие.

Шелк кивнул:

— Я должен был сам подумать об этом. В последнее время меня просто захватил вихрь земных забот, и, боюсь, я мало внимания уделял духовным. — Сводчатое окно, находившееся за Раковиной, демонстрировало только темноту и их отражения. — Все еще гиераксдень, патера? — спросил Шелк.

— Да, но уже тенеспуск. Около семи тридцати, мне кажется. В комнате капитана есть часы, и было семь двадцать пять, когда я вошел в нее. Семь двадцать пять на тех часах, я имею в виду, и я пробыл там совсем недолго. Он очень занят.

— Тогда я не пропустил утренние молитвы Фелксиопе. — В голове промелькнула мысль, сможет ли он заставить себя произнести их, когда настанет утро, и должен ли он это сделать. — Значит, я не должен буду просить прощения за это, когда ты будешь исповедовать меня. Но сначала расскажи мне о битве.

— Твои войска пытались захватить Аламбреру, патера. Ты знаешь об этом?

— Я знаю, что они напали на нее. Больше ничего.

— Они пытались взломать ворота и все такое. Но они не сумели, и все внутри подумали, что они ушли, вероятно, для того, чтобы захватить Хузгадо.

Шелк опять кивнул.

— Но еще до