Глаза Гейзенберга - Фрэнк Херберт Страница 45

– Это все проклятая чепуха про рукояти и наконечники!

– Что?

– Он говорит, мы живем во вселенной, где может случиться что угодно, а это значит, что даже война остается одним из возможных вариантов, – прорычал Стетсон. – Вы читали отчет! Мы не посмели ни слова выбросить из его послания.

Джемин бросил полный страха взгляд себе за левое ухо, потом снова обернулся к Стетсону.

– Конечно.

Он прочистил горло, откинулся на спинку кресла и сложил ладони треугольником.

Стетсон сказал:

– Меня надлежит прикрепить к вашей службе как специального исполнительного помощника. В моих обязанностях будет способствовать гладкой интеграции КИ в… – Он поколебался, сглотнул. – …в ПП.

– Да… конечно. – Джемин вдруг с заговорщическим видом подался вперед. – А есть идеи, где Орн сейчас?

– Он сказал, что отправился в медовый месяц, – проворчал Стетсон.

– Но… – Джемин пожал плечами. – В смысле, с его способностями – он столько всего, по-видимому, может… В смысле, пси и все такое прочее…

– Я знаю только то, что он мне сказал. А он сказал, что отправляется в медовый месяц. И что любой нормальный человек из плоти и крови в его ситуации поступил бы точно так же.

Глава тридцать первая

Однажды пси – пси навсегда. Кто однажды стал богом, может стать чем пожелает. Я выражаю вам должное почтение, преподобный аббод, за вашу доброту и наставления. Люди так привыкают видеть вселенную набором крохотных надписанных кусочков, что начинают действовать так, будто вселенная и есть эти кусочки. Матрица, сквозь которую мы воспринимаем вселенную, должна быть прямым отражением этой вселенной. Искажая матрицу, мы не меняем вселенную; меняется лишь то, как мы на нее смотрим. Как я сказал Стету, это сродни наркотической зависимости. Если вы пристраститесь к чему-то, в том числе и к мирной жизни, со временем вам будет требоваться все больше и больше, чтобы удовлетворить свою страсть. В случае мира это ужасный парадокс: для него требуется также контраст все большего и большего насилия. Истинный мир наступает для тех, кто выработал специальное чувство для его восприятия. В благодарность за это я сдержу обещание, данное вам: человечество получит безлимитный кредит в Банке времени. По-прежнему может случиться что угодно.

– Льюис Орн – аббоду Халмираху

P.S.

Прошу, запишите, какую эпитафию я хотел бы иметь на своей усыпальнице: «Он избрал бесконечность – шаг за конечным шагом». Нашего первенца мы назовем Хэл, и пусть сам придумывает шутку о том, что это значит. Уверен, Аг ему поможет.

С любовью,

Л.О.

Глаза Гейзенберга

Глава 1

«Думаю, сегодня утром запланировали ливень, – размышлял доктор Тей Свенгаард. – Дождь так нервирует родителей… что уж говорить о врачах».

На улице поднялся ветер, и в окно ворвалась холодная зимняя сырость. Свенгаард поднялся на ноги, решив было закрыть окно, но передумал: неестественная тишина могла еще сильнее встревожить Дюрантов – родителей, которых он ждал в это утро.

Свенгаард подошел к окну, посмотрел вниз на толпу пешеходов – утренние сменщики спешили в мегаполис, ночные же, измученные, возвращались с работы, мечтая лишь о том, чтобы дотащиться до дома и упасть в постель. Несмотря на их примитивное унылое существование, в этих людских волнах чувствовались сила и движение. Свенгаард знал, что большинство из них – бездетные, стерри… стерильны, стерильны. Они прибывали и убывали – сочтенные, но бессчетные.

Он оставил включенным интерком, синхронизированный с голосовой почтой, поэтому мог слышать, как медсестра, миссис Вашингтон, отвлекает Дюрантов вопросами и заполнением анкет.

Рутина. Ключевое слово. Все должно выглядеть как обычная процедура. Дюранты и другие счастливцы, избранные стать родителями, не должны ничего заподозрить.

Доктор Свенгаард отмахнулся от этих мыслей, напомнив себе, что чувство вины недопустимо для медика. Чувство вины неизбежно вело к измене… а измена могла иметь ужасные последствия. Ведь оптиматы чрезвычайно чувствительны ко всему, что касается программы размножения.

Мысль содержала оттенок критики, и это немного встревожило доктора. Он сглотнул и сосредоточился на лозунге, который народ изобрел для оптиматов: они – Сила, которая любит нас и заботится о нас.

Вздохнув, Свенгаард отвернулся от окна, обогнул стол и протиснулся в бокс, за которым находилась лаборатория. Задержался у зеркала: седина, темные глаза, волевой подбородок, высокий лоб, суровые губы, орлиный нос. Он всегда очень гордился своим холодным, несколько надменным лицом, и в то же время осознавал необходимость временами смягчать его выражение. И сейчас он расслабил плотно сомкнутые губы и придал себе сочувствующий вид.

Да, это понравится Дюрантам – если верить оценке их эмоционального профиля.

Когда доктор Свенгаард вошел, медсестра Вашингтон уже провожала пару в лабораторию. Дождь все не унимался и барабанил по окнам в потолке. Доктор подумал, что погода подходит этой комнате: идеально вымытые стекла, сталь, пластосплав[1] и кафельная плитка… и все безликое. Дождь поливал всех без разбора… и все должны были однажды пройти через такую комнату… даже оптиматы.

Новые пациенты не понравились доктору с первого взгляда. Харви Дюрант оказался стройным молодым человеком более шести футов ростом, со светло-голубыми глазами и светлыми же вьющимися волосами. Широкое невинное лицо, светившееся молодостью. Лисбет, его столь же молодая жена, была почти такого же роста, как и ее муж, такая же светловолосая и голубоглазая, и напоминала валькирию своей крепко сбитой фигурой. На шее у нее висела серебряная цепочка с народным талисманом: латунной фигуркой Калапины, женщины-оптимата. Доктор сдержал усмешку; его позабавили абсурдность этого культа плодородия и религиозный подтекст.

Все же Дюранты были родителями и к тому же прекрасного здоровья: живое свидетельство хирургического мастерства. Доктор гордился своей профессией, он принадлежал к узкому кругу спецов, которые научились удерживать изменчивость человеческой породы в заданных пределах.

Медсестра Вашингтон остановилась в дверях лаборатории за Дюрантами и объявила:

– Доктор Свенгаард, к вам Харви и Лисбет Дюранты, – и ушла, не дожидаясь ответа. Она всегда отличалась предусмотрительностью и чувством такта.

– Дюранты! Очень рад знакомству, – начал доктор. – Надеюсь, моя помощница не слишком утомила вас всеми этими бланками и опросниками. Но, полагаю, записываясь на наблюдение, вы уже знали, что вас ждет ряд утомительных формальностей.

– Мы всё понимаем, – заверил его Харви Дюрант, а сам подумал: «Наблюдение. Неужто этот старый трюкач в самом деле решил нас дурачить?»

Доктор Свенгаард отметил приятный баритон мужчины и еще больше занервничал. Неприязнь, сразу же возникшая к этой паре, возросла.

– Поверьте, мы не хотим отнимать у вас больше времени, чем необходимо, – сказала Лисбет Дюрант и взяла мужа за руку. Незаметно сжимая его