Максим Курочкин - Аниськин и шантажист Страница 46

– Да, это точно, – поддержал его Кирилл изо всех сил тараща глаза, чтобы не рассмеяться, – а самое главное, лишат тебя за этот месяц зарплаты, не отдашь ты вовремя Анне Васильевне за квартиру, выгонит она тебя и поселят сюда кого-нибудь другого, а может, и сама Анна Васильевна переселится.

– Не, – не совсем уверенно пробормотал дед, – не выгонит. Это она только со мной лютая, а молоденьких любит.

– У них мясцо мягше, – пропищал Кирилл.

– Чаго? – опять не расслышал дед.

– Да это он так, переживает.

– Ага, переживаю, что без зарплаты и колбасы Косте купить не на что будет, и пряники к чаю вам теперь заказаны, и апельсины только по телику смотреть будете.

– Дык, Калерия подкормит, – не терял оптимизма старик.

– Калерия как узнает, что Костика зарплаты лишили, сразу

его и разлюбит. Кому нужен мужик без зарплаты?

– Калерия не из таких, – неуверено ответил дед, – хотя бабы создания противоречивые.

– Вот видишь. Так что выбирай – или без зарплаты, или придется Пелагее на разведку идти.

– Зачем же Пелагее? Я и сам схожу.

Кирилл фыркнул, а Костик задумался. Был, был на его памяти день, когда Печной ходил в разведку по заданию Костика. И надо сказать, выполнил свое задание блестяще. Наверное все-таки разведчик – это не профессия, а призвание. Дело было летом, и дед удачно замаскировался в черную хламиду, которую он назвал «нарядом восточной женщины». Костик вынужден был признать, что появлением восточной женщины в российских глубинках в наше время никого не удивишь, немного сомневался он лишь по поводу паранджи, которую напялил на себя Печной. Но когда он потребовал снять паранджу, то стало еще хуже: без паранджи дед совсем не был похож на женщину, будь она женщина востока, запада, юга или севера.

Удобство хламиды состояло еще и в том, что она скрывала под своим длинным подлом валенки деда, снять которые не было никакой возможности по причине чрезмерно разросшихся ногтей. Восточная женщина бродила по деревне, приставала к группам местных мужичков и быстро развязывала им языки. Поведение обычно робкой и стыдливой восточной женщины было не совсем логичным, но Печной маскировался именно под старую женщину, а старые женщины Востока могут себе позволить хождение в массы, их авторитет и репутация не подлежат никаким сомнениям. К тому же Костик очень сомневался в том, что Печной вызывал мужиков на откровенность с помощью своих женских чар. Он подозревал, что весь маскарад служит лишь для маскировки от Анны Васильевны – село давно знало о существовании деда на комаровской печи. Скоре всего, народ выкладывал сведения именно Печному, а не чужой женщине с Востока.

– Как же ты пойдешь в наряде восточной женщины? – спросил он деда, – сейчас не лето, замерзнешь.

– Дык, я надену под наряд доху и буду толстой восточной женщиной, – нашелся дед, – восточные мужики – они у-у-умные, все наряды шьют на один размер, самый большой, зато не надо женам новые тряпки покупать, когда она на сносях или сохнет. И худые и толстые в одном и тем же шастают. Летом я был худой восточной женщиной, теперь буду толстой. Опять же для маскировки пользительно, чтобы не заподозрили, что одна и та же баба зимой и летом по селу шкандыбает.

– Убедил, – махнул рукой Костик, – иди, разведывай.

Только смотри, чтобы все точно узнал. Нам неполные сведения не нужны.

– Все будет у полном порядке, – обрадовался Печной, скидывая с печи огроменную, как дохлая мурена, пыльную черную тряпку, призванную изображать восточный наряд. – Не старе-е-еют душой, не старе-е-еют душой ветераны…

– Ах ты сволочь поганая, ах ты кобелина некострированная, да я тебе сейчас эти конфеты знаешь куда засуну?

– Да ты че, Светк, я ж сюрприз тебе хотел сделать, – прикрывался мужик лет сорока от шоколадного артобстрела, – во бабы, не поймешь их. С пустыми руками придешь – ноют, что только на водку все трачу, шоколаду принесешь, вопят, что фигуре вредно или вообще бредятину несут. Да не изменял я тебе, не изменял, откуда ты взяла-то?

– Да все село уже знает, что Рыбий Глаз шоколадом с рогатыми женами расплачиваться велит. А я-то думаю: чего ты такой тихий с утра ходишь? А тут вот чего! Вот она разгадка-то!

Женщина схватила горсть конфет и со всей мощи зашвырнула ее в красную физиономию мужа.

– Дура, – неожиданно мирно сказал вдруг он, – ты на число сегодня смотрела?

– А то! – немного отвлеклась жена. – До отела Ночки как есть неделя осталась.

– Ночки! Только и думаешь о скотине да о глупостях всяких. А то, что сегодня восемнадцать лет как мы свадьбу сыграли, забыла.

Женщина охнула и присела на край табуретки.

– И чего? Ты эти конфеты мне? Просто так? В подарок? Без всяких дурных мыслей?

– Взвесила бы сначала, а потом орала. Там семьсот граммов шоколадных и пятьсот ирисок. А у Рыбьего Глаза какая такса?

– Кило шоколада.

– Вот то-то и оно. А тут – кило двести. Скоро пятый десяток покатит, а все считать не научилась. Двоечница.

Глава 12

Зимой-и-летом или лысая настенька

Честно говоря, местные жители не совсем понимали, зачем областной ревизор так часто устраивает облавы в но-пасаранском доме престарелых. Куда бы не приезжала ревизия, из какого ведомства бы она не являлась, в ее составе всегда был этот приличный невысокий мужчина. «Зимой-и-летом-одним-цветом», – дразнились на него обитательницы «Улыбки» за непристойного коричневого цвета костюм, в котором ревизор родился, и в котором, скорее всего, собрался умирать.

«Зимой-и-летом», судя по всему, был холост, не брал взяток и жил с мамой. Этот вывод проныры-старушки сделали из комплекта умозаключений:

1. За такого задохлика даже старушка-вдова с пятью детями не пойдет.

2. Если бы взятки брал, купил бы себе еще один костюм.

3. Должна же быть у бедняжки хоть одна душа, которая бы о нем заботилась.

Бухгалтерия какого бы объект Но-Пасарана не подверглась проверке, этот тип всегда находил время, чтобы попотрошить бухгалтерию «Улыбки». Когда он появлялся, лицо Инессы Васильевны становилось непроницаемо-строгим, она молча делала приглашающий жест в сторону своего кабинета и спокойно уходила по своим делам. Создавалось впечатление, что в отличии от всех нормальных людей, она совсем не боялась ревизора. А может быть, очень удачно делала вид, что не боялась.

Она никогда не присутствовала при работе «Зимой-и-летом». А он еще не разу не смог найти, к чему можно было бы придраться. Такое, по крайней мере, создавалось впечатление. К чести Инессы Васильевны надо сказать, что она и не пыталась как-то задобрить «проверяльщика», как-то приголубить его, как делают в других организациях. Никаких фуршетов, никаких сверточков, никаких конвертиков.